– По-погоди грозиться, да-давай сперва силой по-померяемся, – лепечет змей, а сам даже огнём пыхать забывает.

– Это мне-то с тобой силой меряться, ящер? Да я только дуну – ты и лапами кверху завалишься!

Наклонился Стан, нашарил на земле пастушью котомку, в которой сыр овечий лежал – целая непочатая голова, – и кричит:

– Ступай к реке, сыщи камень величиной вот с этот мельничный жёрнов – поглядим, кто из нас сильнее!

Змей к реке метнулся, отыскал, что было велено, приволок на бугорок.

– А теперь, ящер, попробуй-ка выжми из этого камня пахты сколько сможешь.

Стиснул змей в кулаке свой камень, поднатужился – камень и рассыпался в пыль, будто булка засохшая. Понятно, никакой пахты змей не добыл и рассердился ужасно.

– Глупый человек! Где это слыхано, чтобы из камней пахта лилась!

– Это смотря как взяться, – отвечает Стан.

Стиснул он в кулаке сыр – потекла из него пахта, землю намочила.

«Вот так силища! – думает змей. – Полечу-ка я лучше домой, пока цел».

А Стан разохотился со змеем тягаться, да и смекнул, что змей – трус преизрядный. Заступил ему Стан дорогу:

– Куда же ты, ящер? А кто отвечать будет за барашков, да за овечек, да за ягняток, которых ты из стада похитил? Нет, не отпущу я тебя – накажу за разбой!

Бедняга змей шелохнуться не смеет: а ну как Стан Сокруши-Скала дуновением его повалит, среди цветов на горном пастбище косточки схоронит?

Со страху, говорят, голова куда как быстро соображает! Вот и змей сообразил.

– Слушай, – говорит он Стану, – ты молодец хоть куда, а моей матушке как раз умелый да сильный слуга надобен. Полетели со мной! Здешние три дня всё равно что год в земном мире; ежели возьмёт тебя матушка на службу, так за каждый день семь мешков монет тебе отвалит! Соглашайся – дело выгодное!

Голова у Стана закружилась, как счёл он, сколько же это всего мешков получится. Согласился Стан служить старой змеихе, и пустились они со змеем в путь.

Долго шли местностью дикой, пустынной. Вдруг засверкали издали два огня, яркие-преяркие. Не понял Стан, что это такое, лишь на пороге змеева жилища сообразил: то глядела на дорогу, сына поджидаючи, сама змеиха-матушка. Уж она и очаг затеплила, и котёл приготовила, чтобы молоко овечье кипятить. Старая-престарая была змеиха, точно земля, точно само время; рассчитывала она, что принесёт змей-сынок молока молодильного.

Смотрит – пустой бурдюк на змеевом плече болтается. Рассвирепела змеиха, запыхала дымом-пламенем, да не успела напуститься на сына с бранью.

Живо выставил змей вперёд себя своего попутчика, зашипел ему в ухо:

– Побудь здесь, а я с матушкой потолкую, представлю тебя как следует.

А Стан давно раскаивался, что дал завести себя в этакие дикие места. Да поздно – раз уж связался со змеем, будь Станом Сокруши-Скалой, страха не показывай!

Змей тем временем свою матушку в дом увлёк и шепчет:

– Матушка, матушка! Объявился этот смертный на нашу погибель! Он камнями питается, он из жерновов пахту выжимает! Решил я, что негоже такому силачу на воле разгуливать, и прельстил его богатой наградой. Ты уж придумай, как извести проклятого!

– Не тревожься, сын мой! – отвечает змеиха. – Ещё ни один смертный из моих когтей не ускользал – и этому не ускользнуть!

Сказав так, вышла змеиха к Стану и объявила, что принимает его на службу.

Вот назавтра притащила она палицу, семь раз железной цепью обмотанную, и велела Стану со змеем силой меряться.

Подхватил змей палицу, словно пёрышко, над головой раскрутил, за три версты забросил и говорит, довольный:

– Ну, Стан Сокруши-Скала, попытай удачи – забрось палицу дальше моего!

Пошли оба за палицей. Умаялся Стан, пока три версты отмахал. Нагнулся, пощупал палицу. Похолодел от ужаса. Ясно стало Стану: соберись тут все сто его детей – и то, вместе с ним, не сумели бы они даже от земли оторвать змеево оружие.

– Что ж ты медлишь, Стан Сокруши-Скала? Метать палицу будешь ли? – спрашивает змей, а сам от нетерпения хвостом так и елозит.

– Да вот думаю: что за славная палица! Жаль такой палицей тебя жизни лишать. А ведь я лишу! Вот как размахнусь, да как раскручусь – тут тебе и погибель.

– Это всё пустые разговоры! Бери палицу да показывай, на что способен! – храбрится змей.

– Э, да ты, я погляжу, жизнью совсем не дорожишь! Ладно, швырну я палицу, только давай прежде пир устроим на три дня. По крайней мере, ещё чуток поживёшь, а погибнешь сытым.

До того спокойно говорил Стан, что тревога взяла змея. Ещё не верил он, что Стан его укокошить способен. Но с тревогой ведь как: раз уж закралась в сердце, будет точить да раздуваться.

Вернулись змей со Станом в дом, выбрали из матушкиного погреба всё съестное, притащили на то место, где палица упала, и давай пировать. Ночь наступила да и минула, заря брезжит – а Стан, на мешке со змеихиными припасами сидя, всё на небо поглядывает.

– Что ты там интересного увидал? – спрашивает змей.

– Да вот жду, пока луна закатится.

– Разве она тебе мешает?

– Конечно! Вот как размахнусь, да как раскручусь – палицу прямо на луну заброшу. Пусть уж лучше луна уйдёт с моей дороги.

Поёжился змей. Очень он палицей дорожил, ведь она ему от дедушки досталась. А ну как и впрямь затеряется на луне ценная вещь?

Подумал, подумал змей да и говорит:

– Знаешь что, Стан Сокруши-Скала, – не кидай палицу вовсе. Я за тебя её во второй раз кину, с тем и к матушке моей вернёмся.

– Ещё чего! – горячится Стан. – Непременно кину палицу – пускай только луна зайдёт.

Тут змей принялся Стана уговаривать, да умасливать, да прельщать. Еле-еле уломал – семь мешков монет посулил, только бы Стан не трогал палицы.

Вернулись они домой, змей сразу к матери бросился, зашептал в страхе:

– Матушка, матушка! Что за чудовище в доме нашем! Поверишь ли – насилу отговорил я этого Стана, не то забросил бы он дедушкину палицу прямо на луну!

Испугалась тут и змеиха. И впрямь не каждый день такие смертные попадаются!

Назавтра уже и помину не было о палице, а задала змеиха сыну и Стану новую работу.

– Ступайте за водой, – велит она и тащит двенадцать бурдюков, сшитых из воловьих шкур. – И чтобы до заката управились!

Пошли Стан со змеем к ручью. Стан глазом моргнуть не успел – а змей все двенадцать бурдюков наполнил водой, в дом отнёс, воду в кадушки вылил, а Стану притащил пустые бурдюки.

Что было делать? Стан и пустой-то бурдюк едва поднимал, а ежели водой его наполнить – и вовсе с места не сдвинешь! Но не растерялся Стан. Вынул ножик из-за голенища и давай землю ковырять возле ручья.

– Что это ты затеял, Стан Сокруши-Скала? – спрашивает змей. – Давай воду неси в дом!

– Ещё чего! Буду я напрягаться, по ложке воду таскать! Я сейчас новое русло для ручья вырою – вода сама к дому побежит!

Змей от изумления пасть разинул – а закрыть позабыл. Стоит, таращится на Стана. Вспомнился змею дедушка, тот самый, который палицу ему в наследство оставил. Любил дедушка возле ручья сиживать; а теперь что же – Стан русло изменит, дедушкину память осквернит, да ещё и дом, пожалуй, затопит.

– Послушай, Стан Сокруши-Скала, давай я за тебя бурдюки отнесу, – предлагает змей.

– Ну уж нет! – говорит Стан, а сам землю ножиком ковыряет.

Принялся тогда змей его умасливать да прельщать. Семь мешков монет посулил – насилу отговорил от страшной затеи: новое русло для ручья рыть. Спрятал Стан свой ножик с большой неохотой, пошёл к дому, а змей за ним двенадцать бурдюков потащил.

На третий день наказала змеиха Стану и сыну дрова заготавливать. До трёх не сосчитал Стан – а змей уж немало деревьев в лесу повалил да обмотал верёвками. Тогда огляделся Стан, вырвал с корнем дикий плющ, отыскал самое толстое и высокое дерево, забрался на верхушку, плющом её обвязал и петлю из плюща набросил на соседнее дерево.