– Все, что вам нужно, мы доставим сюда, – заявил Ахмед.

Врач сердито вскинулся на него:

– Дурак, я не могу привезти сюда операционный блок вместе с аптекой и стерильной обстановкой!

– Он умрет? – выпалила Наджуд с широко открытыми глазами.

– В срок, положенный Аллахом, только в срок, положенный Аллахом. Давление у него слишком, слишком высокое… Я не чародей, и у нас осталось мало лекарств. Вы что-нибудь знаете о том, что вызвало приступ? Какая-то ссора была или что?

– Нет, ссоры не было, но это точно Азаде. Это все опять она, моя сводная сестрица. – Наджуд начала ломать руки. – Это из-за нее, из-за того, что она бежала с этим диверсантом вчера утром, это бы…

– Каким еще диверсантом? – ошеломленно переспросил доктор.

– Тем диверсантом, которого все ищут, врагом Ирана. Только я уверена, что он не похищал ее, я уверена, что она с ним сбежала. Как он смог бы похитить ее из дворца? Это она вызвала у его высочества такой гнев. Мы все в ужасе со вчерашнего утра…

Тупая ведьма! – подумал Ахмед. Взрыв безумной, ревущей ярости вызвали люди из Тегерана, Хашеми Фазир и этот неверный, говорящий на фарси, и то, что они потребовали от хозяина и на что хозяину пришлось согласиться. Такой пустяк – отдать им советского, притворявшегося другом, который на самом деле был врагом, – это, конечно, не повод, чтобы взорваться? Хозяин поступил очень умно, что сразу привел все в движение: послезавтра этот русский, подгоревшее блюдо, возвращается через границу, чтобы угодить в сеть, и два врага из Тегерана возвращаются в ту же сеть. Скоро хозяин примет решение, и тогда я начну действовать. Тем временем Азаде и диверсант надежно закупорены в деревне по воле хозяина – староста прислал известие об этом сразу же, как только они появились. Немного на земле людей таких же умных, как хозяин, и только Бог решит, когда наступит его срок, никак не эта собака-доктор.

– Пойдемте, – сказал он. – Прошу извинить меня, ваше высочество, но нам нужно привезти медсестру, лекарства и оборудование. Доктор, нам надо спешить.

Дверь в дальнем конце коридора открылась. На пороге стояла Айша, еще более бледная, чем раньше.

– Ахмед, его высочество желает, чтобы вы зашли на минуту.

Когда они остались одни, Наджуд схватила врача за рукав и зашептала:

– Насколько плох его высочество? Вы должны сказать мне правду. Я должна знать.

Врач беспомощно поднял руки:

– Я не знаю, не знаю. Я ждал чего-то похуже этого уже… уже год, если не больше. Приступ был не сильный. Следующий может быть массивным или слабым, наступить через час или через год, я не знаю.

Наджуд была в панике с того самого момента, когда хан рухнул на пол несколько часов назад. Если хан умрет, его законным наследником станет Хаким, брат Азаде; оба брата Наджуд умерли во младенчестве. Сыну Айши едва исполнился годик. Живых братьев у хана не осталось, поэтому наследовать ему будет Хаким. Но Хаким в немилости, и хан лишил его наследства, поэтому должно быть назначено регентство. Ее муж Махмуд был старшим из зятьев. Он и станет регентом, если хан не распорядится иначе.

А почему он должен распорядиться иначе? – думала она, чувствуя, как ее желудок опять превращается в бездонную пропасть. Хан знает, что я могу направлять своего мужа и сделать всех нас сильными. Сын Айши – пфуй, вечно больной младенец, такой же болезненный, как и его мать. На все воля Аллаха, но младенцы умирают. Он не угроза, а вот Хаким – Хаким угроза.

Она вспомнила, как ходила к хану, когда Азаде вернулась из школы в Швейцарии.

– Отец, я к тебе с дурными вестями, но ты должен знать правду. Я подслушала разговор Хакима и Азаде. Ваше высочество, она сказала ему, что у нее был ребенок, но с помощью врача она его исторгла.

– Что?

– Да… да, я сама слышала, как она это сказала.

– Азаде не могла… Азаде не стала бы, она не могла так поступить!

– Допросите ее, только, умоляю, не говорите, откуда вы это узнали. Спросите ее именем Аллаха, допросите ее, пусть врач ее осмотрит, но подождите, это еще не все. Против ваших желаний Хаким по-прежнему намерен стать пианистом, и он сказал ей, что собирается сбежать, и попросил Азаде поехать вместе с ним в Париж. «Тогда ты сможешь выйти замуж за своего любовника», – сказал он, но Азаде ответила: «Отец вернет тебя домой, он силой заставит нас вернуться. Он никогда не позволит нам уехать без его дозволения, никогда». Тогда Хаким сказал: «Я уеду! Я не собираюсь торчать тут и попусту растрачивать свою жизнь. Я уезжаю!» Она опять: «Отец никогда этого не дозволит, никогда». – «Тогда ему лучше умереть», – сказал Хаким, и она согласилась.

– Я… я не… я этому не верю!

Наджуд вспомнила, как лицо отца сделалось лиловым и как она перепугалась.

– Клянусь Аллахом, я слышала, как они это говорили, ваше высочество, как перед Богом. Потом они решили придумать план… – Она вся съежилась, когда он закричал на нее, приказывая передать ему сказанное слово в слово.

– Слово в слово, Хаким сказал: «Немного яда в его пахлаву или в питье, мы можем подкупить слугу, может быть, нам удастся подкупить одного из его слуг, чтобы он убил его, или мы можем оставить ворота открытыми на ночь, чтобы наемные убийцы… Есть тысячи способов для любого из его многочисленных врагов сделать это для нас, его все ненавидят. Нам нужно все продумать и набраться терпения…»

Ей было легко плести свою ложь, затягивая ее пряди все туже и туже, пока она сама вскоре не начала верить в нее, хотя и не до конца.

Аллах простит меня, уверенно говорила она себе, как обычно это делала. Аллах простит меня. Азаде и Хаким всегда ненавидели нас, всю остальную семью, желали нам смерти, хотели забрать все наше наследство себе, они и эта их ведьма-мать, которая околдовала отца злыми чарами и заставила его отвернуться от нас на столько лет. Восемь лет он был во власти ее колдовства: Азаде то да Азаде се, Хаким такой да Хаким разэтакий. Восемь лет он был равнодушен к нам и к нашей матери, своей первой жене, не обращал внимания на меня, не задумываясь выдал замуж за этого увальня Махмуда, за этот вонючий, теперь лишившийся мужской силы, злобный, храпящий кусок сала, и поломал мне всю жизнь. Я надеюсь, мой муж сдохнет, изъеденный червями, но не раньше, чем станет ханом, чтобы мой сын стал ханом после него.

Отец должен избавиться от Хакима прежде, чем умрет. Да продлит Аллах его дни, чтобы он успел это сделать! Он должен успеть это сделать до своей смерти, и Азаде должна быть унижена, отвергнута, тоже погублена… даже лучше, поймана во время прелюбодеяния с этим диверсантом, тогда моя месть будет полной.

НЕПОДАЛЕКУ ОТ БАЗЫ «ТЕБРИЗ-1», В ДЕРЕВНЕ АБУ-МАРД. 06:17. На рассвете лицо другого Махмуда, исламско-марксистского муллы, было искажено от ярости.

– Ты возлежала с этим мужчиной? – орал он. – Как перед Богом, отвечай, ты возлежала с ним?

Азаде сидела перед ним на коленях, пораженная паникой:

– Вы не имеете права врываться в…

– Ты возлежала с этим мужчиной?

– Я… я верна своему… своему мужу, – охнула она.

Всего лишь несколько мгновений назад они с Россом сидели на ковре в его лачуге, быстро доедая то, что она принесла с собой, радуясь, что были вместе, готовые немедленно отправиться в путь. Староста с благодарностью и почтением принял пешкеш – четыре золотые монеты ему, и одну она тайно передала его жене, – а потом сказал, чтобы они сразу же, как поедят, потихоньку выскользнули из деревни с того края, где стоял лес, и благословил их. Вдруг дверь распахнулась, внутрь ворвались чужие люди, толпой навалились на Росса и выволокли обоих наружу, швырнув ее к ногам Махмуда и осыпая Росса ударами.

– Я верна, я клянусь в этом, я вер…