"Императрица Мария Федоровна с отвращением относилась ко всем тем, кто принимал участие в убийстве ее супруга. Она преследовала этих людей неустанно, и ей удалось удалить всех, устранить их влияние и положить конец карьере..."

"Ее горе долгое время было невыразимым... Она непременно хотела узнать всех убийц своего супруга; сама расспрашивала о них раненого камер-гусара, которого осыпала благодеяниями".

"Знал ли ты?" - спросила его мать. "Нет!" - ответил сын, искренне поверив честному слову фон Палена. "Знал - и не хотел знать", - скажет о нем Пален.

А. В. Поджио, декабрист: "...Пьяная, буйная толпа заговорщиков врывается к нему и отвратительно, без малейшей гражданской цели, его таскает, душит, бьет... и убивает! Совершив одно преступление, они довершили его другим, еще ужаснейшим. Они застращали, увлекли самого сына, и этот несчастный, купив такою кровью венец, во все время своего царствования будет им томиться, гнушаться и невольно подготовлять исход, несчастный для себя, для нас, для Николая".

Глава девятнадцатая

НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ

Солдаты любили Павла.

А. Беннигсен

Фон Пален был вездесущ: в Михайловском, потом в Зимнем, опять в Михайловском, снова в Зимнем. Успел заскочить домой и шепнул жене, "что отныне она может спать спокойно". Но дело еще не было закончено - он хорошо знал о популярности погибшего императора среди солдат, а новому императору присягнул пока один только Семеновский полк.

Поэтому Пален торопит Александра принять присягу у других полков. "В первые часы после катастрофы Александр безудержно предавался своему горю по поводу случившегося, - пишет Ланжерон. - Между тем как Пален, питавший некоторые сомнения относительно того, как станут держать себя войска, настаивал на том, чтобы он показался гвардейским полкам".

Из Зимнего дворца Александр и Константин, ведомые рукой Палена, отправляются в гвардейские полки. Там уже поверили, что Павла нет, и отвечают громким "ура!". В половине пятого присягнули преображенцы, за ними кавалергарды, потом лейб-гусары, а вот с конногвардейцами, "якобинцами", отправленными Павлом в Царское Село, произошла заминка. Они ответили молчанием на объявление командира полка генерала Тормасова о внезапной кончине императора, и под предлогом отсутствия знамен, присягу полка пришлось отменить.

Н. А. Саблуков: "На правом фланге полка стоял рядовой Григорий Иванов, примерный солдат, статный и высокого роста. Я сказал ему; "Ты слышал, что случилось?" - "Точно так!" - "Присягнете вы теперь Александру?" - "Ваше благородие, - ответил он, - видели ли вы императора Павла действительно мертвым?" - "Нет", - ответил я. Иванов заметил, что не годится приносить присягу Александру, если Павел еще жив... Между тем другой солдат, Филатьев, также заявил, что сначала необходимо видеть труп государя. Когда сообщили генералу Беннигсену, которому было вверено главное начальствование во дворце, что принято решение послать депутацию солдат, которым должно быть показано тело Павла, то он с неудовольствием воскликнул, что это пока невозможно вследствие ужасного состояния тела. Но так как солдаты прямо заявили, что иначе не принесут присяги, то нужно было решиться их впустить... Два ряда солдат были впущены и видели тело императора, - продолжает Саблуков. - Когда они вернулись, я прежде всего обратился к Григорию Иванову: "Что же, братец, видел ты государя Павла Петровича? Действительно он умер?" - "Так точно, ваше высокоблагородие, крепко умер!" - "Присягнешь ты теперь Александру?" - "Точно так... хотя лучше покойного ему не быть..."

На слова офицеров: "Радуйтесь, братцы, тиран умер", - солдаты отвечали: "Для нас он был не тиран, а отец".

Не отправь Павел караул конногвардейцев, он остался бы жив удивительное легковерие непостижимо сочеталось в нем с подозрительностью. "Павел слишком с большою поспешностью последовал обоим советам сатанинского графа Палена, характером напоминающего Яго в "Отелло", замечает Саблуков. Второй совет - забить дверь в спальню императрицы.

"Я боялся вас больше, чем всего гарнизона!" - сказал в этот день Пален Саблукову. "И вы имели на это все основания", - с достоинством ответил Саблуков. "Поэтому я позаботился о том, чтобы вы были удалены", ответил граф и, учтиво поклонившись, отошел".

В эти утренние часы Трощинский сочиняет уже другой, тут же отсылаемый в типографию манифест - о правлении Александра по заветам бабки.

"Александр в ту ночь отправился не только к полкам, но и в Казанский собор, где уже собрались Сенат и Синод; быть может, заговорщики, собрав сии сословия, намерены были привести Павла I, дабы законно лишить престола", - пишет Леонтьев, размышляя, как удалось собрать столь большое число важных особ? И отвечает: "Теми же средствами, как и мы, т. е. обманом, так как специальные офицеры еще прежде будто бы развезли сенаторам и архиереям "повестки" явиться в Казанский собор, не сообщая, для чего это нужно. Так по крайней мере рассказывал дядя мой, сенатор, действительный тайный советник Николай Васильевич Леонтьев, бывший там в соборе, но не знавший, зачем их собрали, до тех пор пока не явился Александр I и прочитан был им манифест о смерти Павла I, в котором причиной оной выставлен был апоплексический удар".

В эти утренние часы был остановлен у заставы и отправлен назад граф Аракчеев, вызванный Павлом. Греч пишет, что "заговорщики, приступая к подвигу, разослали приказ по заставам - никого не пускать в город! Полагают, что они хотели удержать за шлагбаумом графа Аракчеева, за которым послал император Павел". Слышали и другие, будто страшного противника остановили на заставе.

Ф. В. Ростопчин, "получив депешу с нацарапанными в спешке словами: "Вы мне нужны, приезжайте скорее. П а в е л", тотчас же выехал в столицу. В Москве он узнал о внезапной кончине государя и, догадавшись, как было дело, повернул обратно".

"Служба Ростопчина при императоре Павле неопровержимо убеждает, что она не заключалась в одном рабском повиновении, - писал П. Вяземский. Известно, что он в важных случаях оспаривал с смелостью и самоотвержением, доведенными до последней крайности, мнения и предположения императора, которого оспаривать было дело нелегкое и небезопасное...