Джон вымученно улыбнулся. Первая улыбка, которую он произвёл за долгое время. Возможно, ему становиться лучше. Но его сердце всё ещё являлось заложником тяжёлых оков.
— Тебе нужно поспать. Сегодня был трудный день. Да и ночью в самолёте ты почти не спал, — с заботой сказал Блейк.
— Не могу позволить себе уснуть. Вдруг я проснусь, а тебе нет, и окажется, что и не было. Всё что сегодня произошло больше похоже на сон, чем на реальность. Даже ты. Я боюсь, что ты лишь плод моего воображения. Это ощущение такое сильное временами, что мне реально страшно. Может ты меня трахнешь?
— Значит, только мой член может доказать тебе, что я настоящий? — усмехнулся Беллами.
— Мне хочется, чтобы ты был как можно ближе ко мне. Я не знаю, как можно быть ещё ближе.
— Я, конечно, очень соскучился по тебе, но впечатления после похорон твоего отца меня не особо заводят.
— Тебе помочь о них забыть? — игриво спросил Джон и прильнул к его губам.
Джон со всей страстью отдался в поцелуй. Он был для него как разряд тока в сердце для коматозного. Или как глоток воздуха для тонущего. Когда его поцеловал Беллами возле фонаря, шок перебил любые другие чувства, а теперь можно было насладиться вкусом любимых губ сполна. Джон сел на парня сверху, прижимаясь к нему своим телом. Руками он обвил голый торс парня, собирая тепло его тела и эту приятную гладкость кожи. Джон почти и забыл каково это прикасаться к нему. Сейчас это даже не желание, а необходимость. Невыносимая нужда заставляет вцепиться в парня всеми руками и ногами; целовать его губы, шею и плечи; сходить с ума от каждого прикосновения и вообще от возможности к нему прикасаться.
Беллами сразу же ответил взаимностью. Он перехватил парня обеими руками и уложил на кровать, накрывая его тело своим, попутно снимая с него остатки одежды. Его ласки совмещали в себе две несовместимости: нежность и буйную жгучую страсть. Блейк очень скучал. Это чувствовалось. Об этом говорило каждое его прикосновение и то, как он был готов растерзать тело Джона своей нежностью.
Джона совершенно не волновало, что это может быть аморально. Сегодня похоронили его отца, в этом доме спит его мать, которая находиться сейчас в трауре, а Джон в этот момент отлично трахается, и ему хорошо до безумства. Сейчас для него вообще ничего не важно. Важен только Беллами, и то, что он наконец-то рядом. Джон даже не относиться к этому как к сексу, а как к чему-то более возвышенному: как к тому, где любовь и духовная откровенная близость на первом месте, а потом уже страсть и удовольствие. Конечно, от получает невозможное количество физического удовольствия от процесса, но то, что он чувствует внутри не сравниться ни с чем. Он чувствует долгожданное уединение с тем, кого любит до одури. Чувства к Беллами он никогда не мог контролировать и никогда не сможет — но это и не нужно теперь. Джон больше не хочет ничего контролировать, он будет просто верить и слепо идти за своими чувствами, как Беллами его и просил на мосту. Как жаль, что через столько боли пришлось пройти, чтобы наконец прийти к этому осознанию. Но теперь оно ещё более ценно, а его отношения с Беллами стали самым важным в жизни Джона, ничего важнее нет. Беллами был нужен всегда, но теперь он был частью Джона, и даже заполонил большую его часть собой.
В доме царила тишина, которую Джону было не жаль заполнять своими громкими стонами. Он за столько времени впервые был счастлив на сто процентов, он получал истинное удовольствие. Ничего это не омрачало и на малую долю. За всю жизнь у Джона таких моментов было столько, что можно было на пальцах пересчитать. Даже когда появился Блейк, он вместе с любовью принёс много волнений и страха. А теперь Джон не боится. Он принимает в себя Беллами во всех смыслах.
— Ты же помнишь, что спальня твоей матери не особо далеко? — прошептал на ухо Беллами в ответ на громкие стоны парня.
— Похуй, — выдавил из себя Джон, тяжело дыша и вбирая в себя воздух, захватывая вместе с ним запах с шеи Беллами.
И в этом слове описано всё отношение Джона ко всему вокруг. Похуй на всё, что за пределами этой кровати. Его вновь переполняют чувства как в первый раз, как каждый раз с Беллами. Джон так сильно скучал, будто бы их расставание длилось года. Поэтому он так крепко вцепился в тело парня, и прижимал его к себе, обив его бёдра ногами. Он заключил его в такие объятия, с которых не вырваться. Но Блейк и не пытался вырываться, а наоборот, он размашисто влетал в Джона и доводил того до оргазма.
***
После бессонной, но страстной ночи усталость на утро дала о себе знать и просыпаться совершенно не хотелось. Но в полудрёме Джон понял, что что-то не так. Он открыл глаза, и он был один. В одну секунду по телу побежали мурашки. Выглядит всё так, как он себе воображал в страшных догадках: как он просыпается в одиночестве, а Беллами нет.
Беллами — это сон, вымышленный парень, злая усмешка судьбы. И всё это время Джон был один. Просто так сильно не хотел быть один; не хотел один ехать на похороны отца; хотел, чтобы с ним был Он — вот и придумал себе это всё.
Джон поднялся с кровати и почувствовал боль во всём теле. Это слегка успокаивало его — хоть какой-то намёк на то, что Беллами всё-таки был с ним этой ночью. Или же он настолько сошёл с ума, что всё это с собой делал сам.
Он стал судорожно искать вещи своего парня. В этой комнате должно быть хоть что-то из его вещей. Хоть что-нибудь, что докажет, что Блейк здесь. Джон чувствовал, как сходит с ума, или уже сошёл — и это было так страшно. Его начала охватывать внутренняя паника, а она не знала, что такое границы здравомыслия. В таком состоянии нельзя что-то правильно анализировать. И Джон заставил себя успокоиться. Приложил все усилия и взял волю в кулак. Он успокоил себя тем, что даже если Беллами окажется лишь иллюзией, то Джон вернётся к реальному Беллами и сделает всё возможное и невозможное, чтобы вернуть его. Потому, что после того, что он почувствовал вчера, он понял, что это не просто желание — быть с Беллами, а необходимость. Адекватная полноценная жизнь без него невозможна. И это та любовь, за которую стоит бороться, даже с самим собой.
«Если ты чувствуешь к кому-то настоящую любовь, то сделай невозможное, расшибись о стену, переступи через себя сотни раз, но сбереги её.»
Джон оделся и вышел в гостиную. Он замер от увиденного, ещё будучи на лестнице. В доме было много людей: мед работники и полиция. Джон совершенно не мог понять, что происходит, а страх сковал всё его тело, не позволяя двинуться с места. Только когда он увидел Беллами, он смог выдохнуть с небольшим облегчением. По крайней мере, тот был настоящий и с ним всё в порядке. Но всё ещё стоял вопрос о том, что здесь происходит.
Беллами, заметив парня, сразу же подошёл к нему. Его взгляд был наполнен тревогой, и Джон занервничал ещё сильнее.
— Что здесь происходит?
— Джон, — начал Беллами и обнял его за плечи, притянув к себе. Было видно, что он взволнован и ему сложно говорить.
Санитары вынесли тело, накрытое белой простынёй. Джон видел это через плечо Блейка, и его тело передёрнуло как в нервном тике. Беллами прижал его как можно сильнее, почувствовав это и то, что ему становиться тяжелее устоять на ногах.
— Это был её выбор. Она этого захотела сама.
— Что? — спросил Джон, не слыша собственного голоса.
— Там твоя мама, Джон.
— Нет, нет, нет, нет, — начал шептать Мёрфи, не веря в происходящее.
Стоять он уже действительно не мог, если бы Беллами его сейчас не держал, беря вес его тела на себя, он бы свалился на пол от бессилия. Реакция была не запоздалой, как у него бывает обычно. Его сердце разрывало от боли, а из груди вырывался крик, на который совершенно не было сил, и он застрял в горле. Этот крик иглами пронзал горло и грудную клетку. Джон буквально вчера обрёл мать — ту, о которой всегда мечтал, которая заботиться о нём и способна на чувства. Но такая мать оказалась слишком слаба, и Джон потерял её. Выдержать очередную потерю, одну за другой, и не свалиться в пропасть уже казалось невозможным. Если бы Беллами его не держал, так бы и случилось. Джону даже страшно представить, если бы его не было. Но Беллами есть. И он — не сон, не иллюзия, не фантазия.
