В комнату вошла Эмори, и тогда друзья ушли в свою комнату.

— Про твоего отца правда? — с порога спросила она.

— Слухи быстро расходятся.

Девушка посмотрела на него в тоскливом замешательстве и сразу же обняла Джона. От неё веяло духами, которые он когда-то ей подарил. Он купил их в Сиднее, ещё тогда, когда проводил каникулы с Беллами. В последнее время, все воспоминания Джона так или иначе сводились к Блейку — как будто знает он его всю жизнь. А может это от того, что у Джона было ощущение будто бы до него он и не жил.

Этот приятный свежий аромат от её волос возвращал его на берег пляжа, где Беллами сёрфил, а Джон не мог на него наглядеться. Тогда плод был ещё запретным для него, и этим до безумия сладок.

Беллами в Сиднее почти всегда ходил раздетым, максимум вещей было для него — это шорты. Только вечером он мог накинуть на себя свободную майку-разлетайку, которая не скрывала плеч парня, а иногда и накаченной груди. В Сиднее Блейка часто можно было увидеть с мокрыми от моря волосами, лучезарно улыбающегося и со счастливым блеском в глазах. Этим он заставлял Джона желать вернуться в холодный утренний лес и прижимать его горячее тело холодными руками. Но всё, что можно было делать — это смотреть, притворяясь другом. Но лучше бы так всё всегда и оставалось, чем-то, что происходит между ними сейчас. Лучше уж пусть Джон мучился от невозможности к нему прикоснуться, чем не видеть его вовсе, и стать тем, из-за кого улыбка с лица Беллами исчезла, а счастливый блеск в глазах потух.

«Если ты не умеешь строить здоровые отношения, нужно было оставаться друзьями и не клясться на чёртовом мосту в верности и доверии. Мне нужен был ты, мне не важно было в качестве кого: друга или парня, » — пронеслись в голове слова Беллами.

И Джон очень с ним согласен. Если бы он только мог вернуться в прошлое, и действовать как изначально планировал, а не потакать своим чувствам к парню. Он собирался быть ему другом, чтобы не случилось — но всё пошло не по плану. Если бы он просто ушёл тогда, когда Беллами целовался с Эхо в баре, то возможно всё бы было гораздо лучше. Глупо сожалеть о прошлом, ведь его не изменить, но невозможно избавиться от мыслей о своих косяках.

«И знаешь, это совсем не круто, всем нравится. Это мешает мне быть кем-то ещё, кроме объекта чьих-то желаний. Но так, в общем-то, почти всю мою жизнь, пока не появился ты. Хорошо, что я тогда проиграл спор и встретил тебя. Мне правда очень повезло.»

Наивный Беллами. Видимо, ему просто не суждено найти себе такого человека, о котором он мечтает. Может быть таких просто не бывает? Может он хочет чего-то нереального? Ведь искренность сейчас — наиредчайшая редкость.

«Только это не везение, а проклятье. Ты не везунчик. Потому, что я разрушаю людей и их жизни. Всё что я умею — это фотографировать! А отношение с людьми — это не моё, » — вот та истина, которой пришлось причинить боль при расставании. При чём эту истину Джон в тот момент впервые открыл и для себя самого. Тяжело быть разрушителем. Странно, что жизнь свела Беллами, который создаёт, с Мёрфи, который разрушает. Их отношения были чем-то вроде схватки добра и зла. Типа, кто победит: создатель или разрушитель. Сказки из детства лгут о том, что добро всегда побеждает. Ведь разрушать легче, чем создавать. То, что строиться годами, можно разрушить за считанные секунды. И как при таких неравных силах добро может быть сильнее? Джон никогда ещё не сравнивал себя со сказочным злодеем, но в данной ситуации он чувствовал себя именно так.

Девушка отлипла от него и сразу же заявила: — Я еду с тобой.

— Зачем?

— Что значит зачем? Поддержать тебя в трудную минуту. Мы не чужие люди-то.

— Я хочу уехать туда, не беря с собой ничего из прошлого. Я хочу обособиться от всего, что у меня сейчас есть, и стать на некоторое время никем. Не спрашивай ничего. Просто чувствую, что мне это сейчас нужно.

— Ты хочешь уехать?

— Да. Надеюсь, что смогу там остаться. Вещи собираю как раз на этот случай.

— Ты говорил, что тебе здесь нравится.

— И я не обманывал.

Девушка только сейчас осмотрелась вокруг себя, и заметив развешанные по комнате фотографии, начала рассматривать их одну за другой. После она проницательно посмотрела на Джона.

— Ты влюблён в него?

— До тебя долго доходит, — лишь с намёком усмешки ответил Джон.

Эмори замерла на несколько секунд в изумлении, после снова посмотрела на снимки и, собравшись с мыслями, продолжила:

— А я всё думала, почему я вдруг стала тебе не нужна.

Джон промычал и отрицательно покивал головой:

— Знаешь, моя жизнь кардинально поменялась, после того как я уснул пьяным на твоих коленях, а, проснувшись, увидел твоё лицо. Потом, узнав твой характер, я понял, что мне жутко повезло не получить от тебя по лицу за это.

— На меня впервые легло такое смазливое пьяное лицо, — вспомнила Эмори. — Я сначала хотела врезать, но лицо было слишком смазливое, и я решила быть добренькой.

— И когда ты это сделала, то, наверное, и не думала, что свяжешь свою дальнейшую жизнь с этим смазливым пьяным лицом, которое нагло бухнулось на твои колени, — продолжил Джон. — Да и я по началу, как дебил последний, всё, что хотел от тебя, так это уложить в кровать.

— А я прям вот сразу захотела дожить до старости и помереть в один день! — саркастично высказалась девушка. — Увидев тебя впервые, я подумала: «Что это? Неужели это мне?»

Джон широко и искренне улыбнулся.

— Вот за это я тебя и полюбил. Ты такая же, как я. Ты словно продолжение меня. Поэтому мы с тобой практически сразу воссоединились и стали одним целым. Не один человек так хорошо не знает меня, как ты. И я сразу же понял, что ты то, что мне не хватало всю мою жизнь. Я это понял ещё тогда, когда мы танцевали на террасе, воткнув по наушнику с моего плеера. Всё, что у меня нашлось из «типа медляка», так это AnnenMayKantereit — Barfuß Am Klavier. Ты сказала, что никогда не танцевала медляк под немцев, а я сказал, что просто никогда не танцевал, и что боюсь наступить тебе на ногу. Ты рассмеялась и сказала, что я веселю тебя. А я подумал: «Е-е-е, теперь она точно моя девочка». Я тогда не прогадал. Ты стала мне нужна с тех самых пор и по сей день. И чтобы не случилось, ты всегда будешь нужна. Ты — семья. Ты первая, кто подарила мне ощущение семьи, которого мне так всегда не хватало. Я и сейчас ради тебя буквально готов на всё. И я не считаю, что мы расстались с тобой. Это просто невозможно, это как выбросить часть себя.

Глаза девушки наполнились влагой. Не часто можно увидеть её расчувствованной.

— Не плачь. Мне становится ужасно грустно от твоих слёз. И не забывай, что у нас ещё есть соседи снизу — ты их затопишь.

Девушка пустила короткий громкий смешок сквозь слёзы и, подойдя к Джону, положила голову ему на плечо.

— Какой же ты придурок, бываешь. И за что я только тебя люблю?

— За смазливое лицо?

— Наверное. Вы расстались из-за меня?

— Из-за меня, — ответил Джон, и внутри всё заныло. Ведь в голове отчётливо пронеслось воспоминание, когда Беллами спрашивал так про их отношения с Эмори, и Джон отвечал точно так же — слово в слово.

— Не кори себя за это, — сказала девушка. — Мы все неидеальны, и совершаем ошибки. Ты сам говорил, что нет ничего совершенного, есть только иллюзия совершенства, а нам она не нужна. Будь неидеален и будь этим счастлив.

***

С горем пополам вещи были собраны. Джон потратил на это почти весь день, но он это сделал. После Джон подошёл к своему «мемориалу», который занял пол гостиной, чтобы снять фотографии — ведь он уезжает, а это снимки будут мешать ребятам. Но взглянув на них, он снова застыл. Смотреть на них было теперь больно. На снимках изображён родной Беллами — совсем не тот обозлившийся парень из бара; не тот, кто писал последние сообщения. А тот Беллами, который излучает свет жизни и вдохновение, который знает как заставить улыбнуться Джона, который называл его семьёй и что так будет всегда, несмотря ни на что. Жаль, что навсегда — это так мало.