Ты преданно ждешь его, а он просто арендует тебя точно так же, как арендует лофт в Южном Бронксе, черном районе, откуда надеется вскоре свалить. Он врет тебя, Бек. Постоянно. Бегает за какой-то художницей-акционисткой, которая трахает ему мозг точно так же, как он трахает тебя.
Твое следующее сообщение пришло через шесть минут, три часа и один день:
«Я в Гринпойнте. Ты сегодня не в баре?»
Отвечаю:
«Нет, но можем пересечься “У Лулу”».
Ты:
«СУПЕР! Прости за капслок. Жутко рада!»
Я жду двенадцать секунд, девять минут и ноль часов и пишу:
«Ахаха. Уже еду. В 17?»
Ты не отвечаешь. До Гринпойнта мне добираться на метро с пересадкой. В голове крутится саундтрек из «Ханны и ее сестер» – все песни сразу и так громко, что я даже не могу слушать музыку у себя на телефоне или у тебя на телефоне. Я представляю наш первый поцелуй: он случится через восемнадцать секунд, девятнадцать минут и три часа, когда мы, пьяные, будем прощаться в такси на Бэнк-стрит. Теперь я понимаю тех придурков, которые дрочат прямо в метро. Я-то не такой. Всему свое время. Поезд едет чертовски медленно «по нью-йоркской окружной». Слушай, Бек, нас уже столько связывает, а мы еще даже ни разу не трахались. У меня для тебя подарок. «Западное побережье» с подписью на форзаце:
Поезд, поезд номер ноль
На нью-йоркской окружной,
Ты возьми с собою в дом
Престарелых этот том.
Получилось не очень, зато про нас; ответный подарок укрепит завязывающиеся отношения. Поезд останавливается. Еще шестнадцать шагов, два квартала и одна улица, и… Надеюсь, Принсу довелось испытать в своей жизнь такое же счастье. Твой гребаный телефон завибрировал, когда я поднимался из подземки. Сообщение. Мне пришлось сесть. Все изменилось. Мгновенно. Ты купила новый телефон. И радостно сообщила всем об этом по электронке.
Бенджи откликнулся:
«Привет».
Ты ему:
«Приходи».
Он:
«☺».
Ты мне:
«Черт! Прости! Опять учеба. Давай на следующей неделе. Прости-прости!»
Он тебе:
«Опоздаю на час. Опять работа».
Ты ему:
«☺».
Ты улыбаешься, потому что хочешь, чтобы жизнь была простой и счастливой – без тайн и тревог, как до болезни отца. Ты пишешь, как безопасно было в Нантакете. Как клаустрофобия и комфорт идут рука об руку. Твои родители никогда не запирали дом, а ключи от машины оставляли в замке зажигания. Но наступает март, и ты готова все отдать ради встречи с незнакомцем. Пару недель назад ты написала в «Твиттере»:
«Остров #Манхэттен ничем не отличается от острова #Нантакет: поесть дорого, выпить дорого, и зимой все слетают с катушек».
Остроумно, Бек, однако Манхэттен – совсем не то, что твой драгоценный Нантакет. Позволь рассказать тебе, что я делал в прошлый вторник.
На острове Манхэттен надо запирать все двери, а не то какой-нибудь сообразительный парень может отправиться на экскурсию на фабрику по производству содовой, когда хозяина нет на месте (особая благодарность Бенджи за подробный отчет о своих действиях в «Твиттере»), попроситься в уборную и, заблудившись, ненароком попасть в незапертый кабинет хозяина, где стоит незапароленный компьютер, и найти там календарь с расписанием перформансов некоей особы с ником @LottaMonica.
И сегодня, как раз когда должна была произойти наша судьбоносная встреча, у этой особы запланирована акция по росписи стен в реконструированной пожарной станции в Куинсе. Как ее зарегистрированный фанат во всех соцсетях – на что только не приходится идти ради любви, Бек, – я имею доступ к прямой трансляции этого фантастического мероприятия. И хотя Бенджи собственной персоной не видно (в зале полно народу), повсюду стоят бутылки с его органической, мать ее, содовой. Он там! И комментарий от девицы с нелепой челкой в розовых очках это подтверждает:
«Бенджи подогнал содовую. #органические_продукты #домашняя_содовая #пей_бесплатно_или_сдохни».
Вот она, его работа. Бенджи забил на твое выступление, но не поленился скататься в Куинс посреди рабочего дня, потому что Моника – длинноногая блондинка, которая выдает свою мазню за искусство. Ты не знаешь о ее существовании и вообще веришь парням на слово. На твое выступление он свою содовую не притащил, Бек. Ты не оставляешь мне выбора. Я вынужден тебя спасать.
Опыт научил меня быть готовым к любым поворотам событий. Открываю заранее созданный аккаунт N. [email protected]. Ты, конечно, не в курсе: Натан Херцог – главный ресторанный критик в пафосном журнале, старательно отлизывающий Бенджи и другим таким же, как он, напыщенным модным придуркам. Правда, про «Домашнюю содовую» Херцог пока еще не писал, что вызывает искренне недоумение и даже праведный гнев у поклонников этого пойла, судя по комментариям на HomeSoda.com. Их до крайности удивляет, что влиятельный критик до сих пор не удосужился взять интервью у Бенджи или хотя бы сбацать колонку о его гениальном изобретении.
Что ж, пора.
Бенджи сейчас получит письмо от Натана Херцога, только что хлебнувшего самой фантастической содовой в своей жизни и осознавшего, что упустил рождение звезды.
«Есть ли у вас время для встречи? Предлагаю “Книжный магазин Муни” в Нижнем Ист-Сайде. Внизу есть кафе, где нам никто не помешает. С уважением, Н».
Не прошло и секунды, как Бенджи ответил:
«Хорошо, Натан. Польщен вашим вниманием. Уже еду».
Отвечать я не стал.
Вновь спускаюсь в метро. Думаю о тебе и пишу Кёртису, чтобы тот собирался домой, я сейчас приеду и отпущу его. И вдруг понимаю, что оплошал. Что-то не так.
«Западное побережье».
С моей подписью.
Оставляю книгу на тротуаре. Перевожу дыхание. Ведь ты отшила меня, Бек. Мистер Муни был прав: я не смогу сам управлять магазином. Я не бизнесмен, а поэт. Еще четыре остановки, одна пересадка, три квартала, две улицы и один лестничный пролет, и мы встретимся с Бенджи. Надо только вспомнить, куда я спрятал тесак.
8
Я опаздываю – навещал тебя, Бек. Мне больно смотреть на твои слезы. Знала бы ты, как я хочу обнять тебя, прижать к зеленой подушке и наполнить до краев любовью и бурлящей газировкой. Безумно хочу. Но приходится ждать. Увы! Правда, осталось уже недолго. Думаю, теперь удача повернется к нам лицом. Терпеть не могу шаблонные фразы, однако порой они бывают к месту.
Твои письма к Бенджи превратились в монологи. Ты плюешься ядом и шипишь, как змея:
«Я, мать твою, не игрушка! Не бессердечный кусок дерьма. И не бездарная шлюха-художница. Я человек. Меня нельзя взять и просто молча бросить. Слышишь? Я не потерплю. Относись ко мне, как к своей газировке. С уважением. Или знаешь что?.. Ну и пошел ты! Вместе со своей газировкой. Трахай теперь ее. Ты же ее так любишь. А меня нет. Ты вообще никого не любишь».
Чудесно написано, и я еле сдерживаюсь, чтобы не войти к тебе – не войти в тебя. Но, Бек, почему ты не отправляешь эти письма, а сохраняешь их как черновики? Пока ты не избавишься от своей дурацкой фантазии, что богатенький турист придет и спасет тебя, бедную островную девчонку, я ничего сделать не могу.
Чана права: «Слушай, Бек, было бы здорово, если б Бенджи любил тебя, но ведь он не любит. Иначе бы не врал, не просил называть его папочкой и не кидал тебя. Я даже рада, что он слился. Забудь его».
А Линн твердит свое: «Ты не думай: я не хочу замуж. И я люблю Нью-Йорк. Но лучше работать в Праге, чем в этом городе искать мужа. Нет здесь нормальных парней. Все как твой Бенджи».
Чана отвечает: «Завязывай сидеть на сайтах знакомств, Линн. Серьезно».
Ты: «Девочки, я это уже слышала и сама все прекрасно знаю. Можете считать меня сумасшедшей – я продинамила сегодня того странного парня из книжного магазина, – но смотрите, что Бенджи мне сейчас прислал: “Бек, ты победила. Я козел. Я полное дерьмо. Я… просто запутался. Прости. С Моникой все кончено. Сейчас я жду одного важного звонка по работе. Но если ты скажешь, что уходишь от меня, я готов бросить все и мчаться к тебе. Потому что ты – моя жизнь”».
