Рейчел подумала про Валентина, про Арно, про Леонарда Манрика, про то, что настоящего друга у нее все-таки нет, так она боится доверять мужчинам. Есть крепкая сестринская привязанность к Айрис, но сестренка далеко, а Реджинальд раздражает. Поэтому пришлось неопределенно пожать плечами, однако королева не заметила этого, должно быть, сочтя молчание за согласие.
Катарина медленно, словно находясь на похоронной процессии, направилась к дальним кустам, прямо по клумбам. Рейчел же, слегка поколебавшись, направилась за ней, и обе остановились у зеленой изгороди, где королева взялась за молодую ветку. Нервничая, она крутила ее и молчала, кусая до крови губы.
— Катарина, не надо… — произнесла Рейчел, тронутая чужим горем до глубины души.
— Я не заплачу, — повернулась к ней женщина. — Я так хочу, чтобы ты стала мне таким же хорошим другом, но я боюсь за тебя. Прости…
За что она извиняется?
— Значит, твоя сестра хочет в столицу?
— Да, очень…
— Я приглашу ее. При дворе бывают порядочные люди, и дети Эгмонта Окделла должны быть счастливы. Рейчел, дай тебе Создатель любить и быть любимой.
Она уже любит и будет любить вечно, но очень рада, что не призналась в этом объекту воздыханий, потому что ему ничего, кроме вина, чужого унижения и собственной смерти не нужно. Штанцлер прав — Алва ждет своего ухода в Закат и от скуки играет чужими жизнями. Потому что смеет все, что только может пожелать. Потому что очень просто уложить в постель влюбленную девчонку, а потом забыть об этом.
— Эр Рокэ любит тебя? — выдавила из себя Рейчел.
— Это мое проклятие, — в смехе Катарины звенела боль. — И я сама во всем виновата. Впрочем, я расскажу тебе все, потому что только женщина сможет понять меня до конца. Слушай, если хочешь знать правду обо мне и человеке, которому ты досталась. Потому что больше тебе никто ее не скажет. Если хочешь жить спокойно, уйди… Нет, просто уйди…
— Он… Он обижал тебя?
— Мне пришлось перенести множество ночных пыток ради зачатия наследника. Фердинанд — не мужчина, Рейчел, и они лечили его… Сначала два лекаря, потом — четверо. Дорак решил отдать меня Алве, и я согласилась. Но я ему не понравилась, о чем Алва не замедлил мне сказать, однако, как только он понял, что я его тоже ненавижу, и что к тому же часто общаюсь с Эгмонтом, что был моим другом — другом, какого прежде у меня не было, Рейчел, он стал меня объезжать. Но я не лошадь, я — Ариго! Кровный вассал Повелителей Молний! А когда они с Дораком заподозрили мою с Эгмонтом связь — вот тогда его загнали в Ренкваху!
— Что… Но ведь отец погиб на линии…
— Это так, Рокэ Алва рассказывал мне, — вздохнула королева уже спокойным, не надломленным голосом. — Но он мог просто отпустить твоего отца бежать в Агарис, без каких-либо последствий для Надора. И все-таки сделал то, что сделал. Он хотел сломать меня, и тогда у него почти получилось.
Катарина тряхнула головой, и шпильки раскрылись, волна пепельных волос мягко накрыла дрожащие плечи бесконечно одинокой в своей скорби женщины. Она говорила что-то еще, не менее страшное, про рабочий стол кансилльера, сапоги и эра Августа, но Рейчел не переставала думать о своем отце и проклинать кэналлийскую подлость.
— Дети для него не дороже щенят, но ему смешно, когда во мне, талигойской эрэа и его королеве, зреет его семя, семя Рамиро-Предателя. Когда я становлюсь уродливой и неповоротливой, как бочка, ему смешно вдвойне и втройне. О, этот человек умеет мстить! Он уже показал тебе мою «жалкую грудь». Когда я забеременею, он найдет повод каждую неделю показывать тебе мой живот и объяснять, как я похожа на корову или свинью…
— Катарина…
— Прости меня, Рейчел, — женщина опустила голову, леопардовый гнев в ней утих. — Я сошла с ума. Тогда, в день святого Фабиана… Я не могла видеть, как унижают стойкую дочь Эгмонта…
— Ты его просила?
— Да. Я надеюсь, что он не совратил тебя…
Рейчел вспомнила о бурной ночи любви в «Талигойской Звезде» и молча покачала головой. Она уже сглупила, открыв королеве свою тайну, но если признаться еще и в этом, то можно считать себя полностью уничтоженной.
В голубых глазах Катарины застыла больная обреченность, и она кивнула.
— Я не знаю, кому из нас двоих пришлось тяжелее, Рейчел, но я отлично понимаю тебя.
Герцогиня Окделл могла бы ответить теми же утешающими словами, только она сомневалась в том, что понимает уже кого-либо и что-либо вообще.
========== Глава 46. Катарина Ариго и загово ==========
Этот вечер выдался для Катарины Ариго-Оллар самым счастливым и спкойным за последние дни — а все потому, что Август Штанцлер, по договоренности с Эйвоном Лараком, передавал кансилльеру письма из Надора, посланные Ричарду. Влезать в чужую почту кансилльер не мог, при всем своем желании, потому что у него не было печати с гербом Окделлов, лишь это и останавливало престарелого дрикса. Однако такая печать имелась у самой Катарины.
Каким бы умным и смелым не хотел казаться самому себе не единожды предававший жену Эгмонт Окделл, но он был ослом. Даже не кабаном… Катарина обставила исчезновение его личной печати, которую надорский дурак возил с собой в футляре, словно потерю, а не кражу, и он заказал новую. А может и не заказывал, а обходился после того родовым перстнем, она не узнавала. В любом случае, гербу Окделлов пришла пора сыграть против своей обладательницы.
На следующее после свидания утро она пошла в кабинет кансилльера, уже точно зная, что скажет, если встретит на своем пути Алву или Дорака. Хотя, первый теперь в ближайшее время к ней зайдет вряд ли, а второй совсем перестал покидать свои покои, как доложил Катарине Штанцлер. Значит то, что она задумала, должно осуществиться.
— Здравствуйте, Ваше Величество, — недоуменно поприветствовал ее старик и закрыл поплотнее дверь за гостьей.
— О, не делайте вид, что удивлены, вы ждали меня, желая узнать наш с мальчишкой разговор, — засмеявшись, она прошла и опустилась в кресло, обитое алым бархатом — королева любила там сидеть.
— Конечно, — подтвердил Штанцлер, внимательно на нее глядя, — я был бы не прочь узнать…
— Наш мальчишка оказался девчонкой, — сказала она без обиняков, зная, что подслушивать их некому. Совсем некому. В такое раннее время даже шпионы кардинала только покидают свои нагретые постели. — Глупой северной девчонкой, про которую давно рассказал мне Эгмонт.
— Мне он ничего не рассказывал… — растерянный выдох походил на шепот.
— Куда вам до меня? Впрочем, наш разговор не об этом… Я хотела сказать, что нам следует указать девице Окделл на ее истинное место. Альдо Ракану нужна жена — и она у него будет. Если тот станет королем, а он им станет…
— Не знаю, — вздохнул кансилльер, — сейчас ни в чем нельзя быть уверенным.
Старик выглядел подавленным и обескураженным — ничего удивительного. Столько общаться с «сыном друга семьи» и не заподозрить даже, что перед ним не юнец, а девчонка! Дрикс терял хватку, это очевидно, однако Катарина рассчитывала на его пригодность в еще одном деле. Только сперва ее ход. Подняв голову, женщина строго посмотрела на Штанцлера.
— Нам нельзя тянуть время и делать вид, что все хорошо. Вечно прикидываться святой я не могу, вы это сами понимаете, а еще вы отлично должны знать, что ваше время вышло.
— Катарина…
— В последнее время Мирабелла Окделл присылала письма, адресованные Ричарду Окделлу?
— Только одно, вчера, но…
— Дайте его сюда. Вы просмотрели девчонку и должны быть благодарным, что это не обернулось против нас, — именно сейчас, когда Штанцлер в тяжелых раздумьях опустил голову и разглядывает стол темного дерева, нужно говорить о веских аргументах. — Если мы расскажем Дораку, то придется доложить и о свиданиях в монастырском саду, поэтому остается только выжать из Рейчел Окделл всю пользу, что только можно.
Охая и причитая о превратностях злосчастной судьбы, Август Штанцлер подал ей конверт из толстой грубой бумаги желтоватого цвета — очевидно в Надоре лучшей не держали даже для письма наследнику. Посмотрев на сургуч с гербом Окделлов, Катарина осторожно и не без усилий сломала его. У кансилльера имелся такой же сургуч, насчет печати можно не беспокоиться. Два аккуратно сложенных белых, к ее удивлению, листа выпорхнули к ней на колени, когда королева встряхнула конверт, держа за уголок. Теперь оставалось только раскрыть их и прочесть, а потом решить вопрос о своевременности уничтожения.
