После этого он посадил Мейсона в угол лицом к стенам и сказал те же самые слова, что и Элиасу, ни больше, ни меньше.

— Оставайся здесь на час и хорошенько подумай о том, что ты сделал!

Затем Луи поспешил утешить малышек, поцеловал их, уложил в кроватки и был с ними, пока девочки не успокоились.

— Все в порядке, сладкие, все в порядке…

Омега вернулся к Эйве, которая все ещё продолжала плакать, прижимая Пинки к груди и сжимая оторванное ухо в ладошке. Пух разлетелся на полу, и девочка пыталась его собрать.

— Пинки… — она снова всхлипнула.

Луи опустился на колени рядом с ней и спросил, может ли он взглянуть на Пинки, на что Эйва кивнула и передала ему игрушку. Омега осмотрел Пинки и понял, что сможет пришить ухо назад и еще добавить забавную заплатку или миленькую ленточку.

— Мамочка?

Луи улыбнулся ей и поцеловал в макушку.

— С Пинки все будет хорошо, я отведу его к доктору, который сможет все исправить, — весело сказал омега, тем самым приободрив свою дочку, что и сработало.

— Правда? — ее глаза слегка искрились, хотя она не улыбалась.

— Да, почему бы тебе не дать мне несколько минут, я отнесу его к врачу?

Эйва несколько раз кивнула, и Луи тоже улыбнулся. Он протянул руку и хотел вытереть её слезы, но девочка заметила раны на его руках и заволновалась за Луи.

— Мамочке тоже нужен доктор…

— Я пойду туда прямо сейчас, попрошу вылечить Пинки и спрошу его об этих ранах, хорошо?

— Извини, мамочка, Мейсон не хотел так сделать… — сказала она и чуть не заплакала, Луи осторожно вытер её красные щеки тыльной стороной ладони.

— Я знаю, но драться нельзя, потому твои братья наказаны до тех пор, пока мама не решит, усвоили ли они урок… Почему бы тебе не поиграть с кукольным домиком, пока я схожу к доктору с Пинки?

Эйва кивнула и села играть, Луи достал швейный набор и небольшую аптечку из кабинета, и ушел на кухню. Сначала он вымыл руки и осмотрел повреждения. В принципе, все было нормально, но три царапины оказались достаточно глубокими и продолжали кровоточить, но не нуждались в сшивании. Смотрясь в зеркальце, Луи промыл кровоточащие ранки на лице, продезинфицировал их и заклеил лейкопластырем. Теперь пора приступать к операции Пинки.

Луи засунул весь пух обратно в игрушку и оторванное ухо и с помощью дополнительного кусочка ткани пришил ухо обратно, после чего обмотал вокруг повязку. Омега вернулся в гостиную и заметил, что уже прошло сорок минут, и он даже не услышал, как Гарри вернулся домой! Скорее всего, его альфа только что переступил порог дома и теперь внимательно слушал рассказ Эйвы о том, что Пинки сейчас у врача.

— Эйва, доктор сказал, что теперь все будет хорошо, и наложил ему повязку! — Луи прервал их и приподнял игрушку, чтобы Эйва её увидела. Девочка обрадовалась и подбежала к Луи, мягко забирая из его рук зайчика и осматривая его.

— У него повязка? — спросила она.

— Да, доктор сказал, что Пинки надо немного побыть с повязкой, — ответил омега. Кивнув, Эйва поблагодарила его за помощь. — Не за что, милая, будешь дальше играть?

Эйва вернулась к кукольному домику и подключила к игре Пинки, а Гарри незамедлительно осмотрел перевязанные раны и царапины.

— Кто это сделал? — сердито спросил он.

— Они оба одновременно. Я сказал им посидеть наказанными час, и они на самом деле сидят все это время… — Луи покачал головой.

Гарри скинул свое пальто на пол и, проигнорировав мольбы Луи, подошел к лестнице, где на нижней ступеньке молча плакал Элиас. А когда мальчик поднял глаза на отца и заметил его разочарование, то заплакал еще громче.

— Мне так жаль, папа, мне так жаль, — снова и снова повторял он. Это разбило сердце Гарри, потому что его сын был так расстроен и напуган, а особенно напуганы были окружающие, может быть потому, что он источал слишком много негативных альфа феромонов в доме. Дети знали, что это происходит из-за них, что и пугало их.

Гарри присел напротив Элиаса и не почувствовал необходимость утешить ребенка. Он ранил Луи, и это зашло слишком далеко.

— Мне все равно, расстроен ты или сердишься, или что еще. Мы никогда не причиняем боль маме. Никогда. Понятно? — глаза Гарри предупреждающе сверкнули.

Элиас кивнул и еще раз извинился, продолжая побаиваться отца. Прежде Гарри никогда так не злился на своего сына, но и не думал, что Элиас может серьезно ранить Луи. Те раны, которые сегодня получил Луи, были не страшны, но если Элиасу будет около десяти лет, и его альфа гормоны проснутся, из-за чего он станет гораздо сильнее Луи. По сравнению с альфами омеги гораздо слабее, хотя Луи сильнее остальных омег, но он все равно остается слабее альф.

В своей человеческой форме он уязвим, как и остальные, а в форме волка может быть гораздо сильнее некоторых альф, но сейчас именно Луи надо было защищать.

— Мы должны защищать маму, Элиас, мы альфы. Мы не имеем права причинять вред маме и другим омегам.

— Я знаю, папа, мне очень жаль. Я не хотел причинять боль маме, мне очень жаль, папочка, — Элиас все еще плакал, его глаза были красными и опухшими от слез.

Гарри кивнул.

— Скажи это маме, но кроме этого ты причинил боль своим брату и сестре. Мы семья, Элиас, мы обязаны защищать друг друга и помогать друг другу. Подумай об этом, — сказал он и, встав, ушел от Элиаса, который плакал и повторял, что ему очень жаль.

Отлично.

Может быть, это научит их быть более добрыми друг к другу, ведь они не соперники, а семья.

Затем он подошел к Мейсону, который послушно сидел в углу, чуть ли не прижавшись носом к стене. Даже у него были покрасневшие и опухшие глаза, он больше не плакал, но Гарри видел, что мальчика трясет. Мейсон учуял его и осторожно оглянулся назад на Гарри, который источал вокруг сердитые феромоны и хотя попытался сдержать их, мальчик все равно заплакал. Гарри подошел к нему и снова присел рядом.

— Мама в порядке? — голос мальчика был тихим и слабым.

Глаза Гарри удивленно расширились — он никогда не слышал, чтобы Мейсон называл Луи «мамой». Иногда он обращался к Гарри «папа», но прежде не говорил «мама».

— С ним все в порядке, хотя он ранен.

Мейсон кивнул, а затем начал плакать громче, вспоминая стекающую по лицу Луи кровь:

— Я… я видел, как мамочка истекает кровью… Я не знал… я был так зол на Элиаса, я никогда раньше не видел Эйву такой грустной…

— Тем не менее, мы не нападаем друг на друга, не причиняем друг другу боль и не обижаем маму. Мама одевает тебя, кормит тебя и следит за тобой. Содержит наш дом в порядке и все делает для нас. Нам надо оберегать маму, помогать маме, но теперь у мамы много повязок, и руки мамы истекают кровью из-за вас, потому что вы не умеете контролировать себя.

— Я знаю, мне очень жаль. Я больше никогда не сделаю мамочке больно, папочка, я обещаю тебе, что не причиню мамочке вреда.

— А Элиас? — улыбнулся Гарри.

— И Элиасу я не сделаю больно…

— Тогда пойди и извинись перед братом, а потом иди к маме, — сказал Гарри, и Мейсон сделал то, что велел ему папа.

Мальчик пошел на запах Элиаса и обнаружил его плачущим на лестнице. Он знал, что папа находится позади него, но все равно нервничал. Затем Элиас поднял голову и фыркнул, увидев, что Мейсон подходит к нему. Но прежде чем Мейсон что-либо сказал, Элиас сам начал извиняться:

— Мне очень жаль, Мейсон, мне очень жаль.

Мейсон тоже извинился и подошел обнять Элиаса, который поначалу не знал, как отреагировать, но затем по-настоящему обнял брата в ответ.

— Нам нужно извиниться перед мамой, — пробормотал Элиас.

Гарри улыбнулся им обоим, наконец, они вели себя как братья. Конечно, будут драки, в свое время у него с Джеммой тоже были потасовки, но они никогда не причиняли друг другу серьезного вреда, но бывало, что они случайно царапали друг друга и не более того. Гарри наблюдал за маленькими альфами, которые вдвоем прошли через гостиную к кухне, где Луи занимался приготовлением ужина, а Эйва сидела за обеденным столом и наблюдала за ним. Альфа молча проследовал за детьми и смотрел, как Мейсон и Элиас, нервно глядя друг на друга, стояли перед дверью на кухню.