— Женька поехал к Шунту, и вы Шунта об этом предупредили?

— Нет! Честное слово, нет! Я не знаю, как они все узнали. Не знаю даже, кто меня заложил!

— Закладывают всегда ближние, иуды закладывают. — Макаров улыбнулся Томазу и даже подмигнул ему, но тот опечалился еще больше. — Ладно, засиделся я тут. Рассказывай, кто такой Шунт и как к нему добраться. Может быть, я заодно и за тебя ему отомщу, а? Если он хоть пальцем тронул Женьку…

* * *

— Только не говори, что я толкаю тебя на противоправные действия, хорошо?

Толик Шиманов, омоновец, один из тех, с которыми Макарову приходилось топтать чеченские высоты, погладил короткий чубчик:

— Олежек, бля, ты мне еще про устав и про долг с совестью что-нибудь расскажи, я, бля, в последнее время люблю на эти темы уши разувать. Надо Жеку твоего выручить — все, выручим. Это цель, а остальное меня не… колышет, говоря по-культурному. Зырянов — это светленький такой паренек, руки длинные, да?

— Правая теперь на кисть короче.

— Помню я его. Славный пацан. Вытащим хоть из-под земли, если он еще на этом свете. Бутылка с тебя.

— Дело сначала, Толик, сделать надо.

— Это не заржавеет. Картишки раскладывай, с чего пойдем?

Макаров коротко рассказал ему о своих планах. Надо добыть «Газель», бумажки-накладные, в бумажках пусть будет явная «липа», по такому случаю их пригласят в кабинет к главному, то есть к Шунту…

— Может, Толик, и по своей кафедре по складу этому что-нибудь криминальное накопаете.

— О, бля, ты меня опять смешишь! Олежка, запомни: сейчас на любой склад езжай и бери всех в кутузку! Тут такой бардак творится, что, говоря по-культурному, охренеть можно! И наркоту хранят, и оружие, и неучтенку… Но это сегодня не мое дело! Я с тобой еду как частное лицо! Я, бля, как какой-то Ваня Ванечкин, усек? Потому что по всем законам, которые ты уважаешь, я сегодня нахожусь на посту при исполнении совсем в другом месте. Теперь ты посиди у меня минут десять, а через эти десять минут к подъезду подадут и «Газель», и мамзель, и все, что ты хочешь! И все только ради тебя, Олежка! Потому что эти сценарии мне не по нутру, бля. Я бы ударил по газам, хоть на МАЗе, хоть на велосипеде, все равно прикатил бы в этот дерьмовидный ангар и набил бы всем морды! Посадил бы их на пол, как на рынке «черных» всех сажаем, и дал бы им всем, говоря по-культурному, минуту подумать… Но — хозяин барин! Будем, бля, снимать кино! Если тебе скучно жить, чего не повеселиться?

Ровно через десять минут Шиманов зашел в кабинет, бросил на стол перед Макаровым пистолет, сам разулся, убрал в шкаф легкие туфли и вытащил оттуда тяжелые берцы:

— Ствол — муляж, естественно, а вот эта обувочка — настоящее оружие. Им как е… Бля, по-культурному-то и слова равноценного не найдешь. Ладно, карета подана, куда путь держать будем?

Они уже спускались бегом по лестнице, когда Макаров сказал Толику адрес склада. Тот остановился так резко, что Олег чуть не налетел на него:

— Ты чего?

Шиманов потер пальцем переносицу:

— А ничего, однако. Это — «двадцатка», елы-палы. Туда даже мы не суемся, понял?

— Нет, — признался Макаров.

— М-да. — Омоновец все еще не сходил с места. — Поясняю для непонятливых.

— Говори.

— «Крыша» над складом. Не знаю чья, но мы туда не суемся.

Макаров прислонился плечом к крашеной стене, судорога опять пробежала по щеке:

— Я так понимаю, ты не едешь?

Омоновец с хитрым прищуром покачал головой:

— На «двадцатку», бля, не едет подполковник Шиманов, это ему противопоказано, но Ване Ванечкину все пути открыты, и он повеселится напоследок. Айда!

— Напоследок — это как понимать?

Толик уже садился за баранку «Газели», разудалая веселость на миг слетела с него:

— Опять в Грозный еду, Олежка. Есть данные, «чичики» собираются столицу свою брать, и Москва отдаст ее, не сомневаюсь, а нас туда или на заклание, или козлами отпущения… В общем, кино будет вроде того, какое мы едем делать, только масштабы другие, и все перевернуто. Бля!

За всю дорогу, отнявшую минуту сорок, Шиманов не проронил больше ни слова.

* * *

Кладовщик посмотрел накладные и выпучил глаза:

— Что это за абракадабра?

— Зачем абракадабра? — с южным акцентом и темпераментом вступил в диалог Толик. Макаров просто поразился тому, как перевоплотился его друг. — Не обижай, дорогой. Склад? Склад. Адрес правильный? Правильный. Мы тебе — бумаги, ты нам — водомерные счетчики давай, биля!

— Я тебе покажу «биля», — вскинулся кладовщик, мужчина лет пятидесяти, худой, с огромным бегающим по шее кадыком. — Не соображаешь, что это значит, не вякай, русский лучше учи. Что это за подписи у вас? Адрес правильный, а все остальное… И потом, у нас никогда в жизни и счетчиков таких не было. — Он со всех сторон рассматривал накладную и, кажется, поражался все больше и больше. — О, галиматья, а?

— Ты скажи, что коньяк хочешь, дорогой, биля! Я дам коньяк. А ты мне — счетчики.

Кладовщик осатанел:

— Не обзывайся! Я тебе обзовусь! Приезжают тут и начинают хреновину пороть! — Он схватил телефонную трубку, не набирая номера, сказал: — Шунт, тут с бумагой непонятной приехали, адрес наш указан, насосы хотят получить… Фу ты, счетчики водомерные, я о таких даже не слышал… Ну я им все это и объясняю, а они коньяк суют. Ну какой, хороший коньяк, не греческий, конечно. Ага!

Он положил трубку и откинул деревянную перегородку:

— Идите к начальству, там разбирайтесь.

— Спасибо, биля!

Макаров хотел было пойти первым, но омоновец умело оттер его плечом:

— Я задачу понял, так что доверь инициативу мне. До поры до времени сопи в две дырочки и перенимай опыт братьев по оружию.

Зашли в просторный кабинет. За столом — прилизанный, весь на «ша», парень лет двадцати пяти. Кисловатое выражение лица, брезгливо сведенные губы. Навстречу вошедшим он не поднялся, лишь спросил лениво:

— Что там у вас?

Шиманов с бутылкой коньяка последовал к столу. Поставил бутылку. Потом без размаха, совершенно неожиданно даже для Макарова, ударил Шунта в лоб. Удар был таким, что Шунт перелетел через спинку тяжелого кресла, к потолку поднялись его ноги, задрались штаны, обнажив голубизну кальсон. Ноги эти еще не успели опуститься, а Толик уже был за креслом, приподнимал завскладом за лацканы пиджака своей огромной ручищей и искал глазами хорошее место, куда можно швырнуть этот груз. Нашел. Дальний угол кабинета был заставлен картонными коробками, вот туда и спикировал Шунт.

Толик опять шагнул к нему, уже лежащему горизонтально, и сказал почти примирительно:

— Лежачего не бью, поднимайся, тварь ты этакая, чтоб еще раз к твоей морде руку приложил.

Шунт лишь замычал в ответ, рука его заскользила под пиджак, но Шиманов угадал ее движение и первым добрался до наплечной кобуры. Сказал при этом:

— Смотри, Сань, он как настоящий, вооруженный. — И опять с нескрываемым наслаждением двинул противника по челюсти.

Макаров сначала не понял, с чего это Толик перепутал его имя, но потом до него дошло: омоновец не исключает, что Шунт очухается и попробует найти своих обидчиков. Пока же завскладом был в отключке.

— Ну что, гнида, еще пару раз тебя звездануть — и можно вопросы задавать, так?

Нет, Макаров ошибся, соображать Шунт не перестал. Разул ставшие мутными глазки:

— Спрашивайте.

Олег присел на корточки:

— У тебя был парень без правой кисти руки, Зырянов. Где он?

Шунт наморщил лоб, делая вид, что вспоминает.

— Это когда было?

Шиманов улыбнулся:

— Я же говорил: еще два удара не хватает. После них все вспомнишь.

— А, да… — затряс головой Шунт, но Толик уже пустил в ход кулаки, и ему пришлось сделать вынужденную паузу. — Да, — простонал он минуту спустя, — был Зырянов.

— То, что был, можно и не признавать. Вопрос по-другому стоял: куда он делся?