Ладно, рапорт при встрече. Прийти скоро должен поручик, уже вечер, холодает, а куртка его висит.

Женька, Женька. Хороший парень, вот только энергия через край бьет. К Лесе в деревню его на недельку взять, что ли? Пусть там с Павловичем навоз вилами побросает, огород вскопает — во благо силу его обратить надо, чтоб она дурью не стала. Точно, дня через три они туда и поедут.

А за эти три дня кое-что успеть надо. Первое — поставить хорошее надгробье Тамаре, с фотографией. С той, которая нравилась ему и ей. Лет десять назад, может, даже больше, был сделан тот снимок. Там у жены несвойственная ей мягкая улыбка.

Так, где можно разыскать альбом со снимками? Скорее всего, среди журналов, которые покупала Тамара. «Экран», «Силуэт», «Бурда»… Стоят ровными стопками в нижней секции шкафа.

Альбом наверху, вот он.

Макаров взял его, пошел к журнальному столику, включил настольную лампу, стал листать. Дальше, дальше, дальше… Стоп, это уже совсем далеко, фотография была поближе, на той странице еще красной пастой был нарисован чертик. Это к ним в гости соседи с сынишкой приходили, взрослые посмотрели альбом, начали пить водку, а мальчишка взялся за фломастер…

Вот он, чертик.

Олег выключил настольную лампу, потом опять включил ее. Нет, никакое это не видение. На месте знакомого снимка неопрятно, что само по себе уже странно, был наклеен другой, совершенно дурацкий, долгое время валявшийся среди неоприходованных фотографий в обычной картонной коробке, лежавшей в том же шкафу, возле альбома. Пикник, лесная полянка, человек десять сидят на траве с бокалами и стаканами, все уставились в объектив…

Глянец — пятнами, резкость отвратительная. Клей выступил по краям снимка, прихватил соседнюю страницу, потому Макаров вначале и пролистал этого чертика, не увидел его.

Загадочка.

Олег теперь уже более внимательно пролистал весь альбом, от первой до последней страницы, проверил, так сказать, свою зрительную память, которой он всегда гордился. Не хватало по крайней мере трех снимков. На одном Тамара была еще школьницей, стояла с портфелем и букетом цветов. На втором она в купальнике на пляже. Купальник очень смелый для ее сорока лет, но зато здорово смотрелась фигурка…

Макаров сразу же подумал о Волчковой. Она тут копалась в вещах, возможно, наткнулась на альбом, взяла то, что ей понравилось… Но зачем надо было переклеивать фотографии?

Он набрал номер телефона Валентины Сидоровны без всякой надежды застать ее дома. Тетка то по соседям бегает, то у подъезда на лавочке сидит. И точно: длинные гудки, никто не берет трубку.

Ладно, это не срочные дела. Видно, сама Тамара изъяла, может… Да кто ее поймет, женскую логику?

На надгробье придется взять другую фотографию. А сейчас можно и поспать. Ключи у Женьки есть, дверь сам откроет, когда бы ни пришел… Гулена.

Макаров погасил настольную лампу, вышел из зала, мельком взглянул на вешалку… Потом остановился, взял в руки Женькину куртку, поднес ее ближе к свету.

Светлая подкладка ее правого рукава была темной от крови.

* * *

— Вы из милиции? А мы не вызывали милицию…

Женщина, открывшая Макарову дверь, все же посторонилась и пропустила его в комнату. Олег сразу пошел на голос, болезненный, натужный, раздавшийся из комнаты с красивой витражной дверью:

— Кто там, Лора?

— Это я, — сказал, входя, Макаров.

Человек с болезненным голосом лежал на широкой кровати. Голова его была похожа на темный металлический шар, залепленный десятком узких белых полосочек. Такие клеят где попало, и пишут объявления типа «Пропала кошка с белыми лапками…».

— Томазик, наверно, это милиция, — сказала женщина, нерешительно разглядывая Олега.

— Вы милиция? — спросил черный металлический шар с белыми объявлениями.

— Я Макаров, — Олег, не дожидаясь приглашения, сел на стул рядом с кроватью. — Как самочувствие?

— А, так вы врач, — с облегчением сказала женщина, но тут же спохватилась. — Но мы и врача не вызывали, нам не нужен врач!

— А кто вам нужен? — спросил Макаров. — Может, сиделка?

Женщина совершенно не поняла его шутки, начала говорить, что для лечения Томазика созданы и так все условия, но сам Томаз уже кое-что сообразил и попросил:

— Выйди, Лора, нам поговорить надо.

Лора сузила глазки:

— Стол накрыть?

— Нет, — слишком поспешно ответил торгаш. — У нас, я так понимаю, будет короткий деловой разговор.

Женщина аккуратно закрыла дверь.

— Насчет стола — это что-то вроде пароля, да? — спросил Макаров.

Томаз, не отвечая, молча смотрел на него своими печальными глазами.

— Хорошо, начнем без предисловий. — Макаров сжал кулаки и положил их себе на колени. — Меня интересует Евгений Зырянов. Что вы можете сказать по этому поводу?

Томаз вздохнул, как всхлипнул, но потом все же собрался и решил изо всех сил выглядеть понезависимей.

— Кого это — «меня»? Вы какую контору представляете? И почему пришли ко мне?

— Ладно, отвечу. Мой товарищ не вернулся домой, хотя должен был, и в кармане его куртки я обнаружил записку с вашим именем и телефоном. Кто я — это неважно, думаю, знакомство наше долго не продлится. Так, нет?

— Вы без гранаты пришли?

Макарова вопрос поставил в тупик:

— Какая граната? При чем тут граната?

Томаз горестно улыбнулся:

— Ваш дружок ею меня пугал.

— Если вы скажете, что на лице — следы от гранаты, я не поверю. Я вообще не поверю, что вас бил Зырянов. Следы побоев просматриваются с обеих рук, а у него — всего одна, левая.

— Мне не только лицо разбили… — начал было говорить Томаз, но Олег его перебил, еще раз напомнив, что он не врач и осматривать его руки-ноги с грудной клеткой не намерен.

— Где Зырянов?

Торгаш молчал, потом выдал:

— Меня из-за него так отделали. Теперь могут совсем убить. Я ничего вам не скажу.

Олег пожал плечами.

— Вы останетесь в проигрыше, Томаз. Женьку я так или иначе найду, но тогда уж на каждом перекрестке раззвоню, что всю информацию о нем получил от вас. Не думаю, что в этом случае вам будет легче.

— Но я вправду не знаю, где ваш дружок. Мы поговорили и расстались с ним. И все.

— О чем поговорили?

— Если вы с ним заодно, то и так все знаете. Его интересовал Рамазан.

Макаров так стремительно встал со стула, что Томаз в испуге дернулся и застонал, скривившись.

— Рамазан? Это точно, Рамазан?

Торгаш только чуть кивнул.

— И что ты ему сказал про Рамазана?

— А что я мог сказать? Я ничего не знаю. Мне привозят от него товар, я его продаю — и все!

Макаров вновь сел и уже основательно перешел с собеседником на «ты»:

— Куда Зырянов от тебя ушел?

— Он мне не докладывал. Я сказал, что ничего о Рамазане не знаю, на этом мы и расстались.

— Если бы вы на этом расстались, у тебя бы морда лица почище была. Это раз. Если Зырянов к тебе приходил, то он наверняка знал, что ты кое-какой информацией владеешь, это два. А теперь три: скажи, кто тебя лупил, и я узнаю, куда пошел от тебя Женька. Это — логика, понимаешь? Наука есть такая.

Томаз молчал, уставя тоскливый взгляд в потолок. Казалось, он вот-вот расплачется.

Олег продолжал его ломать:

— Поверь, я ведь не остановлюсь на полпути. Я начну его искать сам. Ниточки есть для этого. В записке еще сказано о каких-то турецких куртках, я этот след проработаю. Я с Рамазаном не раз встречался и обязательно повстречаюсь еще раз…

— Враки, — хмыкнул торгаш.

— Чем доказать, что не вру?

— У него на правой руке татуировка. Какая?

Олег вспомнил руки Рамазана, длинные музыкальные пальцы, тщательно обработанные ногти…

— У него нет татуировок. Но на мизинцах — длинные ногти.

Томаз закрыл глаза.

— Конечно, может быть, он их иногда срезает…

— Не срезает, — сказал торгаш. — Ваш Зырянов собирался на следующий день после встречи поехать на склад к Шунту… Все! Он убьет меня, если узнает, что я о нем рассказал.