Альдар, кстати, тоже выглядел слегка удивленным:
- Ну… это на самом деле большой вопрос – кто, кого и чему научил.
В глазах у человеческого короля плясали черти – это как же я раньше не заметила в них чертей такого размера?
- О! Даже так? Девушка, милая, а тебе точно нужно в Радужный Лес? Может, ты у нас, в Дармире, останешься? Кстати, а почему ты обратилась ко мне так, как будто меня много? И что означает словосочетание «ваше величество»? Слова, вроде бы, знакомые, но как-то они у меня в голове друг с другом не состыковываются.
Я улыбнулась:
- Так у нас принято обращаться к королю.
- Как интересно! И непонятно. Ты хочешь сказать, что к нему обращаются так, как будто его много, даже если он один?
Во, блин, ваше величество! Вот как ему объяснить происхождение этих тараканов в головах у жителей Земли? Что, обращаясь к монарху, человек как бы обращается к стране, которую он возглавляет, к ее жителям, отсюда и обращение на «вы», и все остальные заморочки?
Мне на выручку пришел Альдар:
- Между прочим, дама поинтересовалась твоим именем, снизошла, так сказать, а ты…
Нет, ну, что я не заметила чертей такого размера в глазах у человеческого короля, это еще объяснимо – мы с ним, можно сказать, и не общались. А вот почему я их не замечала до сих пор у Альдара?
Человеческий король спохватился и даже стал серьезным. Ну… почти. Приложил руку к груди и склонил голову:
- Веларг ли Мирунг, к твоим услугам, красавица. Регар Дармиры, как бы, между прочим. Так, что если ты решишь остаться… ну, зачем тебе эти колдуны остроухие? Сама подумай – люди человеку и ближе, и понятней.
Альдар смотрел на Веларга с непередаваемым выражением – мой царственный альфар явно был без ума от своего человеческого собрата, не в каком-то там сексуальном смысле, а вообще. Даже мысль почему-то мелькнула, что он имеет прямое отношение к необъяснимому преображению человеческого короля – ну, если принять во внимание его магические способности, и все такое.
- Веларг… если она останется – и я останусь. А оно тебе надо?
- Ну… с одной стороны, ты мне всех красоток перепортишь, а с другой – где я еще такого собутыльника… тьфу, ты, собеседника найду? А если серьезно… неправильно это как-то – расставаться сразу после знакомства. Кстати, звать-то тебя как, краса ненаглядная?
Я улыбалась, пытаясь понять, каким образом человек, в глазах у которого еще несколько дней назад не отражалось практически никаких эмоций, умудрился превратиться в искрящегося весельем балагура:
- Алина. Алина Боголюбова. Мой мир называется Земля, страна – Украина.
Смоляные брови Веларга удивленно дрогнули:
- Как ты сказала – Земля? Может, я понял неправильно? В каком смысле – земля? Почва, что ли? Это кто ж додумался ваш мир так назвать?
- А никто не знает. Но если судить по тому, что слово «земля» действительно означает «почва», «грунт», вполне возможно – она сама себя так назвала.
- Да? А страну твою кто окраиной назвал? И чего она окраина – мира, что ли?
Люди из свиты Веларга, как и альфары, которые приехали с Альдаром в Дармиру, наблюдали за нашим разговором с одинаковым неподдельным изумлением на лицах. Кстати, об альфарах. Глядя на них, я невольно вспомнила незабвенного Александра Сергеевича: все красавцы удалые, все равны, как на подбор… ну, и так далее, по тексту. Судя по всему, физическое совершенство – это их видовая особенность. И, в отличие от людей этого мира, альфары не казались мне все на одно лицо – в каждом была какая-то своя изюминка. Но вот смотрели на меня все они почему-то одинаково. И если безмерное удивление на лицах еще можно было как-то объяснить – я слишком сильно отличалась внешне от людей, к которым они привыкли, то неизменное восхищение в ярких разноцветных кошачьих глазах – объяснить было нечем. Хорошо, хоть мужского интереса за этим восхищением не угадывалось. Как говорится – и на том спасибо. Для полного счастья мне только не хватало, чтобы весь их Радужный Лес неземной страстью ко мне воспылал.
Не считая Альдара и Амора, альфаров было десять – высоких, стройных, разномастных в плане цвета волос и глаз мужчин, правда, черноглазых брюнетов, как Амор, среди них больше не было. Тогда меня, можно сказать, впервые и посетила мысль о том, что они видят и нас, и все вокруг, как-то иначе, чем мы, и по какой-то причине я кажусь им, чуть ли не самим совершенством.
Такая же, как у Альдара и Амора, безупречная, без единого изъяна кожа, такие же лица – без каких-либо признаков возраста. По ним было видно, что они не зеленые юнцы, а так… мужчины, просто мужчины, которым, одному богу известно – сколько лет на самом деле. И даже неизменно длинные у всех, до пояса, волосы не делали альфаров женоподобными.
Откровенно говоря, красивые сами по себе, люди Дармиры, на их фоне не казались такими уж красивыми. Как-то сразу становилось заметным: у кого-то нос слишком длинный или большой, уши оттопыриваются, глаза маловаты, губы чересчур тонкие, плечи кривоваты, ноги коротковаты и так далее. Но точно так же, эти мужчины переставали производить впечатление таких уж совершенных, стоило перевести взгляд на их Владыку (к тому моменту я уже знала, что Альдар у них не король, а Владыка), или его первого помощника. Ну, я не знаю, может, Амор из-за цвета глаз и волос просто слишком выделялся? Или все дело в том, что при виде этих двух мужчин моей душе становилось так жарко, что повышалась температура тела?
Мы стояли в конце аллеи, ведущей к парадному входу официальной резиденции королей Дармиры под поэтическим названием Рассветные Чертоги, и, в общем-то, прощались с человеческим королем и людьми из его свиты. И это тоже очень удивляло меня на Альфаире: поэзия присутствовала практически в каждом названии – но не в жизни. В отличие от изобразительного искусства, которое здесь было развито, как нам и не снилось: наши гении от живописи показались бы бездарями на фоне здешних середнячков. По крайней мере, те картины, которые я успела увидеть в Рассветных Чертогах, повергли меня в настоящий эстетический шок. Сам дворец короля Дармиры тоже, кстати, был настоящим архитектурным шедевром – величественный, монументальный, облицованный каким-то камнем, похожим на розовый мрамор.
Альфары смотрели на меня во все глаза, люди же из свиты Веларга явно пребывали в затруднении, кого удостоить своим вниманием: меня или Альдара с его альфарами, переводя взгляд с них на меня и обратно.
Веларг порывался проводить нас до Рассветных Врат – основного въезда и выезда из Миро, Альдар убеждал его, что мы прекрасно доберемся до них самостоятельно, в качестве главного аргумента приводя то обстоятельство, что за пятьсот лет его до печенок достали все эти официальные церемонии. В конце концов, альфар взял с человека слово, что в ближайшее время он приедет к нам в Радужный Лес, не с официальным визитом – а просто в гости.
И тут появилось новое действующее лицо, точнее – лица. Судя по тому, что животные, которые ровным строем шли за ним, явно были верховыми, человек этот в хозяйстве Веларга исполнял роль конюха. А вот животные… честно скажу – у меня от них дух захватило. До этого момента я искренне считала, что венцом творения, если говорить о копытных, является лошадь. Больше того – с самого детства лошади были моей слабостью. Сколько их перерисовала – и не упомню. И никогда не упускала случая прокатиться верхом. Причем, впервые сев на лошадь, я искренне задалась вопросом: что значит не уметь ездить верхом? Как этого можно не уметь? Нет, конечно, без седла и стремян носиться по прериям мне не приходилось, но со стременами и седлом по горам ли, по парковым дорожкам – гарцевала, будь здоров.
Эти невиданные скакуны размерами никак не уступали английской верховой. Телосложением же они напоминали одновременно лошадь и антилопу – что-то среднее. Грациозные, тонконогие, с изящными горбоносыми головами, украшенными причудливо изогнутыми – наподобие значка доллара, рогами. Гривы, как у лошадей, у них не было, за исключением маленького, в виде кисточки, хохолка на лбу. Такие же кисточки украшали их ноги в том месте, где у лошадей находятся бабки. Хвост был сантиметров на двадцать короче лошадиного, и волосы на нем начинали расти не от основания, а немного ниже – опять же, загибаясь кокетливой пышной кисточкой. А еще у этих скакунов были потрясающе красивые оленьи глаза темно-синего цвета.
