Генуэзцы ещё помогают, купцы из Кафы. Однако они себе на уме, делают всё втайне. Их понять можно — половина Великого шёлкового пути проходила по землям Орды. Вот и платят за спокойствие, чтобы не трогали их караваны.

Только вот запросы у них растут с каждым годом. Придумалось им торговлю мехом и воском русским к своим рукам прибрать. Однако князь Дмитрий, властитель московский, воспротивился. Фряги заговор тогда учинили, подослав в Москву Некомата Сурожанина. И ведь почти удалось им задуманное, да заговор раскрыли.

А Мамай и рад в душе. Пусть к нему на поклон придут, золота отвалят — от них не убудет. Набили себе сумы золотом да серебром и не в последнюю очередь — на торговле рабами, которых его татары поставляли со всех земель.

Только и Тохтамыш имеет союзника сильного — самого Тимура, властителя Средней Азии. Силён Железный Хромец, войско обучено, страха не знает, и так уже треть мира завоевал.

Вот его Мамай и опасался. Он мог бы устоять против Тохтамыша, объединив усилия с Москвой. А ну как снюхаются Тохтамыш с мудрым Тимуром за спиной с князьями русскими? Тогда могут ударить с двух сторон: из-за Итиля — Тохтамыш, с севера — русичи. Не приведи Аллах!

А ведь запросто получиться у них может. Пообещает Тохтамыш дань с князей снизить, а то и вовсе на несколько лет отменить, если ему помогут к власти прийти. Уж больно кусок жирный! И ведь помогут! Деньги кому хочешь глаза застят своим блеском. Руку на сердце положить — так ведь и не любят татар на Руси, рады будут поквитаться.

Только ведь слово, данное неверному, не стоит и медного фельса. Тохтамыш может слово дать, а потом назад его забрать. Ведь он хозяин своего слова. Вот тогда беда будет, тогда не устоять Золотой Орде!

Стравливать князей надо, подкупать, увещевать, а где-то и силой действовать. Воины его трофеев жаждут. Пусть княжества русские обезлюдят, чтобы некому было в поход на Сарай идти. Одно плохо — дань в этом случае не с кого брать будет.

Размышления Мамая прервал стук в дверь — тихий, осторожный. Темник приподнялся на подушках.

— Войди!

Мамай уже по стуку узнал входившего. Мирза, его доверенное лицо. Из простых людей, но оказался нужен, смог подняться наверх. Не каждый мурза может пройти к нему вот так, без предварительного доклада. Телохранители Мирзу знают, пропускают без препонов.

Вошедший упал на колени, согнулся в поклоне и застыл.

— Встань!

Мирза поднялся.

— Подойди ближе!

Мирза сделал несколько шагов вперёд; не дойдя до лежанки Мамая шагов пять-шесть, остановился.

— Слушаю тебя, Мирза.

— Гости прибыли, купцы из Кафы — сегодня в полдень. Спрашивают, когда досточтимый хан, да продлятся его годы, сможет принять их.

Ханом Мамай объявил себя сам. Многие в Орде, из семей знатных, были недовольны. У нескольких мурз прав на престол было больше, чем у него. Мамай знал, что в Сарае зреет недовольство. Но недовольные пока молчали, слишком хорошо зная, какими последствиями для них это может обернуться. Слишком много ханов сменилось за короткий срок, и все умерли не своей смертью. Часть недовольных переметнулась на другой берег, к Тохтамышу.

Но ничего, придёт время, уберёт он Тохтамыша, и тогда возьмётся за изменников и недовольных. Сейчас нельзя, впереди большие события назревают. Наоборот, со всеми держаться ласково надо, к себе приближать. А то доведись с войском из столицы уйти, так переворот учинить могут или ещё хуже — открыть дорогу Тохтамышу.

При воспоминании о нём Мамай скрипнул зубами от злости.

Мирза стоял перед ним, смиренно ожидая ответа.

— Дары привезли?

— Привезли, хан! Сам лично видел, как сундуки выгружали. Тяжёлые!

— Тяжёлые — это хорошо.

Небось, торгаши неверные золото привезли или стекло — тряпки-то лёгкие.

— Якши, скажи — на третий день я их жду.

Мирза почтительно поклонился и, пятясь задом к двери, вышел. Интересно, что генуэзцы хотят на этот раз? Коли дары богатые привезли, просить что-то будут. А деньги сейчас ой как нужны, впрочем — как всегда.

Вон, Дмитрий, князь Московский, уже год дань не платит, просит снизить. А ведь предки его платили! Отнекивается, де Москву заново после пожара отстраивать пришлось, да нападения рязанцев, а потом Твери — волости совсем обезлюдели. Так, глядя на него, и другие князья платить откажутся. Надобно наказать примерно, чтобы знали князья, что выше их силы есть и что они будут князьями только до тех пор, пока он, Мамай, этого хочет. Ярлык на великое княжение можно и другому отдать. Желающие есть, только свистни. Раб должен знать своё место. Вон на реке Пьяне Арапша воинство русское разгромил. И как? С блеском! У самого потери мизерные, а у русских — многие тысячи. А всё любовь русских к медам хмельным да пиву. Даже реку Пьяной назвали — тьфу! Что может быть лучше кумыса? Только сладкий шербет или красавица!

Мамай вовремя вспомнил, что не видел купленных рабынь. А главный евнух говорил, что они молоды, красивы и не знали мужчин. Позвать их, что ли? Пусть станцуют. Нет, жарко сейчас, лучше попозже. Середина августа, самая жара. В степи травы повысыхали, приходится скот с места на место гонять, чтобы не пал от бескормицы. А для степняка скот — главное богатство.

При всей внешней невозмутимости хан немного нервничал. Он со дня на день ждал гонца от мурзы Бегича, посланного с войском на Русь. От исхода битвы, от взятия трофеев зависел ход переговоров с фряжскими купцами. Ничего, подождут немного — два-три дня. Войско немалое Бегичу отдано, в боях опытное. Да и действуют татары по завещаниям самого Чингисхана.

Сначала следует налёт лёгкой конницы, массированный обстрел из луков, вносящий сумятицу в ряды врага и приводящий к потерям ещё до прямого столкновения. Потом — мнимое бегство передового отряда и заманивание врага за собой, в ловушку. А затем — удар конницы с флангов. Такая тактика ещё не давала осечек и сбоев даже в бою с превосходящими силами противника.

А откуда русским набрать большое войско? Истощены они людскими резервами, ведь что ни год — так Тверь на Москву нападёт, или Рязань, не Литва — так Орда, едва успевают отбиваться. Совсем разорять княжества русские нельзя, походами примучивать к покорности — это да. Но до смерти княжества доводить не следует. Москва — это неисчерпаемая казна, кошель с серебром для Орды, курица, несущая золотые яйца.

Потому следует соблюдать равновесие. Вон, царевич Арапша слегка перегнул палку, пленных почти не брал, ратников порубил как капусту. Потому как жесток не в меру. А надо было большую часть воинов пленить и за выкуп князю вернуть. И всем хорошо, а главное — деньги немалые в Орду пришли бы. Ума у Арапши не хватило, а думать надо всегда и везде.

Мамай откинулся на подушки. Миром правят деньги и сила. И для достижения цели любые средства хороши. Мамай был мусульманином, но течения исламистов. В Европе за циничность и жестокость их называли ассасины.

А может, вместо Бегича следовало послать мурзу Катлобуга? Он, хоть и безбожник, воин опытный. Нет, не надо его, он крымчак, и войско его из крымчаков. Тогда почти все трофеи в Крымский улус уйдут. А деньги и трофеи — да те же рабы — нужны здесь, в Сарае.

Мамай плотоядно улыбнулся. Месяца три назад он подослал в Синюю Орду, к Тохтамышу, несколько надёжных своих людей. Пусть послужат в его войсках, в доверие войдут. Сведения они уже начали ему доставлять. Знает Мамай, что Тохтамыш войско понемногу собирает.

Если бы не Тимур, то кто бы опасался Тохтамыша? Тьфу, ничтожество, из всех заслуг — только кровь Чингиза, да и то дальняя. А при случае лазутчики его могут Тохтамыша жизни лишить, отравив или пустив стрелу в спину. Правда, у палки два конца, и Тохтамыш мог ответить тем же. Мамай даже был уверен, что и в его войске есть соглядатаи Тохтамыша. Только как их выявить?

Ближе к вечеру в его дверь снова осторожно постучали. Мамай только что сытно поужинал и размышлял.

— Войди!

Согнувшись, вошёл Мирза.

— Прости, о великий хан, своего ничтожного слугу, что осмеливается нарушить твой покой.