От этого известия Боброк растерялся слегка. Что задумал Мамай? Отвести всадников своих и, пройдя по землям рязанским, соединиться с Ягайло и вновь ударить на русское войско? Тогда не устоять, больно потери велики. Или уходит совсем, в Орду свою, почувствовав, что не одолеет войско Дмитрия?

Задумался Дмитрий Михайлович. Почему Мамай не довёл бой до конца? Почему конницу уводит, бросив пехоту иноземную на поле боя? Ну, на этот вопрос, пожалуй, ответ есть. Пехота от конной погони не уйдёт, потому — пожертвовать наёмниками решил. Пока они бой продолжать будут, он успеет уйти далеко. Но куда уйти? Надо направить засадный полк на ставку Мамая. Если его там нет, надо бросаться в погоню.

— Слушай внимательно, — рукой подозвал он к себе боярина Шепелева. — Пусть Владимир Андреевич Серпуховской ведёт засадный полк на Ставку Мамая. Похоже, сбежал хан с конницей своей. Коли так, пусть в погоню бросаются. Кони у Засадного полка свежие. Догонят.

— Всё исполню, как велишь, воевода!

Боярин с десятком воинов ускакал. Боброк усмехнулся в усы. Такого исхода боя он не ожидал. Если конница ушла, то с копейщиками ополченцы сами справятся, надо только подождать немного. Если гонец от Владимира Серпуховского сообщит, что Мамай ставку свою покинул и с конницей вместе уходит, так и остатки большого полка не грех в погоню пустить, пусть добьют поганых. Не знал тогда Боброк, что Мамай не на соединение с Ягайло идёт, а бежит в Крым, опасаясь встретиться с войском Тохтамыша, извечного своего врага.

Боярин Шепелев слово в слово передал слова Боброка князю Серпуховскому. Удивился князь приказу. Как так? На Красном холме шатёр Мамая стоит, бунчуки татарские развеваются. Не похоже, что ставку оставили. Но спорить не стал, всё-таки Боброк-Волынский — большой воевода, знает что делает. Взлетел в седло.

— Сабли наголо! За мной, на холм!

По пути ратникам встречались небольшие конные татарские группы, наёмники пешие. Тех рубили походя, да они и сами разбегались, завидев конную лаву русских.

С ходу поднялись на холм. У шатра Мамаева сигнальщики да прочие трубачи-барабанщики, русских увидя, побросали всё и бежать кинулись.

Недалеко от шатра горел костёр, а рядом прислуга пыталась повернуть на русских три пушки. Видел такие уже князь. Громыхают сильно, аж уши закладывает, дыму много, и серой потом воняет. Рукой только в их сторону махнул, а пара десятков всадников русских уже туда несётся. Вырубили прислугу вмиг, татары ни разу и выстрелить не успели.

А русские уже в шатёр ханский ворвались. Князь только подъехать успел, а несколько ратников уже из шатра выбегают.

— Княже, пустой шатёр! Сбежал Мамай!

— Всем в погоню!

Знал князь: задержись он здесь немного, и воины начнут ставку Мамая грабить, трофеи собирать. Попробуй их оторвать от этого занятия!

Конница разогналась по склону. Вдали виднелась пыль, приотставшие конники.

— Уходят! — заорали бояре. — Догоним и всех в капусту порубим!

Скакали молча, измеряя глазами медленно сокращавшуюся дистанцию.

Начали догонять отставших, рубили их на ходу и, не задерживаясь, гнали коней дальше.

Догнали группу конных армянских наёмников.

— Первая сотня, останьтесь. Как разберётесь с ними, догоните! — скомандовал князь Серпуховской. Ему теперь надо было выиграть время. У его полка кони свежие; у татар запасных коней нет, но у них была фора во времени. Так и гнали. Кого догоняли — рубили, не неся сами никаких потерь.

Но, видимо, татары заметили погоню. На пути русских встала группа татарская, сотен в пять сабель численностью.

— Заслон Мамай поставил, сами улизнуть хотят.

Но и заслон не удержал надолго. Эти пять сотен были наёмниками татарскими, черкесами. Вооружены легко, брони почти ни на ком нет. Сопротивлялись они отчаянно, не Мамая спасая, прежде всего — свои жизни. Но куда им устоять против кованой рати?

Вскоре погоня продолжилась дальше. Гнали татар до самой реки, до Красивой Мечи. А это ни много ни мало — тридцать вёрст от Красного холма.

Остановились, потому как темнеть начало, дальше преследовать опасались из-за возможной засады. Да и лошади задыхаться стали, крупы у коней мокрые. Ещё немного — и падать начнут.

— Всё! Ночлег! — выдохнул князь. — Всем отдыхать!

Ратникам на ночёвку в походе остановиться — дело привычное. Коней расседлали, пустили пастись. Вокруг дозоры выставили. Еду — сразу в общий котёл. Война войной, а брюхо подводит, жрать требует.

Благо, река рядом. Переночевали спокойно.

Утром встали, водицы напились. След татарский на траве вытоптан — целый шлях, а пыли не видно. Далеко ушли.

Князь пожевал вяленого мяса, раздумывая: продолжать погоню или назад возвращаться, на Куликово поле? Коли догонять — опасно. Скоро ордынские земли пойдут, где Мамай хозяин. Соберут людишек с кочевий да засаду устроят. Неизвестно ведь, сколько воинов с Мамаем ушло. Судя по заслону вчерашнему, вполне может статься, что их много — не одна тысяча, а то и тумен.

Решил князь на месте оставаться день, а вперёд разведку конную послать. Пусть до полудня по следу Мамая идёт, а потом возвращается. За это время и люди, и кони отдохнут. К тому же ратники сварят себе чего-нибудь горяченького, кони траву пощиплют — всё веселее назад возвращаться будет.

Разведка вернулась значительно раньше. Встревожился было князь, а выслушав, успокоился. Оказалось, разведка по следу Мамая дошла до Кузьминой гати. А там! Глаза лазутчиков заблестели. Обоз там брошенный. Видать, оставил его там Мамай под охраной. Чего всё добро и припасы съестные на поле битвы тащить? У обоза ведь скорость невелика, а Мамай старался успеть к переправе русских через Дон.

— Ковров полно, одёжи бабьей! — восхищённо цокая языком, сказал лазутчик.

— А сами-то бабы где?

— Из людей — никого! Ни охраны, ни баб.

— Тогда веди к обозу.

Лагерь поднялся по тревоге, и вскоре весь засадный полк скакал за лазутчиками. Оказалось, до обоза вчера не дошли совсем немного. Здесь и в самом деле было чем поживиться: кибитки, телеги, арбы ломились от продуктов и несъедобных, но ценных вещей. Вот только лошадей не было. Но разве наших этим испугаешь? Запрягли они в телеги в своих верховых коней, сами на облучки уселись. Не бросать же добро в степи!

Только три сотни конных и осталось на случай стычки с татарами. Наверняка после вчерашнего боя кто-то из татар или их союзников уцелел. Ночью в кустах или в лесу отсиделся, а по светлу дню в Орду побежал. Татары всегда в кучки сбиваются. Вот на такой случай верховые нужны.

Радовались ратники. Как же: потери полк малые понёс, а трофеи знатные взял. Видно, удачлив князь Серпуховской.

А вчера, после ухода ратников засадного полка в погоню, Боброк решил побыстрее разделаться с копейщиками. Только они да ещё армянские пехотинцы оставались на поле боя.

— Поднять большой полк на коней! Передать им мой приказ: обойти копейщиков с тыла и стрелами их посечь, сколько можно будет. В сечу не вступать, людей беречь! У нас и так потери огромные, — добавил он уже тише.

Приказ был исполнен с усердием.

Уже было понятно, что Мамай с остатками конницы ушёл, бросив наёмников погибать на поле боя. Победа была близка, и это придавало ратникам сил.

Конница обошла копейщиков с фланга и зашла в тыл. Теперь уже русские действовали как татары. Мчась вдоль шеренг генуэзцев, всадники пускали в копейщиков стрелы.

Командир копейщиков сразу оценил опасность и развернул последние ряды лицом к всадникам. Своими тяжёлыми павезами они прикрывали товарищей от губительных стрел. Но стрелы с гранёными бронебойными наконечниками всё-таки находили своих жертв. То один, то другой копейщик падал как подкошенный. На его место становился другой, но ряды копейщиков неуклонно таяли.

Армяне с левого фланга копейщиков, менее организованные и с небольшими щитами, которые не могли прикрыть всё тело, погибли первыми. Копейщики же, теряя людей, сплачивались всё сильнее. Их строй становился всё меньше — как в длину, так и по глубине.