Кадан хотел возразить, но Леннар жестом приказал ему молчать.
— Во-вторых, ты нужен семье. Ты бард — и твой долг хранить тайные знания и легенды, а не бегать по чужим землям с мечом.
Кадан снова открыл рот, чтобы возразить, но когда рука Леннара потянулась чтобы зажать его, поспешил закрыть.
— И в-третьих, — после долгой паузы сказал Леннар то, чего совсем не хотел говорить, — сейчас не то время, чтобы вступать в орден, Кадан. По всей Европе наш крест стал причиной обвинений в ереси. Я не сниму белый плащ, потому что принёс обеты — и не отступлю от них. Но у тебя нет никаких причин приносить их теперь.
— Мои обеты принесены тебе, — медленно и тихо, будто объясняя ребёнку самые простые истины, произнёс он, — давным-давно. Ещё до начала времён. Моя душа поклялась твоей, что никогда не покинет её. И теперь, какой бы ни была твоя судьба — пусть она станет и моей.
Леннар смотрел ему в глаза. Теперь, как никогда, ему казалось, что он уже слышал эти слова и видел это лицо.
Он стиснул губы и на секунду опустил веки.
— Кадан, — повторил он, — если это так, то тем более я не желаю тебе такой судьбы, как у меня. Стоит мне ступить на берег Франции — и я, возможно, буду сожжён. А ты должен жить. Такова твоя судьба.
Кадан не стал отвечать. Лишь прильнул к нему и опустил голову Леннару на плечо. Леннар хотел, но не смог оттолкнуть его. И хотя то, что происходило между ними, было неправильно, в эти мгновения ему казалось, что всё должно быть и может быть только так.
========== Часть 2. Глава 7. ==========
Ночь опустилась на палубу корабля, а Кадан всё никак не мог сомкнуть глаз.
Небо прояснилось, и теперь звёзды своим светом озаряли лицо Леннара — спокойное и печальное. Он лежал, опустив голову на деревянную скамью у самой кормы и подложив под неё вещевой мешок.
Кадан не мог отвести взгляда от его ресниц, слегка подрагивающих во сне. От век, под которыми беспокойно метались зрачки.
Неимоверных усилий стоило ему держаться на расстоянии вытянутой руки, вместо того, чтобы наклониться и коснуться поцелуем сухих губ.
Когда Кадан понял, что Леннар без предупреждения оставил его, на несколько мгновений отчаянье охватило его. Казалось, он потерял вовсе не человека, который стал объектом его пристального внимания в последние несколько недель — Кадан потерял самого себя. Будто сердце вынули из его груди.
Он, однако, нашёл в себе силы вежливо попрощаться с отцом и уже на полпути в свои комнаты понял, что следует делать теперь.
Замок Уик не только располагал всем необходимым для обеспечения проживания короля и его свиты, но мог выдержать и длительную осаду. Для снабжения его водой около большого зала имелся глубокий колодец. Он же служил входом в подземелье каменоломен, где добывали камень для строительства замка. А подземные ходы из каменоломен вели прямиком в город.
Дорога эта проходила под озёрами и под холмом, и потому, зная правильный путь, можно было добраться до города всего за пару часов — в то время как путь верхом требовал больше из-за того, что дорога шла в обход холма.
У Кадана, конечно, не было уверенности в том, что Леннар вообще отправиться в Уик. Но, с другой стороны, рыцарю, покинувшему убежище среди ночи, неизбежно требовалось запастись едой. А сделать это где бы то ни было, кроме городского базара, он не мог.
Колодец позволял спустить до уровня пещер вещевой мешок. Хрупкий юноша, такой как Кадан, мог, конечно же, спуститься в пещеры и сам.
Куда тяжелее дело обстояло с конём.
Кадан свернул в сторону конюшни и какое-то время разглядывал своего любимого жеребца. Жаль было оставлять его одного, но пропажа коня из конюшни вызвала бы слишком много подозрений — а отец никогда бы не позволил Кадану вот так покинуть дом. Это юноша отлично понимал.
Вместо того чтобы седлать коня, он вернулся к себе. Выпотрошил ларцы и собрал все те ценности, которые легко удалось бы продать. Распихав их по карманам, Кадан накинул на плечи плащ — он вовсе не был уверен, что вернётся к зиме, да к тому же его было бы совсем уж обидно оставлять.
Побросав в мешок предметы первой необходимости, Кадан отправился на кухню и там обогатился несколькими небольшими кругами сыра и караваем хлеба. Больше ничего стащить не удалось — кухарка заметила его, и прежде, чем она начала задавать вопросы, Кадан поспешил скрыться с глаз.
Спуститься в колодец днём он не мог — пришлось ждать темноты. Так что остаток дня Кадан провёл на крепостной стене, глядя на раскинувшиеся в низине озёра и пытаясь высмотреть на горизонте силуэт всадника, который наверняка уехал уже достаточно далеко.
Только когда на замок опустилась ночь, Кадан направился к колодцу. Привязав верёвку к лебёдке, он подёргал за неё и перепрыгнул через бордюр. Руки тут же сорвались и поехали вниз. Кадан пискнул от неожиданности, но тут же замолк, возобладал над собой и дальше двигался уже как умелый скалолаз.
Он удачно перехватил веревку — успев, правда, пару раз удариться о края колодца, локтем и плечом, и, торопливо перебирая руками, спрыгнул на каменный карниз, который скрывал нишу, уводящую далеко вглубь холма.
Кадан хотя и не путешествовал толком никогда, всё же был гибок и силён, и путь давался ему легко. В подземелье было холодно, но мысли о том, что вскоре он окажется с Леннаром вдвоём, согревали его.
Однако когда он выбрался на поверхность, что-то поменялось в нём. Будто пробудилась сила, дремавшая с самого рождения внутри. Она пока ещё не наполнила его до краёв, но билась вторым сердцем в груди.
Кадан отыскал Леннара в городе меньше чем за час — как будто между ними протянулась невидимая нить.
