Двери всех контор в здании были закрыты, в вестибюле стояла тишина. Мэтьюз первым поднялся по лестнице на четвертый этаж, цокая тростью по деревянным ступеням. «Судебные инны» получили свое название оттого, что здесь прямо в служебных помещениях учились и жили новоиспеченные слуги закона. Когда-то инны имели статус независимых самоуправляемых колледжей, выпускники которых, принеся судебную присягу, становились барристерами, имея возможность выступать в суде защитниками клиентов.

Но при этом всегда подчинялись уложениям своих иннов.

В ту пору обычаем у клиентов было консультироваться со своими барристерами не в палатах, а у крыльца Храмовной церкви или в Вестминстер-холле, где суды заседали вплоть до конца XIX века. Теперь всех этих почтенных, освященных временем судебных практик там уже не было, а многие здания на территории Мидл-Темпл и Иннер-Темпл преобразовались во всевозможные конторы. Жилые помещения оставались только на верхних этажах, и ими совместно пользовались оба инна.

Вместе с Мэтьюзом Кэтлин взошла наверх, где тот открыл дверь в одну из служебных квартир. Света внутри не было. В полумраке проглядывали ампирная софа, стулья и антикварного вида буфет со стеклянными дверцами. На стенах виднелись голые крючки, где раньше, вероятно, висели картины. Ноздри щекотал запах свежей краски.

– Ремонт, – односложно пояснил Мэтьюз.

Он закрыл дверь и подвел свою гостью к окну на противоположной стороне. Там, внизу, на задах матового от дождя двора, стояла Храмовная церковь в тесном окружении прилегающих зданий.

– Здесь внизу тоже сосредоточено много исторических артефактов, – сказал Мэтьюз. – Эта церковь в том или ином своем виде просуществовала уже около тысячи лет.

Условие, с которым король Яков I безвозмездно пожаловал свою землю барристерам, было общеизвестно. Храмовная церковь – церковь Темпла – должна непременно оставаться местом молебнов и поклонения. От нее так и веяло загадочностью и романтическими легендами старины, помноженными на века, хотя Кэтлин знала ее в основном как частную часовню иннов.

– Мы, британцы, исконно гордимся верховенством закона, – продолжал Мэтьюз. – Инны были у нас местом, где свое ремесло осваивали будущие вершители правосудия. Как называлось это место? Благороднейшей купелью, где благословляются все свободы и гуманности в королевстве. Насколько в точку, а?

Кэтлин согласно кивнула.

– Основой нашей веры в закон явилось принятие Хартии вольностей, – с жаром развивал тему Мэтьюз. – Какой наиважнейший, поистине судьбоносный акт, если вдуматься. Бароны востребовали и получили от своего сюзерена тридцать семь уступок в его монаршей власти.

– Из которых большинство так ни разу и не применялись, а затем и вовсе были аннулированы, – колко заметила Кэтлин.

– Совершенно верно. На сегодня осталось только три. Но один, вседовлеющий постулат, исходит именно из Хартии вольностей. Ни один свободный человек не может быть наказан, кроме как через действующий в стране закон. Одно это положение изменило весь ход развития этой нации.

Внизу во дворе (то ли из согласия со сказанным, то ли наоборот) участился дождь.

Внезапно боковая дверь церкви приоткрылась, и оттуда появилась фигура – какой-то мужчина, спешно застегивая пальто и сутулясь, зашагал в сторону переулка Королевской скамьи и ворот, что выводят за территорию Темплов.

– Узнаёте? – спросил Мэтьюз. – Блейк Антрим, собственной персоной. Агент ЦРУ, стоит во главе операции «Ложь короля», именно сейчас проходящей здесь, в этой самой стране.

Кэтлин молча наблюдала, как фигура растаяла за бледным кругом одного из чугунных фонарей.

– Насколько вы с ним были близки? – с подкупающей прямотой спросил Мэтьюз.

– Мы? Всего с год, не больше. Я тогда изучала юриспруденцию в Лондоне, а затем подала на членство в Мидл-Темпл.

– Так это Антрим задал новый вектор в вашей карьере?

– Да почему же. – Кэтлин пожала плечами. – Не такой уж и новый. Я сама, еще когда мы были вместе, шла в этом направлении. От теории закона к практике. На момент, когда мы расстались, я уже подала заявление в АБОП.

– Что-то я не вижу в вас женщину, которая позволяла бы мужчине так глубоко на себя воздействовать. О вас я читал единственно, что вы умны, находчивы, с жестким характером, независимы в суждениях.

– Он был… сложный человек, – не сразу, а лишь после паузы ответила Кэтлин.

– Именно так характеризуют вас ваши начальники.

– Как могу, пытаюсь этому не соответствовать.

– Акцента у вас, я вижу, почти нет, дикция и синтаксис почти неотличимы от британских.

– Мой отец, британец, умер, когда мне было восемь лет. Мать американка. Снова замуж она не вышла, и хотя мы жили здесь, американкой так и осталась.

– Вам известен американец по имени Коттон Малоун?

Кэтлин покачала головой.

– Он бывший агент разведки. Состоял на высоком счету. Компетентен. Совсем не похож на Антрима. Очевидно, тот его знает и специально подстроил так, чтобы Малоун оказался в Лондоне. Есть еще один молодой человек, Иэн Данн, которого Малоун несколько часов назад возвратил сюда, на родину. Этого юношу Антрим разыскивает.

– Вы в курсе, что с Блейком мы расстались, так сказать, не на дружеской ноте? – вынуждена была спросить Кэтлин.

– И тем не менее он дал вам крайне лестную рекомендацию для АБОП.

– Это было до того, как мы с ним порвали, – единственное, что оставалось сказать Кэтлин.

– Свой выбор, мисс Ричардс, я остановил на вас по причине вашей бывшей связи с Антримом. Если отношения у вас стали враждебными или сошли на нет, то вы мне, откровенно говоря, без надобности. И как вам известно, ваша полезность для АБОП теперь, увы, тоже под вопросом.

– И вы можете это исправить?

Мэтьюз кивнул:

– Если вы можете помочь мне с моей проблемой.

– Снова сойтись с Блейком? – с иронией спросила Кэтлин. – Что ж, можно попробовать.

– Вот этих слов я от вас и ждал. При этом он не должен ничего подозревать. Ни при каком раскладе ваших взаимоотношений вы не должны раскрывать ему свою причастность к нам.

Кэтлин молча кивнула.

В мглистом расплывчатом свете окна она взглядом изучала главу верховного шпионского ведомства Англии. Легенду холодной войны. От рассказов о его похождениях и подвигов у Кэтлин, бывало, дух захватывало. Сколько раз в молодости она мечтала поступить в МИ-6, секретную разведслужбу. Но снова видеться, снова разговаривать с Блейком? Плата, что и говорить, высока…

– Я сам из Иннер-Темпл, – неожиданно открылся Мэтьюз. – Внутренний, можно сказать, храмовник. Пятьдесят лет членства. Я там, кстати, читал курс по юриспруденции. – Он кивком указал на окно за Храмовную церковь.

– Вот видите. Вы тоже сменили теорию на практику.

– Получается, так. Так что у нас, как видите, есть что-то общее.

– Но вы мне пока так ничего и не рассказали по сути.

Вместо ответа Мэтьюз подошел к откидному столику, выдвинул из-под него стул и жестом пригласил сесть. Кэтлин только сейчас заметила на столешнице темные контуры ноутбука.

Подняв крышку, Мэтьюз щелкнул по клавиатуре. Экран ожил ярким светом, от которого Кэтлин невольно сощурилась.

– Ознакомьтесь с этим, а затем действуйте согласно инструкции.

И Мэтьюз направился к двери.

– А как я разыщу Антрима? – спросила она вслед.

– Не беспокойтесь. Когда понадобится, вы получите дополнительную информацию.

– А меня вы как найдете?

– Мисс Ричардс, – приостановившись, укоризненно обернулся он. – Не задавайте глупых вопросов.

И вышел.

14

Из дворовой постройки Малоун отвел Иэна обратно в Маленькую Венецию, где на каждом шагу можно было поймать такси. Девейн пока не перезванивал. От того, что Гэри в опасности, щемило сердце. Как он мог, как он смел такое допустить? Это противоречило всему, о чем он заботился, увольняясь из Министерства юстиции.

– Я ухожу с работы, – сказал он однажды Гэри.