Мне так хотелось прочесать весь Эрмитаж и все осмотреть, что я старалась улизнуть от нудной работы по составлению обмеров и чертежей. Все добросовестно пахали, а я бегала по залам, не в силах оторваться от изобилия прекрасной живописи великих художников. Несмотря на всеобщее осуждение группы, я каждый день исчезала на два-три часа. Мне всегда было невыносимо делать то, чего не хочется, не интересно, и я это избегала без зазрения совести. Ну не надо мне было этих упражнений с обмерами! И я знакомилась с Эрмитажем, основательно изучая собрание шедевров.

Когда же вся группа не выдержала моих фокусов и взбунтовалась, я пообещала одна оформить общую пояснительную записку. Для этого мне выписали спецпропуск для доступа в архив Эрмитажа! – так наказание превратилось в удовольствие. Я попала в святая святых главного музея великого города, познакомилась с массой документов, одно прикосновение к редчайшим оригиналам которых вызывало благоговейный трепет. Пояснительную записку я выполнила классно, с приложением фотодокументов и своих зарисовок, заслужив высокую оценку. Меня простили, и я уже свободно бегала по этажам и залам Эрмитажа, а вся группа продолжала торчать над измерениями и чертежами лепных украшений, но ко мне уже не цеплялась.

А за день до отъезда два студента ЛИСИ подклеились ко мне со Стрельчихой. Они на практике подзаработали и пригласили нас в ресторан. Ну, пошли, попили шампанского, поплясали. Большинство наших студентов уже уехали домой, и Стрельчиха ушла с Геной, а я с Костиком оказалась одна в комнате. Я ему сказала:

– Знаешь, Костик, ты лучше иди спать к себе, мне мама целоваться не велит!

– Да ладно, не похоже что-то, может, научу, и понравится, а?

– Если хочешь, оставайся, но устраивайся спать на Стрельчихиной койке и имей в виду – тебе ничего не светит.

Но со Стрельчихиной кровати он быстренько соскочи и одетый, в костюме и при галстуке, приступил к осаде. Я лежала на койке, тоже одетая, под двумя одеялами, так как было прохладно из-за открытого окна. Я, конечно же, позволила Костику лечь рядом поверх одеял и про мамин наказ забыла. Всю эту последнюю ленинградскую белую ноченьку мы не сомкнув глаз, целовались до одури на узенькой железной кроватке. Но я устояла, не сдалась этому мальчику, была непреклонна. Может у него это тоже был первый опыт, поэтому он не смог соблазнить меня. Белая ночь закончилась, и под утро Костик сказал:

– Сдаюсь, чертова девчонка! Эту крепость, замурованную в кокон из двух одеял, мне не одолеть!

Измученные и усталые, мы заснули в объятьях друг друга. А потом мой несостоявшийся любовник ушел не солоно хлебавши, а мы с Валентиной уехали домой.

Я не могла просто так переспать с кем-либо не по своей воле, хотя меня все считали прошедшей огонь, воды и медные трубы за отношение к мужчинам, слегка высокомерное, насмешливое и снисходительное. Никому и в голову не приходило, что я сохраняла себя для любви, которая бы исходила от меня.

В эти брежневские годы была полнейшая свобода и раскованность, все казалось дозволенным, ничто не преследовалось – рок-н-ролл, стиляги, буги-вуги, твист, битлы… Студенты, тупеющие до тошноты от бестолковых марксистско-ленинских правил, жили своей веселой кипучей жизнью, занимались любовью. И при этом безусловно верили в светлые коммунистические идеи и счастливое будущее в самой лучшей стране мира – СССР.

Учеба во вторую смену позволяла нам устроиться на полставки и подзаработать. Саша Мегидь нашел работу и предложил мне устроиться с ним в Курортгражданпроект. Начальник отдела сказал ему, что заказан авторский проект курортного комплекса в горах Алатау, недалеко от Медео. Нас заинтересовала фантастическая возможность запроектировать такое, что потянуло бы, ну – никак не менее чем на премию в области архитектуры СССР. В общем, витали в небесах в надежде на то, что, такие талантливые, уж мы-то не упустим возможности забабахать шедевр.

Несколько дней ходили, обсуждая проект, окрыленные от предвкушения интереснейшей работы. А потом все рухнуло после того, как мы уже побывали на живописном месте строительства в горах. Никому не нужен оказался авторский индивидуальный проект, решили поскорее подобрать типовуху и привязать ее к местности. Огорченная, я не смогла этого пережить и уволилась. Начальник уговаривал меня:

– Светлана, ну что же Вы так сразу обиделись! Вы же будете фасады делать для защиты у главного архитектора города.

– Знаю я Ваши фасады, ничего не позволите. Картинки рисовать мне не интересно на обыкновенном типовом здании, я – архитектор, мне нужна творческая работа, мы бы сделали с Сашей то, что Вам и не снилось!

– Да где-ж ее взять-то, творческую работу?

– Да уж точно не у вас!

А Саша продолжал работать у них, ему ведь надо было зарабатывать деньги для семьи, где уже был ребенок.

Потом наступили зачеты и экзамены. После летней сессии, мы с девенками пошли в бар при ресторане Алма-Ата на втором этаже. Попить коктейль с чудным названием шампань-коблер и отметить сдачу экзаменов перед поездкой на практику по живописи в Узбекистан. Нарядились, причесон соорудили соответствующий выходу в свет и отправились в бар. Бармен у стойки был та-акой чувак, что я моментально включилась с ним в искрометный треп. Девки подхихикивали и балдели, пока бармен мастерски готовил коктейли.

А я уже поняла, что просто отчаянно влюблена. Сидя за столиком, рассеянно поддерживала разговор и краем зрения секла, что бармен за мной наблюдает.

«Ну, смотри, смотри какая я! Смелее, действуй, очень хочется, чтобы ты первый начал!»

И он глядел на меня.

– Светка, жопа, кажется, бармена зацепила. Такой чиколадзе! – заметила Грассиха.

Попив коктейль, полакомившись мороженым, орешками и кофе капучино, мы собрались уходить. Поднимаясь из-за стола, я обернулась к бармену, поймала его взгляд и слегка помахала рукой. Выходя из бара, он догнал меня и взял за руку:

– Подожди минут пятнадцать, напарник придет и я выйду, о,кей?

– Йес, сэр!

– Девчонки, не ждите меня! – крикнула вслед подругам, которые деликатно поскакали вниз по лестнице.

– До утра или как? – завопила нахально Стрельчиха уже из вестибюля.

– Как скажете, красавицы! – прогремел вслед подругам его голос. Хотелось бы до утра, подумала я.

Его звали Лави. Такое вот необычное имя. Мне он показался ошеломительно красивым. Кудрявый, черноволосый с огромными черными глазами и четко очерченными губами, лицо волевое, а взгляд как у ребенка – радостно открытый и улыбка на лице. Весело болтая, мы бродили по городу, даже не бродили, а бегали как дети. Он то держал меня за руку, то забегал вперед и смотрел своими детскими глазами так влюбленно, что я сладко таяла.

Добрались до парка. И тут рванул дождь, как водопад хлынул, выплеснул огромную массу крупных капель и пропал, словно и не было. Мы успели спрятаться под детский грибок, а когда выскочили на тротуар, то оказались перед огромной лужей – не обойти. Мы остановились. Лави, не отпуская моей руки, сказал:

– Сударыня, я-то пройду, а ты ножки промочишь в босоножках. Давай я тебя перенесу?

– А не уронишь?

– Не уроню, если не будешь брыкаться!

– Ну, не знаю, может, и не буду! – веселым хохотком поддразнивала я парня.

Он подхватил меня на руки, протопал по луже и не сразу поставил на землю. А потом подхватил меня за талию, обнял, поднял и кружил так, что в глазах вертелось, а я весело смеялась, счастливая. Потом Лави отпустил меня и сказал:

– Я хочу тебя поцеловать!

– Ну, и в чем же дело, чего ждешь, принц?!

Ах, как кружится голова!

В парке был ресторан, куда Лави привел меня. Шампанское, вкусная еда и танцы под музыку оркестра добавили огня для сближения, мы танцевали и целовались.

Вышли из ресторана в полночь. Небо было черным, но свет луны и сверкающие звезды были огромными, казалось, что они близко-близко. Весело болтая, играючи, мы бегали по парку, качались на качелях и вскоре оказались на темной аллее, выходящей к речке Алмаатинке.