Сколько можно потерять дорогого за какие-то два года? Теперь Маргарет Хейл знала, что ответом может служить: «Бесконечно много, если не всё, чем Вы живёте». Она не могла прийти в себя. Только теперь к мисс Хейл пришло осознание всего безнадежного положения, и слабо утихшая боль вновь заявляла о себе. Маргарет хотелось кричать, будто она чувствовала, как её сердце было готово разорваться, тело ослабеть, и девушка больше не сможет бороться.

Как же плохо ей было. Сколь близка она была, чтобы окончательно сломиться. Всё это давило на неё; все несчастья и невзгоды слетелись к ней, и Маргарет всё больше теряла сил. Она смогла пережить переезд из Хелстона, смириться, что никогда не сможет вернуться. Примирилась, что Фредерик нашёл новую жизнь и в Англии ему больше не место. Держалась после смерти матери ради брата и отца, но теперь… Фредерик был далеко, а отец… Её бедный папа умер и похоронен даже не там, где желал бы, куда стремилось его сердце, оставшись совсем один…

Она должна была уехать с ним. Должна была провести с ним последние минуты, быть на его похоронах, иметь возможность проститься…

Как же жестока была судьба. За что она послала Маргарет все эти муки? За что…

Вопрос, зародившейся в голове Маргарет, всё не желал уходить. А самой ей хотелось исчезнуть. Чтобы никто и нигде не знал о ней. Но это являлось невозможным. Она была сиротой, без мужа, без средств к существованию, и потому должна была уехать к тёте Шоу в Лондон. Как раз сейчас Маргарет читала письмо от неё и Эдит, что они уже едут за ней. Но она надеялась, что произойдёт как можно позже. Ей не хотелось видеть их лица, что станут выражать искреннее презрение к Милтону и его жителям, о которых они ничего не знают и никогда не поймут.

Маргарет не желала уезжать. Не хотела покидать этот дом, этот город, пускай и потеряла здесь так много. Здесь умерла её мать; это место выбрал отец. Он хотел здесь жить и умереть, и она должна была… Но теперь слишком поздно. У неё не оставалось выбора.

Девушка окинула печальным взглядом гостиную, в которой они так часто сидели все вместе. На какие-то мгновения ей казалось, что всё это лишь грустный сон; будто она очнётся и увидит отца и мать, о чём-то спорящих, но в их взглядах будет читаться также любовь друг к другу… Нет! Маргарет не могла этого вынести. Не могла находится здесь, где почти недавно они были живые и счастливые. Как же горько ей было. Как тяжело…

Не позволяя слезам выйти наружу, мисс Хейл, сказав суетившейся, также горюющей, но желавшей быстрее уехать, Диксон, что желает прогуляться, ушла, даже не вслушиваясь в комментарии служанки, пытающаяся уговорить хозяйку отказаться от этой идеи. Но Маргарет было необходимо вырваться. Здесь, в этом доме, всё… всё напоминало ей о родителях, о тех днях, когда всё было хорошо.

Мисс Хейл медленно ступала по полю, что находилось близко к городу, где можно было наблюдать за дымящиеся дымом, огрязнявшим воздух, отчасти слышать шум фабрик, из-за которых столь многие лишились жизни. Ей вспомнилась бедная Бесси, Баучер и его жена с детьми… Как же несправедливо всё это. Несправедливо.

Вдруг неожиданно повеял ветер, и Маргарет механическим движением коснулась голову, осознавая, что она забыла надеть шляпу и поправить прическу отчего они почти рассыпались на её плечах, но мисс Хейл не стала пытаться попробовать привести в порядок. Будто это могло что-то изменить…

Её взгляд столкнулся в противоположную сторону от города, на когда-то родной Юг. Неужели теперь там она должна будет жить, слушая разговоры о сплетнях и нарядах, терпеть скучные приёмы, бороться с намерениями выдать её замуж. Хотя она без причины беспокоилась о последнем. Кому нужна была бедная сирота, не имеющая даже приданного и кроткого нрава. Нет, Маргарет, не создана для замужества. Быть может, когда-то она нужна была человеку, что желал бы её такой, даже в этом положении… Но теперь его чувства к ней прошли; он сам сказал это…

Маргарет закрыла глаза, чувствуя это отчаяние. Насколько же с ней всё было не так, что даже собственные чувства осознаёт и принимает, когда становится слишком поздно… Ей уже не быть счастливой. Она почувствовала горькие слёзы на лице, не думая пытаться скрыть их. Это было всё слишком для неё. Она не хотела уезжать. Не хотела расставаться с местом, где смогла обрести некую свободу, где по-настоящему выросла и поняла жестокость этого мира. Ведь как бы не был ей дорог Хелстон, Милтон стал ей домом, пускай она много страдала здесь, но оставались воспоминания, которые были ей дороги.

Здесь она встретилась с теми, кто показал ей другую суть вещей, и даже того, кто смог заставить трепетать её сердце… Но слишком поздно. Теперь у неё другая судьба.

Насколько же сильно Маргарет углубилась в свои мысли, что даже не услышала шаги за спиной. Мистер Торнтон был сильно удивлён, увидев её. И это отвлекло его от собственных тяжёлых мыслей. Ведь и в его жизни всё шло с трудностями. На фабрике был беспорядок, неудовольствия и волнения оставались, финансовые трудности вновь начинали преследовать его. И он не мог находиться там. Ему было необходимо вырваться оттуда, уйти из той душащей обстановке и спокойно подумать. Но неожиданно Торнтон увидел её. Ту, что была ещё одним беспокойством; ту, что никак не могло забыть его сердце; ту, что уже была выбрана другим. Когда Джон узнал о смерти мистера Хейла, он был ошеломлён и опечален. Он потерял дорого друга, учителя, почти близкого человека. И даже не представлял как может помочь его дочери, что, как предсказывал мистер Белл, должна будет уехать из Милтона навсегда. Возможно, он больше никогда не увидит её. И мистер Торнтон не смог смолчать:

— Мисс Хейл.

Маргарет обернулась, не понимая правда ли слышит его голос, или же теперь её рассудок и вовсе помутился. Но это был действительно он, Джон Торнтон. Хотя бы так она сможет в последний раз поговорить с ним. Вряд ли им вновь выпадет такой шанс.

— Мистер Торнтон.

Она пыталась говорить спокойно, но вид выдавал её. В глазах Маргарет читалось отчаяние, мольба, сломленность. Но всё что мог сказать Торнтон было лишь:

— Сожалею о Вашей утрате. Мистер Хейл был достойным человеком.

— Да, это так.

Маргарет тщетно думала, как привести себя в порядок, но вдруг пришло осознание, что по не всё читалось без труда и исправлять положение не имело смысла. Мистер Торнтон будто видел её насквозь, но не знал, что ещё можно было сказать. Он будто потерял способность говорить, и всё же сумел вымолвить:

— Я слышал, Вы собираетесь покинуть Милтон.

— Да, — Маргарет так сильно старалась говорить равномерно, что давалось с большим трудом. — Уже скоро должны прибыть моя тётя и кузина, чтобы забрать меня в Лондон. Девушке моего возраста не пристало существовать одной.

Как не прискорбно это было, но отъезд казался необратим. Она уедет навсегда. Ничто не удерживало её здесь. Ничто и никто.

И Джон ничего не мог сказать, чтобы остановить её. Любое нежное слово, которое желал он произнести, не имело для неё значение. Всё то, что мог сказать на прощание было:

— Надеюсь, Вы сможете обрести своё счастье.

И пусть дальше должен был последовать наклон головы в знак головы уважения и благодарности, слова прощания на чём и должно было всё завершиться, но Маргарет не могла этого вынести. Неужели это всё, что он желал ей сказать, когда они могли больше никогда не увидеться. Неужели этот человек теперь совсем чувствовал то, что когда-то заставило его прийти к ней, хоть она и отступилась от него, не понимая своих настоящих чувств. Всё это было слишком для неё. Она не могла больше выдерживать:

— Счастье, мистер Торнтон? Полагаете, я смогу быть счастлива после всего?

Её голос дрожал, тон выражал подступающий гнев с отчаянием. Но Торнтон не представлял, что могло вызвать надвигающуюся бурю:

— Я думал, Вам не нравился Север. И предлагал, для Вас будет радостью вернуться на Юг.

— Не нравится Север? Это слишком малые слова.