И Жюли, увидев весь этот хаос и беспорядок, испугалась. Впервые она так сильно забоялась за свою жизнь и за жизнь окружающих. Развернув свою деятельность госпиталя в больнице, первые дни прошли относительно спокойно. Где-то вдалеке они слышали звуки орудийного залпа, пехотные полки солдат двигались в сторону канонады, постоянно возились обозы с провизией.

В один из таких ничем не примечательных дней, пропитанных войной и привычными небольшими залпами, в госпиталь явилось несколько офицеров. Они доложили о положении на фронте и попросили медикаменты, в особенности, хлороформ, которого вечно не доставало. Рассказали, что пока все идет успешно, армия хорошо снабжена провиантом, достаточно техники и боеприпасов, а это значило, что Россия достойный противник Германии.

Среди прибывших офицеров был и Дмитрий Павлович. Он выглядел печальным и усталым, и Жюли надеялась, что сможет ненадолго отвлечь его, развеяв грусть. Она была очень счастлива: их разлука длилась месяц с половиной, и вот сейчас, он здесь, стоит перед ней и улыбается, сжимая ее хрупкую фигурку в объятиях.

Но после долгих поцелуев, нежностей и ласк, оставшись с ней наедине, он поведал ей о сражении в Каушине, где погибло больше половины офицеров конногвардейского полка. Князь потерял много товарищей, и среди них были двое братьев Катковых, с которыми он играл в детстве. И вновь Дмитрий повторил девушке, что он не одобряет ее присутствие рядом с боевыми действиями. Жюли и сама все понимала, но теперь она хотела быть не только рядом с князем, но и помогать другим нуждающимся в ее помощи.

В последующие дни великий князь часто приезжал в госпиталь в сопровождении командующего армией и других офицеров. Особенно в госпитале запомнили один из дней, когда вечером, отдыхая, закончив скудный ужин и общаясь между собой о произошедших событиях и раненых, приехал Дмитрий Павлович и его товарищи. Они привезли кое-какие продукты в больницу. На его груди заметно красовался Георгиевский крест, врученный за Каушинское сражение генералом Ренненкампфом. Медицинская часть и в особенности Жюли, испытали настоящую гордость и счастье, видя великого князя награжденным орденом, а такие же бравые и отчаянные офицеры с удовольствием рассказывали докторам и сестрам, как Дмитрий Павлович помимо сражений неоднократно спасал жизни других офицеров.

Между тем наступление русской армии остановилось, и немцы начали новую атаку. Постепенно в связи с огромными потерями сражающихся, поступило огромное количество раненых и умирающих, и больница наводнилась солдатами и офицерами до отвала. В начале сентября с новым прибытием раненых, среди русских оказался тяжелораненый немец. Казалось, он был безнадежным, и не сегодня-завтра должен был умереть, но Элиза Эттель взяла его на себя.

И вот здесь началась нехватка чистых бинтов, лекарств, шприцов, повязок и в особенности морфия и хлороформа. Повсюду лежали раненые, непрерывно мучаясь и жалуясь, сестры вынуждены были сидеть у их голов все двадцать четыре часа в сутки, как-то облегчая их страдания. Свободные медсестры, если таковые были, драли от засохшей крови стены и вытирали полы от свежей. Во всех комнатах больницы стоял тошнотворный, омерзительный запах умирающих, открытых ран и язв живых. Окна были распахнуты днем и ночью.

Тем временем, желая помочь и хорошо зная немецкий язык, Элиза стала ухаживать за немцем. Осмотрев его и найдя документы на имя некоего Вильгельма фон Шефера, Элиза старательно обхаживала его и спустя время он пришел в себя. Всех русских солдатов он раздражал, невыносимо было то, что помогают врагу, ведь бывало, он просыпался среди ночи и что-то на немецком долго лепетал, пока не приходила Элиза и не успокаивала его.

Под чутким руководством мадам Эттель, фон Шефер потихоньку стал восстанавливаться, к нему вернулось полное сознание, и они много времени проводили за разговорами. Мало пересекаясь с немцами в прошлом, Элизу глубоко поразили размышления и знания немца. Девушка привязалась к нему, однако, через три недели рано утром он неожиданно умер.

Жюли застала ее плачущей в маленькой комнатке на раскладной кровати. Поджав ноги, она глотала слезы, держась руками за голову.

- Я так больше не могу Жюли, не могу… - сказала она, - я не могу выносить все это! Эти стоны, эти раны, этот запах… куча смертей! Я не хочу больше все это видеть, я должна вернуться в Петроград… я хочу вернуться!

Она схватила Жюли за подол платья, и, смотря ей в глаза, громко плача, резко спросила:

- Ты понимаешь меня?

Жюли безмолвно обняла ее, слушая плач подруги. Через три дня Элиза, собрав свой чемодан, села в одну из солдатских машин, которую приготовили специально для того, чтобы отправить в столицу тех мужчин, которые больше не могли воевать.

========== ГЛАВА XV ==========

Вскоре пребыванию в Инстербурге суждено было прекратиться. Немецкая армия постепенно вытеснила русские войска из только что захваченных позиций, и поступил приказ немедленной эвакуации всех госпиталей.

Весь день Жюли с остальными медсестрами перевозила раненых на разваленную от войны станцию. Ее платье и фартук находились в грязи, сама девушка, вся уставшая, еле шевелила ногами. Уезжать нужно было как можно скорее. Над городом каждый день летали аэропланы, сбрасывались бомбы, и в любую минуту могли погибнуть раненые, находящиеся на уже почти не существующей станции.

Закончив погрузку раненых солдатов и офицеров в санитарные поезда, медицинская часть начала упаковывать оборудование госпиталя. Когда все было готово, они сели в автомобильный обоз и уехали из Инстербурга. Как узнала Жюли позже, буквально после их отъезда началась сильная бомбежка города, погибло очень много людей, и девушка благодарила Бога, что чудом осталась жива.

Теперь Д’Эпинье все дальше отдалялась от великого князя, возвращаясь обратно в Россию, через Гумбиннен. Иногда ей казалось, что она, как и Элиза готова сдаться, но тут же понимала, что не сможет сидеть сложа руки в Петрограде. Ведь ей обязательно нужно было чем-то заниматься, что-то делать и кому-то помогать! Итак, покинув Германию, медицинская часть получила распоряжение направиться в Псков, где к тому времени развернул свою деятельность еще один госпиталь, которому нужны были лишние врачи и медсестры.

Урезанный состав из трех врачей, шести медсестер и десяти санитаров разместили в церковно-приходской школе, отдав лишь один этаж. На других этажах размещался другой госпиталь, и Жюли, сложно привыкающей к новым людям, часто нужно было пересекаться с ними. Скованность и застенчивость овладевали девушкой, но благодаря одной медсестричке, с которой танцовщица успела сдружиться после отъезда Элизы, она почти без проблем налаживала отношения.

Псков находился далеко от линии фронта, этот городок война почти не затронула, и люди жили мирно и спокойно. И снова все пошло так, как было в Инстербурге: раненые солдаты и офицеры, боль и смерть, страдания и слезы. Единственное, что радовало Жюли, это то, что она не слышала постоянные залпы, а небо оставалось тихим и безоблачным. Ее будни проходили в бесконечном мытье полов и мебели, в помощи раненым мужчинам и постоянном дежурстве около них.

Жюли подчинялась старшей медсестре, а та в свою очередь, имела в подчинении еще двадцать пять девушек, отдавая им приказы и проверяя их выполненную работу, следя за тем, чтобы с ними все было хорошо.

Старшей медсестрой была молоденькая девушка, высокого роста, чуть полноватая, с ясным и спокойным взглядом. С ранеными она всегда держала себя любезно и приветливо, но в ее поведении чувствовалась стесненность и нерешительность, желание оставаться в тени. Жюли видела, как ей было нелегко командовать девушками, и старалась выполнять все ее поручения безукоризненно.

И в середине 1915 года, когда для госпиталя наступили тяжелые дни, а линия фронта оказалась совсем рядом с Псковом, в госпиталь ежечасно поступали новые партии раненых, Жюли вместе со старшей медсестрой постоянно приходилось бывать в операционных и перевязочных палатах. Трудная работа, порою до бессилия, усталости и тумана в глазах, все время требовала сплоченности, и благодаря ней, между девушками завязались дружеские отношения.