— Одержимая стану, — догадалась Асаара. Эльфийка снова отвернулась.

— Не будем об этом говорить, — попросила она. Асаара кивнула.

Повисла тишина. Затем Адайя, сжав ладони, тихо спросила:

— Калах спала с тобой… против твоей воли?

— Не ждала ее. Пришла сама. Не хотела навредить. Было хорошо.

На кунлате Асаара выразилась бы куда образнее и ярче, но торговый язык, который она хорошо понимала в книгах и речи, не позволял ей говорить сколько-нибудь красиво. Судя по ошарашенному лицу Адайи — и понятно тоже.

— То есть нет? — осторожно уточнила она.

— Сначала против. Потом нет. Было хорошо.

Эльфийка снова отвела глаза.

— Когда с тобой занимаются сексом против твоей воли, это называется изнасилованием, — тихо-тихо проговорила она. — И это, по-хорошему, наказуемо.

Значит, вот как с ней однажды поступил арвараад. Наказуемо, по южным законам. Впрочем, едва ли это теперь имело значение.

— Не… совсем против воли, — объяснила Асаара. — Помогла прогнать кошмар. Помогла… спать. Было хорошо.

— Ну, раз так…

И все же было видно, что Адайя расстроена ее словами. Наверняка она сказала что-то не то.

Асаара неловко положила руку ей на плечо, полностью накрыв его своей ладонью.

— Расстроила, — вздохнула она. — Обидела? Сделала плохо… тебе?

— Нет-нет, — эльфийка попыталась улыбнуться, — все в порядке. Я просто… немного удивлена. Ты и Калах… я не думала, что ее интересуют женщины.

— Интересуют. Опытна.

Асаара ответила до того, как сообразила, что ее ответ еще больше смутит Адайю. Вздохнув, она убрала руку с ее плеча и спрятала лицо в ладонях. Нет, ей не суждено говорить и действовать так, чтобы никто не остался обиженным или покалеченным. Она осквернена, и ничто из ее рта или рук не может быть чистым и хорошим. Все становится только хуже.

Вдруг она почувствовала маленькую ладонь Адайи у себя на плече.

— Не плачь, пожалуйста, — попросила та. — Я понимаю, что тебе приходится нелегко… и понимаю, что открыться, когда ты пережила такое, тоже нелегко. Но постарайся так не уходить в себя. Мы ведь и так плохо понимаем друг друга… а нам надо держаться вместе. Не казнись, пожалуйста… мы все за тебя волнуемся, и Командор тоже.

— Командор волнуется? — ахнула Асаара.

Она привлекла его внимание своим страхом? Он теперь будет еще больше недоволен ею, она ведь не всегда понимает, чего он от нее хочет… а теперь…

— И мы все тоже, — повторила Адайя. — Кейр теперь вообще думает, что оскорбил тебя до конца жизни.

— Я ему навредила, — скорбно повторила Асаара.

— Но все исправила, и больше такого не повторится. Вы оба усвоили урок, правда?

Асаара неуверенно кивнула, посмотрев на эльфийку. Сейчас эта имекари говорила с ней участливо, как тамассран. Даже, кажется, не собиралась наказывать за то, что Асаара привлекает к себе столько чужого внимания своим неумением делать все правильно и хорошо.

— Не хочу навредить… никому, — проговорила Асаара, сжимая ладони.

— И правильно. Но, если будешь сидеть одна и думать о том, какая ты никчемная и ничего не умеешь, только растратишь попусту силы и навредишь сама себе. Если уж меня чему-то научили в Круге, то этому.

Уверенность и убежденность в голосе Адайи звучали хорошо. Асаара кивнула, выпрямляя плечи.

— Ты хорошая тамассран, — сказала она. Адайя улыбнулась.

— Я не жрица вообще-то, но спасибо. Тамассран — это же те, кто говорят, правильно? — Асаара кивнула. — Говорю я не так же бойко, как Адвен или Кейр — но рада, если мне удается помочь.

— Ты очень хорошая тамассран.

Адайя приобняла ее за плечо, улыбнувшись, и проговорила:

— Старайся думать о хорошем. Это и тебе на пользу, и твоей магии.

Асаара подумала, что надо что-то сказать. Хорошо, что у южан была фраза на этот случай.

— Спасибо… Адайя.

Эльфийка снова улыбнулась, пересела за свой стол и вновь принялась работать над рукописями. Асаара вышла во двор крепости, думая о ее словах.

Стражи — или все южане, может быть — не так казнят себя за ошибки, хоть и придают им значение. Стражи готовы выслушать друг друга, даже если слушать им больно и неприятно. Стражи готовы поддержать друг друга, даже если не совсем понимают.

Стражи, должно быть, лучшее, что случилось с ней в жизни, а она даже не ценит того, что с ней произошло.

Стоит постараться делать то, чего хочет Командор — ведь Адайя сейчас советовала почти то же самое. Они хотят, чтобы Асаара… полюбила себя. Не так, как в странных книгах (иначе пришлось бы переспать с собой и клясться в любви себе же) — но так, чтобы думать о том, что она может сделать хорошего, а не о совершенных ошибках. Этому ее, кажется, пытались научить родители — но не успели.

Интересно, вдруг подумала Асаара, что сказали бы родители, узнав, что она стала Серым Стражем и давеча ночью переспала с гномкой-воительницей? «Это должно быть»? Нет, ее родители не были Кунари… наверное, отец сказал бы что-то вроде «ну, хоть детей не будет». Правда, Веланна говорила, что у Стражей и так почти не бывает детей из-за скверны в крови.

Значит, Стражи и правда могут спать друг с другом — и даже иметь детей, если смогут? Догадка потрясла Асаару, но в какой-то мере и принесла успокоение. Адайя сказала, что в ордене есть пары… значит, если их с Калах проведенная вместе ночь всплывет, это не должно быть очень плохо.

Плохо будет, если такого больше не повторится.

Это должно быть.

Комментарий к Asala-taar

Маленький кунарийский словарь №5:

Asala-taar - «душевная слабость», ПТСР.

========== Taashath katoh ==========

Когда Асаара снова стала говорить с другими Стражами, стало проще. Они действительно беспокоились за нее — даже те, кто не был к ней особенно добр. К примеру, рыжий гном по имени Огрен, часто пьяный и буйный, предложил ей бутылку эля собственного приготовления. На вкус эль ей не понравился, но Асаара все равно была благодарна гному.

Единственное, что огорчало ее — собственное неумение выразить свои мысли на торговом языке. Все фразы выходили у нее будто рублеными и несущими лишь половину того смысла, какой она хотела туда вложить. Асаара внимательно слушала, что говорят другие, и читала книги, но выражаться так же красиво у нее все равно не выходило. Зато она могла обмениваться сообщениями с Калах: оказалось, Асаара еще не совсем разучилась писать, и могла говорить с гномкой хотя бы так.

Однажды, подкараулив ее после тренировки, Асаара показала на кожаную тетрадь, которую Калах носила с собой, и попросила дать ей. Пожав плечами, гномка протянула ей тетрадь и стальное перо. Асаара написала, старательно выводя буквы:

«Ты спишь с женщинами?»

Калах рассмеялась — из ее рта даже вырвался какой-то звук — и написала следом:

«А что, у вас так не делают? То-то я смотрю, у тебя были очень удивленные глаза. Неужели не понравилось?»

«Нравится. Хочу еще. И хочу говорить».

Гномка смерила ее многозначительным взглядом.

«Для того, чтобы трахаться, слова не нужны. Но если хочешь что-то спросить, валяй. Ты вообще любопытная, как я посмотрю».

Слово «любопытный» было не самой лестной характеристикой для Кунари. Впрочем, Асаара уже не могла назвать себя Кунари. Ей, наверное, было позволено любопытствовать.

«Никогда не знала гномов. Только ты и Огрен. Он любит войну и пить. Ты любишь войну и секс. Все гномы такие?»

Калах снова разразилась смехом. Взгляд, которым она затем смерила Асаару, был очень снисходительным — но не осуждающим.

«А ты смешная. Все кунари такие смешные?»

Асаара непонимающе пожала плечами. Что смешного было в ее вопросе? Или гномка просто издевается над ней?

«Ты не ответила на мой вопрос».

«Ты упорная. Мне это нравится. — Калах улыбнулась. — Но говорить о гномах с тобой глупо. Ты никогда не видела Орзаммара, не знаешь, чем мы живем. Этого не понять ни по книгам, ни по рассказам. В одном ты права: гномы любят сражаться. Разве у кунари не так?»