— Ждем, — бормочешь ты, придерживая зверя за ошейник. — Ждем…

Языки пламени лезут вверх по срубу, взбегают на крышу. Только бы она не проснулась! — мысленно молишь ты. - Пожалуйста, девочка, не просыпайся!

— Ждем…

Венк поджигает факел и подносит его к костру.

— Ждем…!

Огненное кольцо замкнулось: дом в дыме и пламени со всех сторон.

— Пошли!

Черный зверь взмывает вверх — и ты, вцепившись в ошейник, взлетаешь вместе с ним.

Упругая невидимая стена меж мирами подается под его тяжестью, расступается с влажным, сосущим звуком. Что-то сжимает тебя со всех сторон, перехватывает дыхание. Кажется, на этот раз ты все-таки умираешь — но в этот смертный миг успеваешь обернуться назад.

И видишь, как Мир Внизу — далеко внизу — избавившись от незваного гостя, застывает в привычной неподвижности. Гаснет солнце; тает в тумане лес; замирают взметнувшиеся языки пламени. Ты рассчитал верно: теперь они не двинутся дальше — и не погаснут.

А в центре этого магического круга, за нерушимыми огненными стенами, спит девочка, прижимая к груди деревянного медведя — крепко спит и улыбается во сне.

Комментарий к Глава 8: То, что Внизу (2)

Упс! Самой не верится, но я все-таки заканчиваю этот мега-опус.

Ну а что, сколько можно-то уже его мусолить, в самом деле? :) Пусть закончится хотя бы так, “конспективно”, без особых красот и подробностей.

Правда, это еще не конец. Будет еще эпилог, о том, как Урфин выжил.

========== Эпилог ==========

Месяцы и годы спустя, рассказывая соплеменникам о чуде, воины из кланов Перепелки и Бурундука дополняли свои повествования красочными подробностями. Шла речь и о молниях, бьющих из земли в небо, и о громовом голосе с небес, и о шуме невидимых крыл. На деле все выглядело куда скромнее: но в основе своей марранские предания верны.

Верно, что, когда языки пламени обежали погребальный костер кругом и, карабкаясь по сучьям вверх, уже лизали последнее ложе предводителя — с высокого костра вдруг раздался хорошо знакомый воинам звучный голос:

— Дети мои, марраны! Не рано ли вы собрались меня хоронить?

Оцепенев от изумления, не веря своим глазам, смотрели воины, как их Огненный Бог — живой и невредимый — поднимается на ноги, спокойно шагает сквозь огонь, отмахиваясь от клубов дыма, словно от назойливых мух, и легко спрыгивает наземь.

Верно и то, что в эти первые секунды на него было больно смотреть. Воздух вокруг него дрожал и искрился; его окружало сияние, по словам одних, золотисто-розовое, других — ярко-алое. Даже в памятную ночь, когда Огненный Бог впервые явился своему народу, не было в его облике такой властной, победительной силы и красоты; и не нашлось среди воинов ни одного, кто не ощутил бы потребности упасть перед ним на колени.

На миг воцарилось потрясенное молчание; затем воины разразились приветственными криками. В буйной радости вопили они, выкрикивали славословия и ударяли мечами в щиты. Растолкав людей, бросился к хозяину Топотун — но замер в двух шагах, привстав на задние лапы, принюхиваясь в недоумении и испуге, словно ощутил в своем повелителе нечто странное и чуждое.

Сквозь толпу пробился рыжеволосый Харт.

— Я знал! — восклицал он, почти обезумев от восторга. — Я знал… Господи… всегда… даже когда никто тебе не верил… я всегда знал, что ты воистину Бог!

Взгляды их встретились, и Огненный Бог улыбнулся своему почитателю. Совсем по-новому — не прежней кривой усмешкой, а тепло, открыто и радостно; так, что Харт невольно подался ему навстречу, забыв обо всем, кроме желания окунуться в это золотистое сияние, стать ближе к этой улыбке, к этим глазам, бездонным и черным…

…к этим острым зубам к этим лучам что вдруг потемнели и извивающимися змеями рванулись обвили нет о Господи как больно не могу дышать пожалуйста не надо я говорил что готов стать жертвой но не так только не так пожалуйста Господи…

А в следующий миг его отпустило.

Харт заморгал, выныривая из кошмара наяву.

Его воскресший Бог по-прежнему стоял перед ним, глядя в сторону, плотно сжав губы — с напряжением и злостью на лице, словно боролся с чем-то невидимым. С чем-то внутри себя.

Текли мгновения, и облик Урфина Джюса на глазах возвращался к прежнему. Изодранные лохмотья вместо плаща, седина во всклокоченных волосах. Осунувшееся, землистое лицо предельно измученного человека. И исходящее от него чудесное сияние меркло, меркло, пока не погасло совсем.

А потом он сказал странное. Харт совсем его не понял.

— Нет никаких богов, Харт, — сказал он. — Встретишь бога — держись от него подальше.

И тихо повалился лицом вниз на истоптанную траву.

***

В последних лучах гаснущего заката маленький отряд двинулся в обратный путь.

Гуськом, без песен и разговоров, спускаются марраны по узкой горной тропе. Топотун идет в середине. На спине его закреплены импровизированные носилки, наскоро сплетенные из ивовых ветвей. Харт и Лакс идут рядом, по обе стороны от своего повелителя: не сводят с него глаз, на крутых спусках придерживают его бессильно мотающуюся голову. Тихо говорят между собой, что в деревне должен быть знахарь; а завтра к вечеру они доберутся до Фиолетового города, где есть настоящие лекари. Они помогут. Все будет хорошо.

Иногда Урфин открывает глаза и видит над собой темнеющее небо. Закрывает — и видит Пожирательницу Душ, спящую за огненной стеной.

Быть может, через несколько дней или недель это сверхъестественное зрение померкнет; но сейчас он видит все. Призрачное сияние осиротевшего Мира Вверху и вечный сумрак Мира Внизу — оба теперь для него открыты. Видит прошлое — не только свое. И будущее. Недалеко и нечетко, как расходящийся веер вероятностей — но видит.

Он знает, что выживет и встанет на ноги. Придется полежать в постели — ничего страшного. Мадхи осталось при нем, это главное. Рана затянулась, когда они с Келемриндой стали одним целым. А потерянное фэа за месяц-другой восстановится. Можно бы и быстрее…

[да… да… это же так просто, протяни руку и возьми!..]

…нет. Исключено.

Еще он знает, что и второму его царствованию скоро настанет конец. Вся эта авантюра с марранами закончится быстро и, скорее всего, как-нибудь довольно бесславно. Ну и черт с ней. Сейчас это его совсем не волнует.

И пробовать в третий раз он не станет. Нет, хватит. Если повезет остаться в живых и на свободе — Урфин Джюс просто исчезнет. Куда-нибудь в глушь. Подальше от людей, у которых такие сочные, такие вкусные души.

Почему бы не поселиться в западных предгорьях, на окраине Страны Жевунов? Она любит горы и леса; быть может, и ему там станет чуть полегче.

Он не убьет себя, даже если вой зверя внутри станет оглушительным, а голод невыносимым. Теперь ему придется жить долго… как можно дольше. Пока он жив — Келемринда мертва. Огненные стены защищают ее от мира, а мир от нее; никто не потревожит ее сон, никто больше ее не тронет — и не освободит. Но когда его фэа угаснет — что станет с ней? Она ведь предупреждала, что всегда возвращается.

Он думает о том, что никакой это не выход, что надо было придумать что-то другое… Но что? Должно быть, чтобы по-настоящему убить чудовище — или кого-то спасти — нужно быть настоящим богом.

Или…

В конце концов, при удачном раскладе еще лет тридцать-сорок у него есть. Для Келемринды — одно мгновение; но для смертного — срок немалый. Что, если он все-таки найдет спасение — для себя и для нее?

Невозможно, да. Но ведь он уже сделал невозможное. Не бог, не герой, не истребитель чудовищ — вызвал на поединок Пожирательницу Душ, сразился с ней на мосту, соединяющем миры. Стал живой преградой между ней и миром живых. И одолел ее. Побывал Вверху и Внизу — и вернулся.

Выжил ли? Это как посмотреть. Остался ли человеком? Тоже так сразу не ответишь…

Но победил. И вернулся.

И по-прежнему помнит свое имя.