Очевидно, имеет место доминанта оборонительного поведения (глава 5. Мотивация, стимул, реакция). В обезумевшей толпе мало людей, способных хотя бы на мгновение остановиться, обдумать ситуацию. Все же, как мы видели, такие люди находятся. Их пропорцию можно оценить – 1-5 на 1000. В немыслимой обстановке уничтожения людей в Бабьем Яру фашистами на 100 тыс. погибших пришлось 28, кто догадался убежать, спрыгнуть раньше, чем настигнет пуля, в ров[31]. В стаде овец мы находим 3-7 самостоятельно мыслящих животных на 1000. В стаде северных оленей таких животных может быть треть, когда обстановка животным уже известна по предыдущим опытам, и 1 на 1000, когда находчивость проявляется в совершенно новой и предельно ужасной ситуации (бегство животных из забойной камеры).

Испуганными людьми владеет мысль – удалиться, вырваться из адской обстановки. Однако, как мы видели, на желание избежать опасность временами накладывается желание спасти близкого человека, социальные связи оказываются важнее, чем забота о своей безопасности. Еще один важный элемент панического поведения – особенности ориентировки. Даже в полной темноте люди сохраняют память о том, где находится выход, каким путем они оказались там, где находятся.

События во время пожаров выявляют поразительную бесчувственность обслуживающего персонала (уже упоминавшихся артистов театра, например). Убегая через служебные выходы, они не заботятся хотя бы сообщить о такой возможности погибающим людям. Мы можем оценить такое поведение как продолжение некого психологического барьера между артистами и публикой – они живут как бы в параллельных мирах. Однако профессиональные спасатели, например, пожарники, даже оказавшись на месте катастрофы случайно, активно вступают в бой с обстоятельствами, жертвуют собой ради других. Очевидно, у них существует внутренняя установка на такое поведение (пример такого поведения дан в главе 4 (о взрыве на Павелецкой)).

Иной характер носят паники, растянутые во времени: начинающиеся постепенно, существующие несколько дней и затухающие постепенно. Как мы видели, для таких паник характерно тревожное состояние людей, подготавливающее их к последующим паническим реакциям. Часто тревога в обществе возникает под влиянием слухов. В главе 5 (раздел «Боязнь предстоящего») мы подробнее остановимся на теории П. Симонова, объяснявшего эмоции тем, что человек прогнозирует будущее, переживает будущее иной раз острее, чем реальность. Слухи о приближении врагов, о возможном голоде, болезнях, насилии возбуждают сильные эмоциональные переживания. Люди пытаются изменить место пребывания, ситуацию, в которой находятся. Страх перед предстоящими мучениями доводит людей до самоубийства. Даже отсрочка смертной казни кажется большим наказанием, чем сама смерть.

Длительность паники позволяет заметить еще некоторые особенности: сохраняется ориентировка на местности (бегут в тыл, в лес).

Обезумевшая толпа ведет себя как стадо. Вот что рассказывает Тит Ливий о битве при Аллии, после которой галлы захватили Рим[32]. «Галльский вождь Бренн, при малочисленности римлян, весьма опасался какой-то хитрости, и вот он решил, будто этот холм занят для того, чтобы ударить резервом во фланг и тыл галлов, когда те столкнутся с легионами лицом к лицу. Тогда он развернул строй против резервов в твердой уверенности, что, если он выбьет их с холма, победу на ровном поле при таком численном перевесе будет одержать легко. Вот до какой степени не только судьба, но и рассудительность была на стороне варваров!

А в противоположном стане ни вожди, ни воины не напоминали римлян. Во всех душах царил лишь страх и мысль о бегстве; помрачение умов было таково, что, несмотря на препятствие в виде Тибра, подавляющее большинство бросилось в Вейи, чужой город, вместо того, чтобы бежать прямым путем в Рим, к женам и детям. Лишь резервы еще недолгое время находились под защитой возвышенности, остальное же войско, как только передние сбоку, а задние с тыла услышали крики, враз обратилось в бегство от неведомого врага еще раньше, чем его увидело. Римляне бежали, не только не пытаясь померяться силами с неприятелем, не только не сразившись с ним и не получив ни одной царапины, но даже и не ответив на его клич.

Никто не погиб в сражении, все убитые были поражены в спину, когда началась давка, а толчея затрудняла бегство. Страшная резня произошла на берегу Тибра, куда, побросав оружие, бежало целиком все левое крыло. Многих не умевших плавать или ослабевших под тяжестью доспехов и одежды поглотила пучина. Тем не менее огромное большинство без затруднений добралось до Вейи, откуда они не послали в Рим не только помощи, но даже вести о поражении. С правого крыла, стоявшего далеко от реки, под горой, все кинулись в город, где укрылись в крепости, даже не заперев городских ворот».

В «Истории» Геродота рассказана легенда о нападении персов на священный город Аполлона Дельфы[33]. «Дельфийцы же, узнав о намерении Ксеркса, пришли в ужас. В великом страхе они вопросили оракул: закопать ли им в землю храмовые сокровища или вывезти в другую страну. Бог же запретил им трогать сокровища и сказал, что сам сумеет защитить свое достояние. Получив такой ответ оракула, дельфийцы стали заботиться о собственном спасении. Жен и детей они отослали на другую сторону в Ахею, сами большей частью укрылись на вершинах Парнаса, а свое имущество снесли в Корикийскую пещеру. Некоторые же бежали в Амфиссу, что в земле локров. Короче говоря, все дельфийцы покинули свой город, осталось лишь шестьдесят человек и прорицатель.

Варвары между тем были уже близко и издали могли видеть святилище. Тогда прорицатель по имени Акерат заметил, что священное оружие, которого никто не должен был касаться, вынесено из мегарона и лежит на земле. Прорицатель пошел сообщить об этом чуде людям, оставшимся в Дельфах. А когда персы поспешно достигли храма Афины Пронеи, случилось еще более великое чудо, чем это. Конечно, весьма удивительно, что боевое оружие появилось само собой и лежало перед храмом. Однако то, что последовало за этим, было самым удивительным знамением из всех. Ибо в то самое мгновение, когда варвары появились у святилища Афины Пронеи, с неба пали перуны[34], а с Парнаса со страшным грохотом изверглись две оторвавшиеся вершины и поразили множество персов. Из храма же Афины Пронеи раздавались голоса и боевой клич.

Все эти чудесные знамения повергли варваров в ужас. Дельфийцы же, лишь только заметили бегство врагов, спустились с гор и многих перебили. Оставшиеся в живых персы бежали прямым путем вплоть до Беотии. По возвращении к своим, как я узнал, эти варвары рассказывали еще и о других явленных им знамениях: два воина выше человеческого роста преследовали их и убивали.

Это были, по словам дельфийцев, два местных героя – Филак и Автоной, храмы которых находятся поблизости от святилища Аполлона: Филака – на самой улице выше святилища Пронеи, Автоноя же – недалеко от Кастальского источника у подножия крутого утеса Гиампии. А извергнувшиеся с Парнаса обломки скал уцелели еще и до нашего времени и поныне лежат в священной роще Афины Пронеи, куда они стремительно обрушились, прорвав ряды варваров. Так-то произошло отступление отряда персов от дельфийского святилища».

Познакомимся с примерами войсковых паник в более недавние времена, чтобы опираться на эти и другие примеры в попытках понять природу паники.

«В Японскую войну, под Тюренченом, Восточносибирская стрелковая бригада генерала Кашталинского, после страшного долгодневного нервного напряжения от ожидания боя, приняла на себя удар всей армии Куроки и местами была окружена. 11-й Восточносибирский стрелковый полк колонною, с музыкантами впереди, со священником с крестом во главе полка штыками пробил себе путь отступления. Но после этого наступила реакция. Когда эти перемешавшиеся частями, измученные люди выходили из боя, в стороне показались скачущие. Это были наши артиллеристы, бросившие орудия и уходившие на лошадях. Кто-то крикнул: «Японская кавалерия!..» Началась сначала бесцельная стрельба, а потом бегство никем не преследуемых частей. Напряжение солдат было так велико, что одиночные люди были к вечеру того же дня в Фын-Хуан-Чене, в восьмидесяти верстах от Тюренчена!»[35].