Он же первым бросился к Арману, словно собираясь его с разбегу лягнуть – но лишь пристроил рядом с его ногой свой разбитый башмак, демонстрируя разницу в пару-тройку дюймов.

– Ножки как у принцессы, – осклабился парень в берете, меряя Армана взглядом. – Такой нарядный. А драться ты умеешь? Или только зубрить?

– Вы что, он же маленький! – закричал примчавшийся Ларошпозье. – Ты же его старше, так нечестно, Лансак, прекрати!

– Молчи, пока цел, – отпихнул его вихрастый. – Никто его не съест.

– Съесть не съем, но кусочек откушу, – шагнул вперед Лансак. – Что еще у тебя, как у принцессы?

– Я с удовольствием дам вам сатисфакцию, как только получу шпагу, мсье. Как подобает дворянину, – тихо, но отчетливо произнес Арман, но лицо его стремительно краснело.

Лансак обрадовался: сейчас малявка заплачет!

– А пока у тебя нет шпаги, надо проверить, точно ли ты не девчонка, – Лансак выбросил руку, намереваясь схватить новичка за подбородок, но малявка, не изменившись в лице, коротко и точно заехал ему в лицо латинской грамматикой.

Вскрикнув, Лансак отступил и прижал руки к лицу – металлический уголок порвал тонкую кожицу века и между пальцев закапала кровь.

Оставшись в центре круга из отшатнувшихся мальчишек, Арман вытер латунный уголок грамматики листиком боярышника, умудрившись при этом не оторвать его от ветки – и столь же невозмутимо дождался мэтра Лангре, чуть не бегом спешащего из класса.

– Что тут происходит? – перо на шляпе учителя тряслось от гнева. – Лансак? Мюси, вам мало одной порки за день? Шийу? Откуда кровь?

Молчание было ему ответом. Мюси шмыгнул за спину вихрастого мальчика. Тот открыл было рот, но предпочел промолчать, глядя на Лансака.

Лансак молча давился рыданиями, кровь струилась по его враз побледневшим щекам, смешиваясь со слезами и пятная золотистый шелк дублета.

– Шийу, отвечайте: что здесь произошло? – седые брови совсем закрыли глаза мэтра, но Арман не был уверен, что его обвиняют, а не поощряют.

– Мы бегали… – тихо, извиняющимся тоном проговорил Арман. – И Лансак наткнулся глазом на ветку.

Мэтр и сам заметил каплю крови на желтом листе боярышника.

– Вы знаете, что кулачная драка не подобает дворянину? – тоном ниже осведомился учитель.

– Да, мэтр.

– Вы не дрались на кулаках?

– Нет, мэтр. Клянусь Мадонной, – Арман покрепче сжал тяжелый кожаный том и заметил неуверенную улыбку Ларошпозье – похоже, что уловка удалась: тот лучше разбирался в настроениях учителя.

– Не поминайте имя Богоматери всуе, Шийу. А вам, Лансак, вместо диких скачек, подобно одержимому бесами, на перемене не помешало бы более тесное общение с книгой! – учитель повернулся и пошел в класс.

– Это надо же! – покрутил головой Ларошпозье. – Шевалье, вы хитроумны, как Улисс.

Он отвесил Арману шутливый поклон, но было ясно – его признали своим.

Дебурне насторожился, когда Арман громыхнул шахматами в коробке.

– Куда вы собрались на ночь глядя, мсье?

– Как будто ты не понял. Отправляюсь к Бутийе заниматься древнегреческим.

Клод Бутийе заулыбался, завидев на пороге Армана, и отложил растрепанное перо на край заваленного книгами стола, основательно изрезанного перочинными ножами и закапанного свечным воском и чернилами.

Кроме стола, меблировку комнаты с покрытыми черной плесенью углами и ледяным даже в августе каменным полом, составляли два тяжелых дубовых стула, на одном из которых коленями стоял хозяин, большой кожаный сундук с плоской крышкой и узкая кровать с бугристым тюфяком, крытая пунцовым дамастовым покрывалом, неуместно роскошным в этой спартанской обстановке.

Впрочем, круглолицый кудрявый Клод Бутийе нимало не напоминал спартанца – он не любил ни драк, ни споров. Хотя ему и в голову бы не пришло спорить с Арманом дю Плесси – и из-за почтения к его семье, делами которой уже много лет занимался его отец, Дени Бутийе, и из-за того, что Арман старше, храбрее и умнее.

Арман был ему защитой и опорой: и физической – за год учебы Клода никто даже не попытался поколотить – и умственной, помогая с уроками. С появлением Клода в Наваррском коллеже и для Армана кончились мучения, вызванные тоской по домашнему очагу: на совете двух семей было решено, что Арман будет проводить все воскресенья и праздники в доме Бутийе. Сюзанна дю Плесси жила в Париже первый год учебы Армана в Наварре, а затем вернулась в Пуату. Столичная жизнь была ей не по карману: слишком дорого стоило содержание Анри при дворе, трех дочерей  в монастыре, учеба Альфонса в Сорбонне и Армана в Наварре.

– Арман… – просияли большие темные глаза Клода с длинными загнутыми ресницами. – А я опять завяз с древнегреческим. Кто только придумал, что им можно наслаждаться? «Через полгода изучения божественной латыни вам позволят насладиться древнегреческим, а через два года – ивритом», – передразнил он мэтра Лангре.

– В чем ты завяз на этот раз? – Арман склонился над плечом друга, заглядывая в исписанный лист. – «Однажды философ Диоген увидел маленький город, окруженный стеной со слишком большими воротами. «Опасайтесь, как бы ваш город не ушел от вас через ворота», – сказал Диоген». А ты что пишешь?

– А я перевел как «пришла беда – отворяй ворота»… – потупился Клод и принялся крутить пуговицу своего коричневого дублета.

– А c латынью у тебя что? Maximus – это «величайший», а ты переводишь как «Максим»?

– Величайший Максим, – закивал головой Клод и потянулся за пером, но оглянулся к двери, услышав шаги в коридоре.

Шаги приблизились, дверь рывком отошла от косяка, впустив Ларошпозье, который со стоном повалился на кровать.

– Что с тобой, Поль?

– Жрать хочу… – проскулил в подушку Ларошпозье и свернулся клубком, прижав ее к животу. Его тощие ноги с острыми коленками свесились с кровати – в последнее время Ларошпозье сильно вытянулся и постоянно ходил голодным. Хотя на третьем году обучения к одному яйцу и половине селедки, что составляли рацион младших классов, прибавили стакан разведенного водой вина и миску репы с унцией масла.

– Ничего нет, Поль, – Арман и Клод обменялись виноватыми взглядами. – Сами ждем каникул.

– Ни крошки? – Ларошпозье поднял полные надежды глаза. – Ни крупинки?

– Пустота, как у Лансака в голове, – хмыкнул Арман.

– Не напоминай мне о нем! – взвыл Ларошпозье. – Я проиграл ему свой сегодняшний обед! В кости!

– А почему не сказал нам? – всплеснул руками Клод. – Мы бы поделились.

– Мне было стыдно – кто же садится играть с Лансаком? – Ларошпозье уткнулся в подушку, оставив для обозрения лишь лохматый затылок.

– А у Тезара ты был? – спросил Клод, уже зная ответ.

– Мы же сами у него все сожрали, Альбер и рад бы поделиться, да нечем.

– Резюмирую: ни крошки и ни гроша. Боюсь, мы вынуждены капитулировать перед голодом, – Арман подошел к кровати и уселся рядом с Полем. – И просить-то не у кого: все домашнее съедено еще со среды. Придется тебе ждать до завтра.

– Я не доживу до завтра. Я сдохну от голода прямо сейчас! – застонал Ларошпозье и вцепился зубами в подушку. Тиковый уголок выглянул из батистовой наволочки и был тут же атакован. Взметнулись перья.

– Что ты творишь? – закричал Клод, бросаясь к кровати.

– Это была курица, – прорычал Ларошпозье сквозь перья, забившие рот. – Это пахнет курицей!

– Беда, – Арман повернулся спиной и уставился в окно, где круглощекая луна освещала длинные дымовые трубы и острые коньки Наварры. Двор, стена и часть улицы совершенно скрывались во тьме летней ночи. – Придется устроить вылазку.

Ларошпозье с надеждой посмотрел на друга, перестав жевать перья.

– Высекут, – втянул голову в плечи Бутийе.

– Если поймают, – кивнул головой Арман. – Меня больше заботит, где мы ночью найдем что-то съестное? Из Наварры мы выберемся, из квартала – нет. Разве что найдем прямо у коллежа ковригу хлеба или кружок колбасы.