Катерина под себя босые ноги вместо ответа подтянула. Платье, обтягивающее бедро, дразняще поползло вверх, оголив ноги чуть больше, чем это было бы прилично. Кусочек кружева показался. И все еще прямо не смотрит, только искоса.

Ему показалось, или кто-то здесь пытается его соблазнить?

Что ж, весьма удачно. Но Санек не торопился раскрывать все карты. Для начала хотелось бы понять, что у Катюши на руках за расклад.

— Цветы   потрясающие,   Саша!   Спасибо!  —  она  широко   усмехнулась,   вроде  бы   поняв,  что  он   поддевает.   —  А   вот  конфеты   не  попробовала.  Не  знаю.  Меня из-за них шлюхой обозвали, во всяких матерных выражениях, которые я не повторяю. На полном серьезе. Ну и из-за часов еще, конечно, они ей сразу глаза мозолили… И цветы она поломала, когда я психанула — обозвала начальницу дурой и хамкой. В общем, номинально, но можно сказать, что ты подтолкнул меня к краху — я таки уволилась. Разбила телефон, он же рабочий был. Месть… Ммм! Момент триумфа, — на лице Катерины заиграла кривоватая усмешка. — Ну и ушла посреди презентации, как была. К тебе приехала вот…

— *ля! — он резко выпрямился, поднявшись с этого столика так, что задребезжали стаканы. Расплескался его кофе, расплывшись по стеклянной поверхности некрасивой лужей. Да не до того стало. И не до накала тела. — В бетон вкатаю, мля! — тяжело провел рукой от бровей до затылка, ощущая, как плеснул гнев.

Прошелся туда-сюда, чувствуя, как накатывает злоба.

Натуральным образом угробит любого, кто посмел ее оскорбить и так испоганить День рождения! Найдет способ в порошок стереть. Управу на кого хочешь найти можно…

— А по поводу работы, даже не парься, малыш! — обернулся к ней, чувствуя, бурлящую изнутри какофонию. Поймал взор чуть распахнувшихся в удивлении глаз…

А взгляд у нее поплыл немного, глаза влажные, огромные… Видно, виски действует. Смотрят прямо на него так, что всю душу наизнанку выворачивают. Вытягивают изнутри то, что он сам еще не понимает…

Твою дивизию! Не привык к такому напрягу! Не было у него настолько дорогих людей, за которых реально убить хотелось бы. Голыми руками причем, за мелочь же, по сути… Но то, что ее оскорбили так, довели, для него теперь совсем не мелочь! И близко!

Кажется, раз только в жизни, так и нервничал. Когда саму Катерину в больницу уложили после того, как они три дня в заброшенном доме проторчали. Все, что мог, сделал тогда, от одного уберег… А вот от банального переохлаждения и воспаления — не сумел. Тогда также колотило, хоть и совершенно с иным подтекстом. Вину чувствовал.

— Это вообще не проблема, котена! Тебе оттуда все равно надо было уходить. Измотали до предела. И цветы сейчас новые поедем, купим. Конфеты…

— Нет, Саш, подожди, — перебила со вздохом. Напряглась. — И ее трогать не надо. Все под Богом, на нее своя кара будет, и вернется все. Не цепляй. Я не для того приехала… — она тоже встала.

Смотри как, с ходу просекла мысли. Ага, так он и послушает. Но вслух спорить не будет. Богу на всех времени не хватит. У Санька свои методы, а ей париться нечего.

— А для чего? — его голос сел, и Саша не нашел сил, чтобы отвести взгляд, следил за девушкой, будто хищник за жертвой.

Все, попала она. Причем, даже он еще не понимает, насколько сильно.

Катерина, фиг знает, догадываясь или нет о его мыслях, прошлась по кабинету, почему-то в другую сторону, к двери. Вернулась к столику, сделала еще глоток из своего бокала. И снова прямой, открытый и настолько же манящий взгляд, как-то разом перекинувший всю его злобу в такое пожарище сексуального желания к этой женщине, что рубашка под пиджаком взмокла, а брюки стали конкретно тесными, болезненно давя на мигом воспрявший член.

Х**новы «американские горки», а не разговор у них, однако! Зря, наверное, оттягивал это две недели…

— Мы мимо рояля проходили, там, в холле второго этажа, у картин? — вовсе не в тему, как ему показалось, спросила вдруг Катерина.

Но ее голос при этом… Господи! Низкий, грудной, с хрипотцой… И тихий ровно до того, что хотелось к ней наклониться, чтобы расслышать каждый звук. Слизать слова с ее губ! Прикусить так, как она сама недавно их покусывала. И вернуться все к тому же вопросу о сосках…

Потому что Катюня снова покраснела. Но при этом в ее глазах смущения не было. Разве что какая-то доля сомнения…

— Да. Там есть, — его фразы стали отрывистыми, резкими. А голос даже Ольшевскому слух резал.

— Хорошо, — кивнула Катерина.

И… вдруг вовсе пошла прочь из кабинета, как была: босиком, неся в руке недопитый бокал виски. Он охр**ел, если честно! Они тут вроде говорили…

— И куда мы двинулись, малыш? — ясное дело, что он тут же оказался позади нее, в шаге.

— Хочу сыграть, разве непонятно, Са-а-аша? — твою дивизию!

Она так протянула его имя, что у него мышцы затылка свело! И ведь ничего такого! А пробило до позвонков, казалось. Видно, конкретно в ней дело.

— Ты же говорила, что не играешь теперь, — напомнил он все тем же сиплым голосом, наблюдая, как эта искусительница ставит стакан на пол у рояля и поднимает крышку над клавишами. Плавно уселась на небольшую скамейку.

Он все еще в шаге позади.

— Не играла, правда. Как замуж тогда вышла… А теперь хочу. С тобой, — дразнящий, глубокий взгляд через плечо, который он ощутил, будто прикосновение по лицу, как рукой огладила.

Но, кстати, еще один невыясненный вопрос, тот ее чертов брак!

Однако и сейчас она успешно отвлекла Ольшевского: глянула на клавиши, медленно, шумно выдохнула, несколько раз сжав и раскрыв пальцы, как разминая. После как-то робко дотронулась к инструменту, извлекая первые звуки. Так неуверенно, как на него смотрела все это время.

— Так для чего ты приехала, котена? — сипло напомнил Санек.

Чуть прикрыл веки и запрокинул голову, словно впитывая в себя полившуюся музыку. Ощущал, как с этими звуками его накрывает слишком плотной, чересчур насыщенной пеленой их тяги, его безумного и такого внезапного желания, прошлых теплых чувств к этой девчонке, совсем других, но спаявшихся ныне с конкретно плотской потребностью. Их общее прошлое и какой-то кайф вперемешку с ностальгией от плавной музыки, что разом наполнили огромное пространство с прекрасной акустикой.

Не так играла, как когда-то, конечно, чувствовалось, что сомневаясь и будто спотыкаясь, на ходу вспоминала ноты и последовательность. Слегка натужно. Сбиваясь, но упрямо начиная заново.

Но ему нравилось. Господи! Так же спокойно и хорошо стало, как когда-то, когда сидел у приоткрытых дверей кабинета в музыкальной школе, где ее и учили играть. Всегда ему нравилось, как Катерина музыку через себя пропускает, сквозь свою душу. Мало кто так умел. Он за жизнь наслушался…

— Я хочу твоей женщиной стать, Саша. Чтоб по-настоящему, чтоб сорвало крышу и ограничения. Как с любовницей, без запретов… Ненадолго, не переживай. Не буду навязываться. Но хоть несколько месяцев…

Охр**еть!..

То ли он отключился и теперь глюки звуковые ловит.

То ли оглох.

То ли сбрендил, пока они дошли до рояля из кабинета Ксении. Но вот так вот ему женщины еще себя не предлагали. Еще и та, которую он сам до зуда в руках, до ломящего паха хочет. Думал, это он уламывать ее станет. А тут…

Выдохнул сквозь зубы. Вышло шумно. И шагнул вперед, касаясь ее спины своим телом, убирая всякое расстояние.

— А теперь еще раз. И по буквам, котена, — тяжело опустив ладони на ее обнаженные плечи, резко велел он надтреснутым голосом. — Потому как у меня до **ена вопросов!

Ее руки дрогнули, прервав мелодию.

Тишина повисла дребезжащим тревожным звуком, выдающим, насколько сильно на самом деле Катерина нервничала. Потому и говорить начала, лишь отвернувшись, спрятавшись за рояль. Александр понял.

Но ему надо было их на прямое общение перевести. Без вариантов! А то точно головой двинется от таких внезапных предложений из ее уст…

Глава 7