Фрэнк О'Коннор
К делу Эдипа
Перевод И. Разумовской и С. Самостреловой
Наблюдать судебное разбирательство между мужем и женой - все равно что смотреть представление об Эдипе.
Вы заранее знаете - что бы ни произошло - у мужчины никаких шансов нет, ведь каждый судья отличается комплексом сверхпривязанности к матери и любой адвокат, защищающий мужа, мог бы с таким же успехом вести дело Эдипа.
Рассказывают, что единственным примером того, как смертный чуть было не одолел посланниц Немезиды, может служить процесс, на котором Мики Джо Спиллейн защищал своего земляка, Лайнема, чья жена подала в суд, обвиняя мужа в обычных прегрешениях: в жестоком обращении с ней и в супружеской измене. Разрешение на раздельное жительство - вот все, чего она могла добиться, да большего она и не хотела, но даже для этого необходимо было убедить суд, что муж с ней действительно жестоко обращался, а в наши дни, когда мужская удаль хиреет, представить подобные доказательства не так легко, как кажется.
Однако у миссис Лайнем на этот счет затруднений не было. Измены муж ее не скрывал, он чуть ли не похвалялся ею, а для доказательства его жестокого обращения с женой требовалось только доставить ответчика на скамью подсудимых. Лайнем был крупный, видный мужчина с угрюмым и сумрачным лицом - один из тех ирландцев, кто производит впечатление людей тихих, на самом же деле такие, как он, могут в порыве великодушия отдать вам последнюю рубашку, но тут же и отдубасить до бесчувствия за самую ерундовскую шутку насчет политики.
Его жена, опрятная, маленькая, похожая на мышь женщина, сохранила хрупкий поникший девичий облик; она была ростом вполовину меньше мужа и втрое тоньше его, с лица ее не сходило выражение озабоченности.
Она трогательно старалась произвести хорошее впечатление: склоняя маленькую головку, так внимательно прислушиваясь к вопросам адвоката, будто он говорил пофранцузски, и, отвечая, вела себя в том же духе: напрягала свой монотонный тихий голос и подкрепляла ответы неопределенными, слабыми жестами.
Сразу было видно, что судья О'Мира от нее без ума.
- Подойдите сюда, мадам, чтобы нам лучше было вас слышно, - сказал он ей, указав на место рядом с собой. Бедняга О'Мира являл собой трудный случай: он страдал не только комплексом сверхпривязанности к матери, но и высоким давлением.
Раз или два, давая показания, миссис Лайнем бросала на мужа извиняющиеся взгляды, но он взирал на нее с такой мрачной ненавистью, что жуть брала. Большинство мужей, услышав в суде, как они якобы издеваются над своими женами, приходят в замешательство, но Лайнем ни на кого не обращал внимания и глядел на жену так, будто дивился, почему он, черт возьми, в свое время не взял топор и не прикончил ее разом.
- А потом что он сделал? - обратился к миссис Лайнем ее адвокат Кенефик, выспросив во всех подробностях - про каждую чашку, про каждый стул - сведения о разгроме дома.
- Он меня обозвал... нужно ли мне повторять как, милорд?
- Нет, нет, мадам, - ободряюще отозвался судья, - напишите.
Секретарь дал ей бумагу и карандаш. Миссис Лайнем писала, поднимая глаза к потолку, так же медленно и вдумчиво, как говорила. Потом она вручила бумагу секретарю, а тот передал ее судье. О'Мира, не меняя выражения лица, прочел написанное и переслал записку адвокату. Том Лайнем, почернев от бешенства, прошептал что-то своему поверенному Квилу, но Квил только покачал головой. Это дело с самого начала было ему не по душе и, будь на то его воля, он уладил бы все без суда. Но он поддался на уговоры своего свирепого клиента и его адвоката Мики Джо, который вошел в раж и твердил, что случай вопиющий и необходимо предать его гласности в интересах общественности. Интересы общественности! Подумать только! Квил чувствовал, что сам виноват - нечего было приглашать в защитники такую неуравновешенную личность, как Мики Джо.
- И что же он сказал? - сочувственно проворковал Кенефик.
- Да только, сэр, чтоб через пять минут я убралась прочь, а иначе он сделает со мной то же, что евреи с Иисусом.
- С кем, с кем? - не веря своим ушам, переспросил О'Мира.
- С Иисусом, милорд, - повторила миссис Лайнем, еще раз почтительно кланяясь. - С господом нашим, милорд. То есть он хотел меня распять.
- Так, - хмыкнул О'Мира, и давление у него подскочило. Разврат и жестокость сами по себе отвратительны, но если к ним примешивается еще и богохульство, то Ирландия уж точно катится в тартарары.
- Ну, а теперь расскажите милорду, что произошло дальше, - посоветовал Кенефик, усилив сочувствие в голосе до той степени, которая, как он считал, должна была прийтись по вкусу судье.
- Тогда я ему сказала, что никуда идти не могу, уже поздно и мне очень плохо, - с возрастающим оживлением стала рассказывать миссис Лайнем, - а он скинул меня с дивана и заломил мне руку за спину (слова "рука" и "спина" она подкрепила слабыми, нерешительными жестами).
- Как раз в то время вы были серьезно больны?
- На пороге смерти, сэр, - с готовностью подтвердила она. - Весь день не могла подняться, даже детей не покормила. Вот он на меня и взъелся, добавила она, энергично тряхнув маленькой головкой. - Все обзывая меня симулянткой.
- А что случилось потом? - спросил Кенефик, томимый состраданием.
- Он вышвырнул меня за дверь, сэр, - ответила она и вытянула руки, словно пытаясь смягчить удар. - Я упала локтями и коленями прямо на дорожку. Томми, наш младшенький, выбежал за мной и стал плакать, но муж велел ему отправляться в постель, иначе он и его выкинет вон.
- Сколько же лет вашему младшему? - спросил Кенефик, и голос его явственно дрогнул.
- Четырнадцатого февраля исполнится пять, сэр.
- А скажите, пытался ли ваш муж проверить, не разбились ли вы при падении?
- Ну что вы, сэр, - ответила миссис Лайнем с улыбкой, блеснувшей словно радуга - этот оптический обман между двумя ливнями, - он только подошел, чтобы пихнуть меня еще раз, в самую клумбу. Потом обругал по-всякому и захлопнул дверь.
- И следы этих побоев вы на другой день показали доктору О'Мэгони?
- Да, сэр. Эти самые следы. Он велел мне неделю лежать в постели из-за спины.
