«Если бы тогда ему ответила иначе… — шепчет эта древность приглушенно-скрипучими голосами нелюбимой матери и Нины Андреевны, — все было бы по-другому. Это ты виновата. Ты неправильная и заражаешь весь мир вокруг себя».

Заглушает мерзкий шепоток внутренних Ольгиных демонов громкий и какой-то звенящий голос Альбины. Пройдя по всем пунктам, ледяная, как статуя правосудия, она произносит сейчас заключительное слово от имени своей клиентки. В зале тишина, а самый внимательный из зрителей является тем тайным режиссером и сценаристом в одном лице, прописавшим этот фарс в сжатые сроки. Христенко особо не напрягался — слепил, словно школьное представление.

«Не хватает только пояснительных табличек для младшеклассников: вот он — злодей, уважаемый суд, добропорядочные граждане, а это — богиня, защищающая справедливость».

— Думаешь, она не понимает? — не выдержала Ольга в перерыве и все-таки выдала Христенко мучающий ее вопрос.

Вдвоем они встретились поодаль от остальных присутствующих.

Пятидесятилетний полковник криво усмехнулся, глядя Ольге в глаза взглядом старого циника.

— Не понимаю твоего недовольства, — ответил он негромко. — Для твоей этой кудрявой подружки все складывается так удачно, как не случилось бы, защищай ее Алька в обычном режиме, и то, я не пытаюсь обвинить вас в заговоре.

— Альке нужен реванш. Ей нужна полная победа. Неужели ты не можешь искренне поддержать подругу, раз уж вам всем слепо повезло?

Он говорил, а она видела их невозможную общность — этого всесильного в данный момент Христенко и Золотарева, уверенного в своей правоте.

«Ему просто не повезло! — взрывается осознание Христенковского видения в Ольгиной голове. — Он не считает Мишку виноватым в чем-либо. По сути, он даже признает за ним правоту с подтверждением факта шикарности принадлежащей Христенко женщины. Алька всего лишь статусная игрушка, а Мишка человек и ему просто тупо не повезло».

Ольга не смогла остаться до конца. Она не сомневалась больше в благоприятном исходе дела для Риты, но и согласиться с ним, равно, как и не согласиться, не могла.

Словно из тюрьмы, она вышла из зала суда, но тюрьма все еще оставалась в ней.

«Мы сколько угодно можем играть в нашу, так называемую, свободу, но в конечном счете за нас все решат Христенки с Золотаревыми, — отвратительным вкусом налипают на язык непроизнесенные слова. — И не будет никаких наших побед — будут лишь их временные выгоды, их стратегические решения, а мы так и останемся фигурками из тупой реберной кости!».

Бешенство с осознанием бессилия прикованного к кровати паралитика больно застучало в виски. Ольга даже остановилась, закрыв глаза и взявшись за виски пальцами.

«В таком состоянии за руль нельзя» — сказала сама себе, аккуратно массируя не по-июльски холодную кожу.

Ничего не подозревающее о человеческих трагедиях лето укутывает теплым ветром и тополиным пухом и Ольгу, и старую аллею позади здания суда.

На пух, танцующий летними снежинками за окном, глядит Рита. Суд заслушал все, что ему положено было заслушать, и удалился на совещание. Альбина говорит, что все идет правильно и по плану. Насчет первой части фразы Рита просто не сомневается — суд это особенно неукоснительный свод правил, а вот вторая часть вселяет некоторый скептицизм.

«По чьему плану?» — Рита еще раз вскользь окидывает взглядом присутствующих зрителей. На Мишку смотреть не хочется. Альбине в глаза смотреть просто стыдно — словно я соучастница, словно косвенно виновата в его уверенности в этой своей первобытной правоте.

«Сценарий действа утвердил Алькин муж» — это Рита поняла уже давно, и последний час, рассеянно следя за процессом суда, лишь пыталась понять свое собственное отношение к этому факту.

С одной стороны он прав — Мишка должен понести наказание. С другой — ни первый, ни второй не воспринимают действия карой.

«Христенко ничем не лучше Золотарева и вполне мог быть им же, а, возможно, и был. Сейчас он просто заполучил раба для каких-то своих тайных целей и заодно дает почувствовать своей обиженной жене вкус победы, приправленный тонами снисхождения типа «только по моему благоволению».

«А может, к черту вас всех?» — свободно вздохнув, насколько это позволяет душный судебный зал, Рита облокачивается спиной о высокую спинку стула и прикрывает глаза.

«Какая мне, к черту, разница до игр этих пауков их банке? Главное выйти из неё».

Впереди Питер, неизвестность, впереди целая жизнь, которую я успела уже попробовать краешком на вкус и точно осознать лишь одно — назад я не вернусь.

Мишкина дурость, кстати, сыграла на руку и в вопросе с мамой. История с нападением на Альбину выбила почву из-под ног обычно уверенной в себе, в своих жизненных принципах и мудрости Дианы Рудольфовны. Больше она даже думать не пытается в защиту бывшего зятя, да еще ужасается время от времени тому, как настоятельно сватала его дочери.

«Еще немного и мама, кажется, с той же прытью начнет нас с Ольгой сватать друг другу, и может быть, даже хорошо, что в нашей стране пока не разрешены подобные браки. Иначе Ольгу ждали бы настоящие осады, и кто знает, как бы она на них реагировала?».

Давешний разговор о желании попробовать издали семейную жизнь греет душу.

«Не то чтобы я хотела какой-то пресловутый штамп».

«Я просто хочу вместе быть с ней. Мне ее не хватает даже когда мы рядом, а когда врозь, так и вовсе невозможно ни есть, ни спать, ни дышать».

«Откуда в таком случае и зачем появилась Мей?» — провокационно спрашивает совесть.

Помолчав, Рита пока не знает, что ответить ей на тот вопрос, а строгий голос призывает всех встать для оглашения решения суда.