— Думаю, при обоюдном желании мы с тобой найдем верный способ, — произносит она, когда Оля поворачивает к ней лицо.

Ничто не предвещало беды, когда Ольга несколькими часами позже возвращалась в гостиницу.

Теоретически, можно было бы остаться на ночь у Афанасьевых, но здравый смысл подсказывал не торопиться и не злоупотреблять благоволением госпожи фортуны.

Оставив машину на стоянке, Ольга пренебрегла лифтом и легко поднялась на свой третий, воспользовавшись лестницей. Людей сейчас в гостинице немного, навстречу ей никто не попался, не слышалось ни шагов в коридорах, ни шума проезжающего мимо лифта.

«Может быть, не сезон» — автоматически отметила про себя Ольга и тут же забыла про эту мысль, открывая дверь с лестницы на свой этаж. Аккуратно, чтобы не задеть дверь пакетом, Ольга прошла в коридор, где царит вечный полумрак. Диана Рудольфовна снабдила ее «на вечер» аппетитно пахнущим пакетом, по дороге Ольга заехала в минимаркет и прибавила к нему две стеклянные бутылки сока — гранатовый и апельсиновый. Она и дверь поэтому обходила с особенной осторожностью, чтобы ненароком не зазвенеть.

Держа в одной руке пакет, другой рукой Ольга пыталась перехватить поудобнее ключ, когда за дверьми номера напротив ей послышалась странная возня. Возможно, она и раньше была, просто занятая своими мыслями о стекле, Кампински не сразу ее заметила.

— Сука! — взревел вдруг знакомый бешеный голос, и это уже невозможно было не заметить. Раздался грохот, будто кто-то переворачивает мебель, и отчаянный крик Альбины, переходящий в оглушающий визг.

Забыв обо всем на свете, Ольга бросилась в соседнюю дверь, но она оказалась заперта.

— Алька! — закричала Кампински молотя в дверь изо всех сил, — Алька! Открой! Что происходит?!

В номере явно шли военные действия. Ольга билась плечом в закрытую дверь, но та оказалась на редкость крепкой и ничуть не поддавалась. Крики из-за двери не оставляли сомнения в том, что кто-то пытается овладеть отчаянно сопротивляющейся Альбиной. Это было ужасно, и вот здесь Кампински впервые в жизни почувствовала себя отвратительно беспомощной.

— Алька! Не-ет! — кричала она, и голос вырвался с болью, страхом, слезами.

Чей-то ботинок, как в замедленном кино, вдруг врезался перед Ольгой в ненавистную дверь. Полетели щепки, дверь распахнулась. Ольга успела заметить, как Мишка швырнул Альку в разорванной блузке на пол и прыгнул сверху. Соображая, что может приложить его теперь по башке пакетом с бутылками, Ольга ошарашенно замечает, что какой-то совсем посторонний человек в ботинках, выбивших дверь, с силой пинает Мишку этими же ботинками по ребрам, как из-под Золотарева вырывается Алька и бежит к ней.

Крепко обняв Альбину, Ольга плачет, дрожит и кричит вместе с ней. Позади них кричит какая-то женщина:

— Петя, только не убивай его! Петя, тебя посадят!

«Ботинки» еще несколько раз пинают корчащегося на полу Мишку и, тяжело дыша, останавливаются. Мишка, держась за нижнюю челюсть, с воем катается по полу.

«Кажется, это было уже?..»

— Ты в порядке? — Ольга держит лицо Альки в ладонях, выхватывает взглядом, словно вспышками — размазанная помада, растрепанные волосы, ссадина на скуле и красные пятна. Ответить Альбина не в силах, ее бьет дрожь. Глядя на Ольгу сквозь слезы, она утвердительно кивает, и Кампински вновь обнимает ее.

За спиной, в коридоре собрались люди, кто-то пробежал с криком «надо ментов! Вызывайте!», другой ему возразил — «это их дело семейное! Сами разберутся».

«Ботинки» уступили настойчивым просьбам своей женщины и направились к выходу.

— Если что, мы в конце коридора, — буркнул Ольге на ухо незнакомый голос, пахнуло крепкими сигаретами и несвежим дыханием.

— Я поняла, — отозвалась Ольга. — Спасибо.

— Ну что? Полицию-то вызывать? — сунулась в номер работница гостиницы, скорее всего, она занимает самое низшее звено, и что делать, сама не решит никогда.

— Он уб-ьет е-го, — икая произносит Альбина. По ее взгляду Ольга догадывается, о ком идет речь.

— Твой Христенко нас обеих прикончит за компанию, а потом еще и Городку достанется, — Ольга бросает взгляд на Золотарева. Тот теперь просто лежит на полу.

— Но это не повод, чтобы просто так спустить ему с рук, — добавляет она.

Стражей порядка вызывать не стали. Ольга отвела Альбину в свой номер, откуда та сама позвонила мужу и сразу же попала на тотальный допрос. Кампински покинула номер на время Алькиных объяснений. Чувствовала она себя ужасно.

Сложно описать словами степень невыносимого чувства бессилия, рождающего злость с презрением к себе самой. Отвратительно первобытный закон грубого физического доминирования, видимо, неистребим. Он лелеется негласно, когда родитель прав лишь потому, что до поры до времени сильнее своего ребенка. Муж прав кулаком, отец ремнем, насильник народным — «она сама виновата, как я против природы попру?».

Золотарева в номере напротив уже не было. Там прибиралась та самая работница низшего звена, бурча о том, что не надо выносить свои семейные дрязги на люди, а жене так и вообще надо быть похитрее и не доводить мужика до бешенства.

— Они же когда звереют, вообще ничего не соображают. Женщине умнее нужно быть, — заметив Ольгу, сообщает ей наставительно.

Чувствуя острое желание убить эту мудрую женщину вместе со всей ее вековой народной мудростью, Ольга стискивает зубы и уходит к себе.

Альбина сидит на кровати, подобрав ноги и упершись лбом в коленки. На ней все так же светлые, перепачканные в кофе, брюки и драные остатки блузки, бюстгальтер цел.

Рядом с Алькой лежит ее телефон.

Ольга не знает, как себя вести. Она стоит рядом, сверху-вниз смотрит на спутанные волосы — растрепанный, но еще существующий пучок, на голые плечи с темными пятнами ссадин.

— Христенко в бешенстве, — подняв голову, произносит Альбина. — Будет здесь часа через три.

Ольга садится рядом, смотрит Альбине в лицо.

— Ты не виновата, — произносит та. — Мне самой нужно было сообразить, что он не просто так явился «договариваться». Я сама его пустила в номер.

— Замолчи, — тяжело отвечает Кампински, чувствуя непреодолимое желание ударить Альку за эти слова и убить Золотарева. — Перестань его оправдывать. Надеюсь, Христенко его кастрирует. Такие твари не должны размножаться, а ты не должна никогда так говорить. Поняла?

========== Часть 35 ==========

До конца, до полного осознания произошедшего, до уверенного — всё произошло именно так и я тому свидетельница, Ольге так и не верилось. Какая-то несчастная одна тысячная процента засела в мозгу шпилькой дурацкой памяти, а фарс, именуемый в данный момент судом, лишь усиливает предательское чувство сомнения.

Золотарев-младший вышколенным актером с плохеньким гримом отчаянно фальшивит, произнося раз за разом явно не собственные, а написанные ему реплики. Он не смотрит ни в зал, ни на суд, его взгляд вообще будто обращен внутрь, читает там по бумажке и с нетерпением ждет лишь финальные титры.

Последний раз Ольга видела его вчера вечером — он затих на полу в разнесенном номере Альки. Ни подходить, ни говорить с ним о чем-либо она не хотела — не видела больше смысла.

«Мне теперь кажется, что последний раз я его видела там, в далекой юности, до того, как он попытался объясниться мне в чувствах» — глядя на «ряженого» Золотарева, Ольга отметает любые тени и смутные голоса дремучего коллективного бессознательного, пытающиеся навесить на нее чувство вины.