— А у тебя план квартиры есть? — Рите не интересно развивать тему с «передумаешь», у нее «руки чешутся» скорее начать.
— Да, я сброшу тебе в электронке, — кивает Ольга, — с тебя в ответке список нужного и необходимого в самом банальном житейском плане.
— Утюги и сковородки, — хихикает Рита. Ей передается дикий щекоток Ольгиного ощущения начала грандиозного проекта.
Порыв ветра бросает в лобовое стекло горсть песка. Над раскинувшимся впереди, в низине, Городком сиреневой тенью поднимается далекая стихия. Словно машина несется не в населенный пункт, а навстречу апокалипсису.
Позади девушек еще остается чистое, светлое небо. Прямо над ними мирную синь беззвучно прошивают пики перистых облаков и словно тянут за собой фиолетовый фронт. Издалека он кажется мутной, неясной мглой, и если бы не прицельные порывы ветра, то и вовсе можно было бы подумать о том, что гроза пролетит стороной, останется в поле, далеко и не страшно.
— Ты смотри! — присвистывает Кампински. — Какая здесь красотища у них!
Рита озадаченно отвечает:
— Может быть, мама это имела в виду?
— Вы мне постер напоминаете к одному странному фильму… — дядя Стефан перехватывает девушек на обводной трассе. Его УАЗик, мигающий аварийными огнями, особенно тревожно смотрится на фоне почти фиолетового неба и ветра, волнами бегущего по полевым травам.
— Какому? Здравствуй, дядя!
После семейных обнимашек с племянницей мужчина протягивает руку Ольге:
— Стефан. А вы Ольга Кампински? Наслышан о вас, приветствую!
— Очень приятно, — пожимает его мозолистую ладонь девушка, а в следующий момент ее лицо буквально вытягивается в немом удивлении, ибо она даже в страшном сне не могла представить себе ответа Стефана.
— Малхолланд Драйв, — отвечает он племяннице, — там тоже две девчонки так взволнованно смотрят куда-то в небо.
— Ого! — восхищается Рита. — Да ты, дядя, делаешь успехи!
Ольга обалдело кивает:
— Ндэ, уж…
Нет, Стефан, конечно, не производит впечатление глухой деревни, но и явно не выглядит большим поклонником творчества своеобразного американского режиссера. Тем более самого, на Ольгин взгляд, специфического его фильма.
— И как вам картина? — старается не очень удивленно спросить странного Ритиного родственника.
— Так я не смотрел, мне некогда ,— отнекивается дядя Стефан. — Только постер. Дашутка пишет доклад по творчеству, как его? Дэвида Линча! И мы теперь живем в галерее его героинь и героев. У нас дома все стены теперь заклеены афишами прошлых лет. Я даже знаю теперь точно, как зовут этого американского чудака, ибо если Дашенька начинает свою речь, переходящую в рассуждение и спор с самой собой, еще не такое узнаешь.
Рита живо поддакивает:
— Это точно! А потом она еще с особой строгостью задаст наводящие.
Ольга лишь качает головой — интересные у вас родственники!
— Я сейчас кое-что там поправлю, и поедем — уворачиваясь от очередной горсти песка, принесенной ветром, дядя Стефан пропадает за высоким корпусом собственной машины.
Ольга и Рита остаются одни. Ветер беспорядочно треплет волосы, с губ выхватывает слова и относит прямиком в поле.
— Не прощаюсь, — Ольга наклоняется прямо к Рите, чтобы не кричать. Ее губы вместе с голосом тепло, физически касаются ушка Риты. Это едва не приводит последнюю в глубокий обморок от неожиданного, сильного чувства сладко-острого желания. Прикрыв глаза, Рита вся превращается в вибрирующую басовую струну.
— До встречи, — медным гулом разливается по венам обеих.
Второпях — успеть, пока простыни и пододеяльники вдруг не превратятся в паруса и не улетят с попутным ветром до ближайшего забора, Диана снимает белье с веревок. На ветру оно бьется в руках и пахнет летом, полем, разнотравьем.
Позади Соня прыгает по крыльцу, звонко перебирая слова в детской считалке.
На миг Диане кажется — все это уже было. И это небо, и ветер, и дом на окраине улицы. Только вместо Сони она сама сейчас скачет по струганным доскам недавно сколоченного нового крыльца, а с ветром за белье соперничает мама. Причем в буквальном смысле, словно с хулиганистым мальчишкой, и хохочет, сверкая белыми зубками.
«Мама всегда была очень светлой, жизнерадостной», — сжимается сердце смертельной тоской.
В Дианиной памяти на помощь маме спешит старший брат — светловолосый Стефан очень похож на их деда немца, так повторяет бабушка Ида каждый раз, как видит внука — он «свет очей ее». Диане смешно, она скачет по доскам…
— Твоя Сонечка очень остра на язык, ты знаешь? — словно крейсер в бушующем море ветра и трав, УАЗ под чутким управлением штурмана Стефана летит вперед к намеченной цели. Теперь облака все ниже, темнее и тяжелее, жмутся к земле. Они словно с трудом едва удерживаются в воздухе над дорогой. — Знатная будет гроза, — хмыкает мужчина.
Рита глядит вперед, странное ощущение нереальности происходящего не оставляет ее уже несколько дней, начиная с того момента, как одним решением она зацепилась за Ольгино приглашение ехать. Прыгнула, очертя голову, вновь в тот поток, что едва не убил ее месяцем раньше. Это свое сумасшедшее решение Рита еще долго позже будет вспоминать, разбирать с точки зрения всех известных философских течений, работ именитых психологов. Но в любом из них — надвигающаяся стихия окажется самым естественным ответом внешнего проявления действительности на внутреннее Ритино состояние.
— Мама говорит, что Соня очень похожа на вашу маму, — отвечает она дяде. Свою бабушку Рита видела только на старых фото. Семейная легенда же гласит, что прекрасная Марика не пережила разлуки с любимым мужем, погибшим в шахте. Незадолго до переезда в Россию она просто угасла, как свечка. Ей было всего сорок три…
«Зачем мне это сейчас? Пример беззаветной любви?» — удивляется внутренний взрослый в сознании Риты.
— Внешне очень похожи, — подтверждает Стефан. — И она, и Диана почти абсолютные копии. Даже удивительно.
«Мои странные кровные предшественники, — с легкой улыбкой Рита оглядывается в память, в рассказы дяди Стефана, арт-деда, фотографии. — Вы всю жизнь свою искали любовь и себя, но нашли ли, так и осталось для всех, за вами следующих, тайной. Мастера интриги, глядящие на меня сейчас сквозь океан надвигающейся грозы, я благодарна вам за себя… И думаю, вы меня не осудите».
====== 26 ======
— Не прошло и пятнадцати лет, как мы с тобой все-таки здесь встретились, — подтянувшись на старой толстой ветке, Ольга перемахнула через хлипкий заборчик. Она всегда так делала в их юности.
— Привет! — через силу улыбается в ответ Джамала, ее поймали врасплох. Глаза красные, заплаканные, и тщательно загримированное тональным кремом лицо. — Ты сумасшедшая!
— Поверь, — Ольга приземляется, откидывает челку, упавшую на глаза, — ты не первая, кто это заметил.
Не в силах сдержать очередной приступ рыданий, Джамала закрывает глаза.
— А, может быть, это правда главная моя ошибка была в жизни, что ты не первая у меня, а я у тебя? — шмыгает носиком, жмурит ресницы, но не стирает слез, а крепко держит сама себя за плечи руками. — Я не знаю…
Слегка опешив, Ольга останавливается и смотрит сверху вниз:
— Что ты себе придумала, глупенькая?..
Но, сотрясаемая беззвучными рыданиями, Джамала уже не может ответить. Обняв подругу детства, Ольга говорит какие-то глупости, гладит нежно плечи, волосы, спину.
— Все идет, как идет, — звучит оракулом ее голос. — Не знаю, куда, и что у вас здесь случилось, но мы, наконец, с тобой встретились, и зачем-то это нам тоже нужно.
В ответ, вцепившись в Кампински изо всех сил, словно от нее зависит ее жизнь и рассудок, Джамала ревет в Ольгино плечо, оставляя все невыплаканное с самой юности горе, освобождаясь от непосильного груза вины, сомнений, обид.
Ольга чувствует, как с приближающейся грозой в природе, личная гроза Джамалы стихает. Ураган слез становится тихим дождиком с глубоким дыханием свежести.
Из обрывков Джамалиных фраз в Ольгином восприятии собирается неприглядная картина произошедших здесь событий.