Шесть столетий назад, еще до Колумба, местные индейцы назвали эту область словом, которое на наш язык переводится как «Зев Тьмы». Позже сюда заявились ирокезы, без объяснения причин вырезали местные племена до последнего мужчины, женщины и ребенка и переименовали область. Теперь она стала называться «Серьезно, трахни это Место». В 1673 году эту область исследовал француз Жак Маркетт и отметил ее на своей карте грубым рисунком, изображающим большой черный член, торчащий из задницы Сатаны.

В 1881 году взрывом на угольной шахте завалило группу горняков. Когда приехали спасатели, они обнаружили прямо перед разрушенным входом парнишку, самого молодого из них. Весь покрытый угольной пылью, он сидел на куче битого камня и, увидев спасателей, приветствовал их буквально такими словами: «Не откапывайте. Эти ребята сами себя взорвали. Зарыли то, что откопали, чтобы не вышло наружу. Так что, парни, оставьте все как есть. А теперь, видите эту кирку? Буду очень признателен, если кто-нибудь из вас возьмет ее и пробьет в моем черепе шахту, как нашу. И выдолбит из головы этот чертов голубой глаз, который смотрит на меня изнутри».

С тех пор дела здесь стали только хуже.

В этом городе в темный переулок заходят трое, а с другого конца выходят только двое, причем они даже не помнят о третьем. И поползли слухи, что год назад привезли в больницу пятилетнего малыша удалить опухоль на мозге, а когда хирург вскрыл череп, «опухоль» – клубок молотящих по воздуху щупалец – выпрыгнула наружу, бросилась на врача и залезла ему в глазницу. Спустя две минуты он с двумя медсестрами мертвыми лежали на полу операционной, а их черепа изнутри были начисто выскоблены.

Я сказал «поползли слухи», так как моментально появились люди в костюмах, сверкавшие ну очень официально выглядевшими удостоверениями, и забрали тела. А на следующий день газета написала, что хирург и медсестры погибли от взрыва кислородного баллона.

Но мы-то с Джоном знаем правду. Да, знаем, потому что были там. Как обычно. Сюда даже туристы приезжают, потому что слышали, будто в нашем городе «появляются призраки». Чушь собачья. Слово «призраки» здесь не подходит. «Зараженный город» – так будет лучше. И мы с Джоном превратили всю эту хрень в хобби, примерно так же, как особенно симпатичный зек превращает в хобби «не дать себя изнасиловать». Боже, какая ужасная аналогия! Прошу прощения. Это просто инстинкт самосохранения. Мы не выбирали, но у нас есть таланты, мы как новенький в камере, со стройной фигурой, отсутствием волос на теле, он еще сзади очень похож на женщину и с невероятно реалистичными татуировками сисек на спине. И вроде бы у него нет желания трогать людей за член, но все время как-то так получается, хоть он и бешено отбивается. Боже, я все еще треплюсь об этом? (Джон, пожалуйста, сотри этот абзац, прежде чем его увидит издатель).

В любом случае именно поэтому Джон заглянул внутрь грузовика и взял контейнер, хотя мы оба знали, что его содержимое может быть бесполезным, ядовитым или радиоактивным, а то и во всех трех ипостасях сразу. Потом мы действительно его открыли и узнали, что внутри, так как они ненадежно защитили эту штуку. Но пусть та история немного подождет. О, и если ты думаешь, будто грузовик по чистой случайности навернулся именно тогда и в том месте, где мы с Джоном счастливо ссали в честь его дня рождения, то не волнуйся. Все не так. Со временем поймешь. Или не поймешь.

А пока давай перемотаем вперед, на 3 ноября, когда…

– Я не псих, – с бешенством заявил я назначенному мне судом врачу.

Он, похоже, устал от нашего разговора. Вот почему я и вел себя как псих, хотел произвести на него впечатление. А может, он выбрал такую тактику. «Не сказать ли ему, – подумал я, – что я единственный на Земле, кто может видеть весь его скелет?»

Или что-нибудь еще, в таком же духе. Но тут врач, чье имя я уже забыл, спросил:

– Значит, вы считаете, что должны убедить меня в том, что не сошли с ума?

– Ну… вы же знаете, я сюда не стремился.

– То есть вы не считаете, что нуждаетесь в лечении.

– Я понимаю, почему судья так решил. Все лучше, чем за решеткой.

Он кивнул. Я решил, что это намек: надо говорить дальше. Черт побери, похоже, психиатрия – очень легкое дело.

– Пару месяцев назад, по пьяни, я выстрелил из арбалета в разносчика пиццы, – сказал я.

Молчание. Врач не ответил. Ему пошел шестой десяток, но выглядел он так, будто мог уделать меня в баскетбол, хотя я вдвое моложе. Его седые волосы были подстрижены как у Джорджа Клуни в 90-е. Такой вот тип парня, жизнь которого идет именно так, как он и ожидал. Держу пари, он никогда не стрелял в разносчиков пиццы из арбалета.

– Ну хорошо, – сказал я, – я не был пьян. Так, бутылка пива. Но мне показалось, что парень угрожает мне и моей подружке, Эми. Чистое недоразумение.

– А он сказал, что вы назвали его монстром.

– Было темно.

– Соседи слышали, как вы орали на него, я цитирую полицейский отчет: «Возвращайся в ад, ты, дьявольская тварь, и скажи Корроку, что у меня еще много стрел для таких, как ты».

– Ну… эта фраза вырвана из контекста.

– Значит, вы верите в монстров.

– Нет. Конечно, нет. Это… это была метафора или что-то еще в таком роде.

На столе красовалась табличка: доктор Боб Теннет. А рядом кукла – фигурка игрока бейсбольной команды «Сент-Луис Кардиналс». Я оглядел кабинет врача и заметил, что на окне все еще оставалась гирлянда с последнего Хэллоуина, на которой висел картонный фонарь из тыквы с мультяшным пауком, вылезающим из ее рта. На полке за его спиной стояло всего пять книг, и я еще подумал: «Вот смехота. У меня и то больше, а я не доктор». Только потом я сообразил, что все они им же и написаны. У книг были длинные названия вроде «Беснующиеся толпы: расшифровка динамики групповой паранойи» и «Человек умен, народ глуп: анализ массовой истерии и группового мышления». Похоже, врач – специалист мирового уровня, занимающийся вопросом, почему люди верят во всякие глупости. И должен ли я быть польщен или оскорблен тем, что меня направили к нему?

– Вы же понимаете, – сказал врач, – что суд направил вас ко мне не потому, что вы верите в монстров.

– Да, они хотят быть уверены, что я не буду стрелять из арбалета по всем подряд.

Он засмеялся, и меня это удивило. Никогда не думал, что этим ребятам разрешено смеяться.

– Они хотят быть уверены, что вы не опасны ни для себя самого, ни для окружающих. И хотя я знаю, что это нелогично, но процесс пойдет намного легче, если вы не будете смотреть на него как на тест, который должны пройти.

– Но если бы я подстрелил кого-нибудь из-за девушки или украденного ящика пива, меня бы здесь не было. Я здесь только из-за монстров. Из-за того, кем являюсь.

– Хотите рассказать о том, во что верите?

Я пожал плечами.

– Вы сами знаете истории, которые ходят по городу. Люди исчезают, без следа. Даже копы исчезают. Но я знаю, где кончается реальность и начинается фантастика. Я работаю, у меня есть подружка, я приношу пользу обществу. Ну, я имею в виду, что, если вы добавите то, что я принес обществу, и вычтите то, что взял от него, общество останется при своих. И я не сумасшедший. Да, я знаю, любой может так сказать. Но сумасшедшие, они не могут прикидываться нормальными, верно? Если ты сумасшедший, то не можешь отличить безумные идеи от нормальных. Так что нет, я не верю, что мир полон монстрами, замаскированными под людей, или призраками, или людьми, сделанными из теней. И я не верю, что этот город[1] – завывающая оргия ночных кошмаров. Я полностью осознаю, что только душевно больные люди верят во все это. Поэтому я в монстров не верю.

Бум. Сеанс терапии кончился.

Доктор Теннет ничего не сказал. Черт с ним. Я могу сидеть так вечно. У меня талант – сидеть и ничего не говорить.