Здесь все очень отличается от цивилизованного мира! Люди и их восприятие реальности, поведение, поступки зачастую шокируют. Это другой мир! Некая частота, на которой все это сумасшествие возможно, и оно тут действительно реально. Но для образованных людей, происходящее здесь – это какой-то бред, утопия, безумие. Белый человек, даже врач, зачастую воспринимается местным населением враждебно. Я не могу просто взять и разрезать человеку живот, чтобы спасти ему жизнь. Семья должна разрешить мне это сделать. За инициативу и несогласованные действия я могу пострадать. Сегодняшний день надолго останется в моей памяти. Я всегда очень тяжело воспринимаю смерть пациентов, как и в принципе, любую смерть. Но, все намного сложнее, когда умирают на моих глазах: тут смешивается боль настоящего с болью прошлого, и эффект от потери удваивается. Не могу, никогда не смогу привыкнуть к несправедливости жизни!

Думаю, женщина осталась бы живой, если бы вовремя обратилась за медицинской помощью. Смею предположить, что убогий и неадекватный муж моей умершей пациентки даже не в состоянии понять, что отнял у меня драгоценное время, которое могло дать надежду на спасение его жены. Бедная женщина долго мучилась, а он не разрешал ей пойти в больницу. Своим запретом он практически убил супругу. Ребенок давно умер в утробе матери, и она мучилась от боли, при этом ее продолжал лечить какой-то местный шаман! И эти люди верят в это безумие! Разумом белого человека, такое вообще сложно понять. Я до сих пор не могу!

Я знала, что она умрет. С самого начала понимала, что уже не смогу спасти ее, однако отчаянно пыталась это сделать, надеясь на чудо. Но здесь чудес не бывает! Это тот мир, куда чудеса не попадают. Дикие и жестокие люди позволяют умереть своим близким, только бы те не пошли к белому доктору. Я не могу закрывать на это глаза. Слишком больно! Тяжело видеть все происходящее: голодных детей, бесконечные болезни, творящийся вокруг беспредел. Но среди этого хаоса есть и те, кто добр своим сердцем! К сожалению, они не способны что-либо изменить. Все чаще мне кажется, что я попала в ад на земле, словно отсюда нет дороги на выход. Работаю и живу на каком-то автопилоте. Насколько еще меня хватит? Каков мой предел терпения? Сколько я еще продержусь? Одному богу известно! Наверное, я просто перестала надеяться на что-то лучшее для себя, и разучилась мечтать. Порой мне кажется, что я уже мертвая!

Надев стерильные перчатки, я резко сняла повязку, может даже слишком резко. Руки тряслись от волнения, так вышло совершенно случайно.

– Ай! Можно аккуратнее?

– Извините.

Я старалась не смотреть на него. Было неловко после всего, что произошло. Я дала волю эмоциям, этого нельзя было допускать. Мне стало казаться, что я хочу очутиться в его объятьях и проплакать там вечность, чтобы выплакать всю скопившуюся боль и свои жуткие страхи. Но такой роскоши я, конечно же, позволить себе, не могу. И никогда не смогу!

Никто и никогда не узнает, кто я, что произошло со мной и что творится у меня внутри! Это моя боль, моя ноша! В мои планы не входит открывать кому-либо свое сердце и распахивать душу. Все останется, как и было прежде. Я буду продолжать терпеть и заглушать свою боль чужой болью и смертью.

Он

Это невыносимо! В памяти пусто! Кто я такой, откуда, и как меня сюда занесло?

Прошло уже почти три недели, и никакого толку! Воспоминаний – ноль! Ничего из прошлой жизни, только «африканское» настоящее. Если бы не было ее, я бы, наверное, уже сошел с ума.

С того дня, как Мила плакала в этой комнате, она избегает меня. Не смотрит в глаза, почти не говорит со мной, да и в ординаторской старается не задерживаться. Между нами пробежал холодок, и этот холодок явно исходит от нее. Она намеренно прячется от меня. Я это точно знаю, вижу и чувствую. Напряжение и желание между нами наросло до такой степени, что его уже трудно контролировать.

Сегодня она будет дежурить в ночь. Я это знаю от другого доктора и уже жду ее. Мне не хватает нашего общения. Хочу ее видеть, говорить с ней, и я постоянно думаю о гораздо большем. Ничего не могу с собой поделать. Эта девушка засела в моей голове, и лишь только мысли о ней не дают мне сойти с ума в этом аду.

Она

– Добрый вечер! – я вошла в ординаторскую, в которой меня, ждал он.

Да, именно ждал! Я чувствовала это. Может, ему просто скучно? Ведь кроме врачей, пообщаться ему не с кем, да и вспомнить нечего. С моими коллегами он отлично ладит, и у него с ними не возникает таких трений, как со мной. Несмотря на то, что пациент явно идет на поправку, выписать его мы пока не можем. Кто он на самом деле? Какая его жизнь в реальном мире? Я ничего о нем не знаю. Да и откуда? Он и сам о себе ничего не знает. Каково это, вот так попасть в пустоту? Даже не представляю! Думаю, это очень тяжело. Но пациент хорошо держится, позитивно настроен. Чувствуется, что он очень умный и самодостаточный мужчина, но явно с непростым характером. Правда, не представляю, как он будет жить дальше с потерей памяти. Быть может, еще все вспомнит? Я очень на это надеюсь. Хочу узнать его настоящего. Хотя зачем мне это? Мы все равно скоро расстанемся навсегда, независимо от того, вспомнит он себя или нет. Неважно, в любом случае нам не по пути. Он вернется в цивилизацию, а я после окончания контракта подберу себе следующий ад и отправлюсь туда, в надежде, что когда-нибудь моя пытка закончится. Иногда перед сном, лежа в постели, я думаю о том, а что будет, если я не проснусь? Хоть кого-то это тронет? Мне кажется, что и меня саму это не сильно расстроит.

В последнее время я даже немного завидую своему пациенту: что бы там с ним в прошлом ни было, у него есть реальная возможность начать жизнь с чистого листа, без лишних воспоминаний! Возможно, это не так уж и плохо? Да, заманчиво звучит! Он говорит, что не помнит абсолютно ничего. Динамики в его состоянии не произошло, нет ни малейшего сдвига. И это проблема! Я, да и другие врачи не уверены, что он из России. Тот факт, что пациент знает русский язык, еще не говорит о его принадлежности к этой стране. Во-первых, у него прослеживается некий акцент, во-вторых, периодически в разговоре он использует немецкие слова. Я предполагаю, что это немецкий, хотя сама этого языка не знаю, но уж очень похож. По сути, здесь до него никому нет дела. В больнице все врачи перегружены, и заниматься проблемами отдельного пациента никто не будет. Его память уже не наша забота. Как только мужчина окрепнет физически, его, скорее всего, доставят в наше посольство. И там, ему придется столкнуться с реальностью жизни. Куда он отправится? Может его уже кто-то разыскивает? Я не знаю. Мы слишком далеко от благ цивилизованной жизни. Здесь не знают, что такое Интернет и сотовая связь. В этом месте у людей другие задачи и они более насущные: не умереть с голоду и выжить любой ценой!

– Добрый, если его можно назвать таковым, – мужчина бросил сухие слова мне в ответ. Затем, он поправил подушку, положил ее под спину и присел, опершись на нее. Он откровенно рассматривал меня, совершенно не стесняясь: то, как я вошла, вымыла руки и села за свое рабочее место.

Почему всегда обязательно нужно на меня так пялиться? Иногда мне хочется подойти и задернуть ширму. Он очень сильно на меня влияет. Ему даже не обязательно мне что-то говорить, лишь от одного его присутствия я уже начинаю волноваться. Я чувствую его взгляд и мыслями улетаю совсем в другое направление, только больница не то место, где позволительна такая роскошь. Я должна быть внимательной и днем и ночью, никаких лишних эмоций быть не должно, и не имеет значения, в какую смену я работаю.

После вечернего обхода у меня появилось время, чтобы побыть в ординаторской и заняться текущими делами. Мне нужно было заполнить карточки и журналы. Только вот присутствие соседа–пациента, меня все же, значительно отвлекает. Надеюсь, он скоро уснет – близится ночь.

– Мы можем поговорить?

– О чем вы хотите поговорить?

– О чем угодно, выбор темы – за вами.