Между тем охранники тоже заметили Савиджа и насторожились. Внешне они походили на футболистов, широкогрудых, с бычьей шеей, так что костюмы им были явно малы. Человеку несведущему они могли внушить страх, но профессионалу было ясно, что при такой фигуре непросто «потеряться» в толпе, а могучие мускулы не всегда способны компенсировать ловкость и маневренность в ближнем бою.

Савидж постарался придать своему лицу дружелюбное выражение. При росте шесть футов он ссутулился так, что казался на несколько дюймов ниже. Приближаясь к охранникам, он изобразил искреннее восхищение по поводу их внушительной внешности, повергнув их тем самым в высокомерный восторг.

Изучая его документы, разумеется, фальшивые, охранники устроили настоящий спектакль. Они даже обыскали его, однако, не воспользовавшись детектором металла, не обнаружили у него за отворотом пиджака небольшой нож.

— Все в порядке, проходите, вас ждут, — сказал один из охранников. — А почему вы не воспользовались лифтом?

— Не сработала компьютерная карточка. — Савидж протянул ее охраннику. — Пришлось остановиться на этаж ниже и подняться по лестнице.

— Но ведь двери на лестницу заперты, — заметил второй охранник.

— Значит, на сей раз гостиничная прислуга оставила их открытыми.

— Как бы то ни было, виновному несдобровать, — пригрозил третий.

— Я вас отлично понимаю. Сам не терплю небрежности в работе.

«Футболисты» закивали, искоса поглядывая на визитера, расправили плечищи и препроводили Савиджа в номер.

«Нет, — подумал он. — Незыблемое правило охранника — никогда не покидать своего поста».

Глава 2

Савидж оказался в довольно просторной, со вкусом обставленной гостиной. Но что сразу же привлекло его внимание и к чему он отнесся крайне неодобрительно, это стена напротив входа, почти целиком скрытая плотными портьерами. А в широкую щель между ними виднелась часть огромного, от пола до потолка, окна, из которого открывалось великолепное зрелище — Парфенон на Акрополе. Хотя обычно Афины окутаны пеленой удушливого смога, сейчас ветер разогнал его, воздух очистился, и в лучах полуденного солнца засияли развалины древнего храма. Савидж позволил себе задержаться лишь на минуту у окна, любуясь великолепным зрелищем, — он вообще не любил огромных окон с раздвинутыми портьерами: они невольно привлекали внимание врага, побуждая установить телескопическое наблюдение или подслушивание с помощью работающих на микроволнах микрофонов, а то и пустить в ход снайперскую винтовку.

Потенциального клиента, с которым Савиджу предстояло встретиться, в гостиной не оказалось. Он огляделся по сторонам. Дверь слева от него — судя но всему, гардеробная, а может быть, ванная и спальня. Из-за двери справа доносился приглушенный женский голос, и Савидж понял, что спальня находится именно там. Видимо, женщина разговаривает по телефону, решил он. В голосе ее чувствовалась настойчивость, словно она пыталась в чем-то убедить своего собеседника.

С профессиональной выдержкой Савидж продолжал оглядывать гостиную. Чуть правее от двери, в которую он вошел, висели две картины Моне и три — Ван Гога.

Охранники-громилы откровенно заскучали. Двое из них, пошаркав ногами, поправили галстуки и отправились на свои посты в коридор, несомненно для того, чтобы снова коротать время за кофе и сигаретами. Третий, продолжая демонстрировать служебное рвение, закрыл за ними дверь и, подперев ее спиной, скрестил руки на груди. Он так сильно прижал их к грудной клетке, что со стороны могло показаться, будто его терзает невыносимая боль.

Прислушиваясь к шелесту кондиционера, Савидж перешел к горке и стал рассматривать коллекцию выставленных за стеклом китайских ваз.

Привалившийся к двери телохранитель вдруг вытянулся по стойке «смирно».

Дверь по правую руку от Савиджа распахнулась, и в комнату вошла женщина-легенда.

Глава 3

По официальным данным ей было сорок пять лет. Но выглядела она такой же ослепительно юной, как и в последнем своем фильме, снятом десять лет назад. Высокая, стройная, изящная.

Проницательные голубые глаза. Безупречный овал лица, обрамленного доходящими до плеч, выбеленными солнцем волосами, чувственные губы. Гладкая загорелая кожа. Мечта любого фотографа.

Десять лет назад на пресс-конференции по случаю присуждения ей «Оскара» за лучшую женскую роль года она удивила всех, объявив, что больше не будет сниматься в кино. А замужество месяцем позже явилось еще большей сенсацией — избранником ее стал монарх маленького, но необычайно богатого островного государства неподалеку от Французской Ривьеры. Когда пошатнулось здоровье супруга, она сама занялась его делами, удвоив доходы от туризма и казино.

Правила она так же, как играла в фильмах. Кинокритики называли ее манеру игры «огонь и лед». Страстно, но в меру. Именно так она исполняла в фильме любовные сцены. Сцена, в которой она обольщала блистательного похитителя драгоценностей, чьи ухаживания на протяжении всего фильма настойчиво отвергала, считается в истории кинематографа блестящим примером сексуальной игры. Она знала, чего хотела, но добивалась поставленной цели лишь тогда, когда была уверена, что это не сопряжено с риском. Казалось, ей было приятнее отдавать, нежели получать, как в сцене обольщения похитителя драгоценностей, — она даровала ему ночь, которую он будет помнить всю жизнь.

Ее подданные-островитяне изъявляли ей почтение в расчете на великодушие и щедрость. В ответ она махала им ручкой, и только, но порой внезапные порывы ее великодушия по отношению к больным, бездомным, одиноким бывали ошеломляюще щедрыми. Такое сострадание к несчастным подданным могло быть воспринято как слабость, подобная огню, способному растопить ее холодную сдержанность. Однако подобные эмоции охотно пускались ею в ход ради достижения той или иной политической цели, и в этом случае они не знали границ. Если, конечно, это не было сопряжено с каким-либо риском и пока ее подданные любили свою благодетельницу.

Приблизившись к Савиджу, она улыбнулась. Ослепительно. Кино в реальной жизни. Со своей стороны, Савидж оценил эффектность ее появления, прекрасно понимая, что женщина осознает производимое ею впечатление.

На ней были черные кожаные сандалии ручной работы, брюки-юбка в складку бордового цвета, шелковая блузка цвета яйца малиновки (три верхние пуговки расстегнуты, чтобы виднелась слегка приоткрытая загорелая грудь, а нежно-синий цвет явно выбран был для того, чтобы подчеркнуть голубизну глаз), часы от Картье и бриллиантовый кулон с такими же серьгами (их сияние вместе с выбеленными солнцем волосами усиливало блеск ее огромных глаз).

Стоя рядом с Савиджем, она повернулась к телохранителю и глазами указала ему на дверь:

— Спасибо.

Здоровяк телохранитель нехотя удалился, сожалея, что не удастся послушать разговор.

— Прошу прощения за то, что заставила вас ждать, — произнесла женщина, приблизившись к Савиджу еще на шаг, так что он мог ощутить тонкий аромат ее духов. Голос ее был бархатист, рукопожатие — твердо.

— Пять минут? — Савидж пожал плечами. — Нет нужды извиняться. Моя профессия приучила меня к терпению. А кроме того, у меня была возможность полюбоваться вашей изумительной коллекцией. — Он указал жестом на стоявшие под стеклом китайские вазы. — Надеюсь, по крайней мере, что она ваша. Вряд ли какой-нибудь отель в мире, даже «Король Георг Второй», мог бы украсить апартаменты всех своих — или даже только избранных — клиентов бесценными произведениями искусства.

— Я повсюду вожу их с собой. Частичка дома всегда при мне. Вы цените китайскую керамику?

— Ценю? Можно сказать, да, хотя почти ничего о ней не знаю. Но в любом случае наслаждаюсь красотой, ваше величество. Вашей — прошу прощения за неуклюжий комплимент — в том числе. Знакомство с вами для меня большая честь.

— Как с членом королевской семьи или как с бывшей кинозвездой?