Карие глаза, что напротив, так сильно отталкивают.

Киоссе — мразь.

Белова — ребенок внутри. Сейчас это звучит двусмысленно.

— На этот раз, все кончено, Никита. — Она специально выделяет его имя и смотрит прямо в глаза своему врагу. — Мне плевать, что ты сделаешь со мной, захочешь убить — я даже сопротивляться не буду, помогу тебе прикончить себя. Но запомни раз и навсегда, что игрушки тоже умеют чувствовать. Теперь я понимаю, что никогда не смогу простить тебя за это, за всё, что ты сделал с моей жизнью — это даже кошмаром нельзя назвать, это гораздо хуже. Я помню каждую секунду, проведенную с тобой - и меня рвет на части от этого, потому что я, именно я, такая дура, поверила тебе, позволила тебе это, отдала тебе душу, а ты плюнул в неё. Ты понимаешь, что тебя никто не любит? Никто. Ты никому не нужен. Никто не защитит тебя. никто не обнимет, когда станет трудно. и ты никогда не научишься искренне любить, потому что всё там у тебя раздроблено в мясо, а вместо души дырка, что растет и растет. Ты и меня такой сделать хочешь? Так вот, я не хочу, чтобы, когда пришло время платить за свои грехи, ты потащил меня за собой, потому что я ни в чем не виновата. Я виновата лишь в том, что каждый раз была слабой, когда ты был рядом. ты яд, который меня убивает. И это. ЭТО. Именно это убивает сильнее, чем таблеточки, которые ты мне давал. Ты забираешь у людей всё, что можно забрать. ты счастлив, когда им больно. Ты убил во мне желание жить. Ты забрал всё, что было мне дорого. Отца. Любимого человека. И я до сих пор не могу себе простить то, что не смогла спасти Свята от тебя, потому что он не заслужил такой смерти.

По щекам малышки уже безостановочно бежали слезы. Киоссе молчал, смотря на хрупкую брюнетку. не показывая своих настоящих эмоций. хотя внутри все с треском рвалось от каждого слова. И сильнее, чем сейчас больно никогда не было. Он ненавидел и презирал, потому что вот она — именно тот рычаг, который держит его. И сейчас все нити навсегда обрываются. Теперь уже навсегда.

А Настя продолжала говорить, не обращая внимания на слезы. Хотелось, чтобы он знал, чтобы он понял. что вот это и есть конец, что вот — это конец именно для неё. потому что раны на сердце уже смертельные.

— А ещё сильнее я ненавижу тебя за то, что. — девчонка запнулась. — за то, что ношу под сердцем твоего ребенка. Помнишь, ту самую ночь. о которой я искренне жалею сейчас? Она стала началом этой жизни во мне. и я погибаю от мысли, что собираюсь сделать. Это ведь выход, правда? — Она достает лезвие из-за спины и улыбается сквозь слезы, поднося его к своему запястью. — Это и есть выход для меня, Никита.

Его стена не рушится даже, когда она делает первый надрез, а потом второй и третий. Он же бесчувственный, он же пустой, ему же всё равно на этого ребенка и на неё. он же только рад этому. ведь это правда. Кровь капает на паркет. Больно. Плевать. Она устала. Она хочет к Святу. Плевать. Плевать. Плевать. Лишь бы избавится от боли, что внутри.

— Я больше так не могу. — тихо шепчет Белова и роняет лезвие.

Ноги девчонки подгибаются и она падает, теряя сознание.

***

— Настя, посмотри на меня. ты слышишь? Смотри на меня, пожалуйста, моя девочка. посмотри на меня. Слышишь? Смотри на меня, ну же.

Голос настойчиво прорывается через темноту до тех, пока Белова не открывает глаза и тут же хочется закрыть их, потому что дневной свет бьёт по глазам.

— Влад? — По его голосу она понимает, что рядом с ней Рамм. Единственный друг и единственный защитник. Брюнет облегченно вздыхает, когда понимает, что всё обошлось.

— Слава богу, жива. — Ладонь Влада крепче сжимает её забинтованную ладонь и улыбается, пытаясь сказать этим, что всё хорошо, хотя оба понимали, что всё плохо, даже очень.

— Я не хочу. — Совершенно серьёзно говорит Настя. — Я жить больше не хочу.

— Что? — Выражение лица у Рамма моментально меняется, он осуждающе и удивленно смотрит на сероглазую, у который взгляд, как стекло, что режет по внутренностям.

Ребенок, что под сердцем — частичка врага. Обреченная душа, которая не имеет значения сейчас, потому что мамочка его не любит, мамочка его не ждет, мамочка не хочет, чтобы он родился. да и сама Белова уже не хочет жить. В её глазах абсолютная пустота и сердце больше ничего не чувствует, потому что все эмоции она выплеснула ему в лицо. чтобы он в них захлебнулся нахер. Плевать на него. И уже плевать на себя. И плевать на ребеночка, что внутри. Они оба обречены, потому что Белова знает, что не хочет больше быть марионеткой в чужих руках. Киоссе победил, он сломал её. Сейчас да. потому что малышка абсолютно не заинтересована в жизни. Смерть так привлекательна и пустота затягивает в себя.

— Ты всё прекрасно слышал, Влад. — Голос пустой. Взгляд стеклянный и бездушный. — Я больше не хочу жить и не буду. я больше не позволю никому управлять собой, никому. Никто больше не причинит мне боль. Это всё, понимаешь? Финиш. Сегодня старая Настя навсегда умерла, теперь есть только такая, привыкайте.

Это то самое отчаянье, которое хуже, чем слезы, чем бесконечные истерики, потому что души в человеке больше нет и сердце не играет роли. потому что она мертвая внутри. Такая же мертвая, как и Киоссе. Стоит сказать ему спасибо за это. Он добился, чего хотел. теперь — она кукла с бьющимся сердцем и мертвой душой.

— Что ты говоришь, Настя? Господи, о чем ты? — Влад ошарашен, и это его невыносимо пугает, потому что такой он видел её впервые.

— Я беременна. — С отвращением произносит малышка. — И отец у нас, угадай кто? Конечно же, сука, это он. Дьявол. Но ничего скоро эта проблема решится, я избавлюсь от него.

— Что? — Рамм снова меняется в лице. Оно приобретает выражение неодобрения, ведь похоже только Влад сейчас понимает, что этот ребенок должен жить, даже если его отец — Киоссе. Он же ни в чем не виноват. Каждый малыш имеет право на то, чтобы родиться, увидеть солнце. научиться ходить и говорить. Сейчас в Насте говорит отчаяние, сейчас она не понимает, что это неправильно. Это тупая боль.

Малышка совершенно уверенна, что это выход.

— Он не нужен мне, Влад! — Чеканит девушка. — Не надо на меня так смотреть, я сделаю этот чертов аборт.

— Это ребенок. Настя! — Влад начинает злится. — Он заслуживает жизни.

— Это ребенок Киоссе! — Плюёт Белова. — Я не хочу, чтобы меня с ним что-то связывало.

Это то самое чувство обреченности, которое затмевает всё остальное. Белова ходит по краю и ребенок, что внутри плачет, потому что его мама может сделать выбор. который уже никогда не исправишь. Он — живой и настоящий. Он — её сын или дочка. Это та самая боль, которая лишает рассудка, потому что Белова отказывается принимать ребенка. как подарок свыше. Любая женщина мечтает о ребенке, а она словно закрыла себя для этих эмоций и не пропускает их, но что-то внутри лопается с каждым новым словом, потому что это не есть правильное решение. Убийство ребенка — самое страшное, что может совершить мать. Смерть до рождения. В чем такой смерти смысл?

— Ты не хочешь этого на самом деле, я знаю.

— А разве, кого-то интересует чего хочу я, Влад? Всё. Это конец. Я больше никогда не буду слабой, слышишь? Никогда. Просто оставьте меня все, я никого не хочу видеть. — Малышка отворачивается к стене, игнорируя Рамма, пока он не выходит из комнаты.

***

Пачка сигарет выброшена в окно, потому что нихера не помогает. Киоссе сидит прямо на полу в ванной и вертит в руках этот самый злосчастный тест, который показывает две полоски. Кажется. сейчас все зашло слишком далеко. слишком далеко, так далеко, что назад уже не вернутся. Внутри у Никиты происходит что хуевое и ему это не нравится. Он злится так сильно, что костяшки его пальцев разбиты в кровь. Когда в ванную заходит Владислав, он поднимает на него взгляд и щурится, зная. что это последний человек, которого бы он хотел сейчас видеть.

— Зачем приперся? — Он не скрывает своего недовольства. — Я кажется звал тебя не для того, чтобы ты нарушал моё личное пространство.