-Я не знаю, - в отчаянии воскликнул мужчина, - впервые не я находил клиентов, а они меня! Он не представился, но отсыпал авансом много денег, а потом – в два раза больше. Он звонил мне на мобильный сам, каждый раз с другого номера и вживую я его ни разу не видел, картину же принес в номер 215 отеля Уотсон, деньги уже ждали меня там… Ох, нет, я больше не скажу ни слова! Где мой адвокат?!

-Вы его получите, - кивнув, ответила Пейдж и мы вышли из допросной.

-Как думаешь, он врет? – спросила меня напарница.

-Непохоже, - покачал я головой, - но это еще предстоит проверить.

Как же Хейли вышла на след преступника, не имея на руках такого козыря, как Ник, а мы ухитрились уберется лбом о кажущуюся непроходимой стену?! Если Ван Гог сказал правду, больше, чем теперь вряд ли удастся из него выудить, тем более в присутствии адвоката. Единственное, что остается – арестовать его за махинации с картинами, узнать имена его клиентов… Возможно удастся что-то узнать в номере отеля, куда мужчина приносил украденный подлинник.

Я тотчас же поделился мыслью с напарницей, и к нам как раз подошел Купер, правда, с неутешительными новостями: дымовую шашку отследить не удалось, отпечатков на ней тоже никаких нет; следы от принтера ни к чему не привели, и мы оказались в полнейшей з… кхм… тупике. Оборваны нити. Хотя и есть зацепки, но надежда мизерная. Ненавижу полагаться на то, что преступник допустит ошибку.

Внезапно я услышал знакомую мелодию. Feelling good. Я усмехнулся, но через мгновение до меня дошло… Телефон Таррела! Я резко обернулся, ища глазами напарника. Тот как раз держал мобильный в руке, с безучастным видом глядя в экран…

***

Сколько сейчас было часов Хейли не знала, но желудок подсказывал, что после вчерашней попытки к бегству, за которую девушка получила великолепный фиолетовый синяк под глазом, ее еще не кормили, а уже прошло время завтрака и, возможно, даже обеда. Минуты тянулись невероятно медленно, словно противная жевательная резинка; в замкнутом пространстве из четырех стен, без даже крохотного окошка, куда бы проникал солнечный свет, Хейли казалось, что она задыхается, от этой пыли, угнетающей, унылой атмосферы и серости. Единственным предметом в комнате была скрипучая железная кровать, приваренная к полу; также помещение имело две двери: одна из них вела наружу и была постоянно заперта, а вторая – в соседнее подобное помещение, только к тому же очень тесное, где находился унитаз.

Пленницу посещал всегда один и тот же человек. Он приносил девушке еду и воду, а снаружи в это время дежурил еще один мужчина, на вид куда более сильный и свирепый, чем ее знакомец.

Хейли ходила из угла в угол, иногда кривясь от сосущего ощущения голода где-то в желудке. Она была все в том же белом свадебном платье, уже изрядно потрепанном, благодаря тому, что несостоявшаяся жена пыталась сбежать или хотя бы выбраться из рук похитителей. На сгибе локтя девушки виднелись синяки и крохотные точки засохшей крови – следы от уколов. Пленнице вводили в вену наркотик, чтобы она успокоилась. Но Хейли все равно не сдавалась, каждый день возобновляла борьбу за жизнь и свободу, насколько это было возможно. Даже когда похитители, постоянно сторожившие ее и приносившие ей еду, перестали скрывать свои лица за масками и девушка поняла, что ее не собираются возвращать живой, она не впала в отчаяние. Хейли всегда себе твердила, что безысходность – последняя стадия, переступить черту может каждый, но лишь слабаки теряют надежду в середине борьбы. Ее прическа давно истрепалась, потекшая тушь вперемешку со слезами засохла на ее щеках. Они лишили ее воли, пичкали наркотиками, желая, чтобы она впала в безумие… но в минуты здравого ума девушка боролась за единственное, что у нее осталось – ее мысли. Она вспоминала образ жениха, постоянно ускользавший от нее, словно вода сквозь пальцы, теребила в руках платье, пытаясь понять все произошедшее и ждала – непонятно чего.

В этот день похитители еще ни разу не навещали девушку, желая проучить ее голодом за попытку сопротивления, но они также не вводили ей наркотик. Уже большую часть времени Хейли перебывала в здравом уме, ее не клонило в сон, и она беспрерывно ходила по комнате, чтобы окончательно прогнать туман с головы и тягучую усталость. Она надеялась, да она снова посмела надеяться… не просто на жизнь, а на побег и спасение… Какая это роскошь – иметь надежду! Только одна мысль пугала ее до дрожи в коленках – если ее постигнет неудача, это может стать точкой в ее борьбе.

И теперь все зависело только от ее мучителей. В конце концов, за дверью, ведущей на волю, послышалось шуршание. Кто-то повернул ключ в замочной скважине и ухватился ладонью за ручку… Но в тот же миг послышалась брань и что-то звякнуло о пол. Это была сквозная круглая дверная ручка. Хейли сравнительно легко открутила ее со своей стороны и теперь, когда один из преступников потянул ручку, чтобы открыть дверь, она отлетела прочь, оставив мерзавцев с носом. Теперь им оставалось только выбить препятствие, разделявшее их и заложницу.

Хейли быстро юркнула под кровать. Дверь туалета оставалась приоткрытой. Девушка надеялась, что негодяи по инерции бросятся туда, сердитые, обозленные и жаждущие мести. Собственно, так и получилось. После трехминутной борьбы, дверь, ведущая на свободу, слетела с петель и в комнату с грохотом ворвались злющие подонки. Их было двое. Они бегло осмотрели пустое на первый взгляд помещение и направились в соседнее. Как только они оказались на пороге туалета, Хейли, молясь, чтобы все сработало как надо, выскочила из своего укрытия, со всей силы пнула мужчину, что еще не полностью зашел в комнату, и захлопнула дверь прежде, чем второй успел схватить ее за руку. В то же мгновение она вырвала с двери уже наполовину открученную ручку. Здесь действовал тот же принцип: дверь открывалась внутрь туалетной комнаты, и мерзавцы не смогут выйти… По крайней мере какое-то время. И пока преступники будут бранится и повторно выбивать дверь, это даст пленнице немного времени.

Хейли выскочила из своей тюрьмы и подобрав юбки платья бросилась бежать. Она не знала, в какой стороне выход, где она вообще находится и есть ли в здании еще кто-то, но мчалась наугад, вверх по лестнице, преодолевая пролет за пролетом. Девушка пришла к заключению, что ее держали в подвальном помещении, она хотела было взглянуть в окно, что заметила после трех этажей, но услышала чьи-то шаги по ступенькам. У нее от страха душа ушла в пятки, и бедняжка нырнула в ближайший коридор. Там было множество дверей по обе стороны от нее, непонятно, куда вообще они вели, но в любой момент из каждого помещения мог выйти человек и заметь он Хейли – ей крышка. А между тем, шаги на лестнице приближались.

Хейли в панике начала дергать ручки дверей. Это было ужасно страшно – сознавать, что по ту сторону может оказаться угроза куда более серьезная, чем человек, следовавший за ней или возможно даже просто в ту же сторону, что и она. Но стоять и ничего не делать после столь тщательно продуманного плана, единственного осуществимого, после выбитых дверей и осознания того, что подобного шанса на победу скорее всего больше не представится было еще страшнее. Девушка дернула еще одну дверь, и она поддалась. Как раз вовремя, ведь уже из-за поворота показалась длинная тень незнакомца.

Несчастная нырнула в комнату и припала спиной к двери, боясь даже дышать. В помещении никого не было, но создавалось впечатление, что кто-то здесь работал и только-только отошел покурить. На письменном столе пустовал стаканчик с под кофе, валялись какие-то бумаги и 6 долларов наличными. На спинке стула висел черный пиджак, а совсем рядом, на ковре расплылось свежее алое пятно. Хейли закрыла рот рукой. Кровь? Она с трудом отвела взгляд, страх наседал на девушку все сильнее, но она боролась, не собиралась сдаваться. Взор ее зацепился за настенные часы: большая стрелка остановилась на цифре четыре. Вечера или утра, задалась вопросом Хейли, но тут же ее глаза обратились к окну. Да, в комнате было окно! Мексиканка метнулась было к окну, но вспомнила о незнакомце, шаги которого стихли где-то в глубине коридора. Пленница схватила стул и приставила его спинкой к ручке двери, чтобы заблокировать вход.