До сих пор нет логичного объяснения тому, как наносились эти надписи: их угол и высота, похоже, исключают возможность того, чтобы писец стоял на лестнице. Роулинсон для начала придумал, как снять копии: он сделал бумажные оттиски, стоя на опасном выступе. Затем он отвез их домой, много лет изучал и выяснил, что означает каждая линия, каждая группа символов. Он сумел расшифровать значки, которые были у всех на виду примерно 5000 лет (это оказался рассказ о жизни персидского царя Дария Великого, правившего в V веке до н. э.[3], и о победах над мятежниками), и таким образом раскрыл тайну клинописи. Как и на Розеттском камне, где один и тот же текст написан тремя способами (египетскими иероглифами, демотическим письмом и по-гречески), на Бехистунской скале находились надписи на трех разных языках: древнеперсидском, эламском и аккадском. Ни один из этих языков известен не был, но несколько ученых со временем постепенно их расшифровали: сперва обнаружили ключ к чтению древнеперсидского, а затем раскрыли секрет двух других языков (ведь на всех трех были написаны одни и те же слова).
Как только появилась возможность переводить шумерские надписи, ученые многое узнали об этом народе, в том числе о том, как они обучали своих детей клинописи. Сегодня нам немало известно о том, как шумерские дети учились письму, и древние уроки поразительно похожи на то, что происходит сегодня во втором классе госпожи Хэммер.
Когда шумеры изобрели первую письменность, они организовали и первые школы для обучения письму. Школьное обучение было полностью посвящено этому искусству (на шумерском «школа» – эдубба, то есть «дом табличек».) Однако школьное обучение было далеко не всеобщим: лишь малая часть шумеров училась писать. В первую очередь это были мальчики (и иногда – девочки) из самых привилегированных слоев общества.
Мальчик из хорошей семьи начинал учиться лет в семь. Во время занятия он сидел, по всей видимости, во дворе, на земле, и первые его уроки были посвящены изготовлению таблички: он должен был сам сделать себе поверхность для письма. (Сегодня, конечно, дети не обязаны сами создавать бумагу.) Учитель выдавал ему комок сырой глины и требовал лепить дощечки разных форм и размеров, причем у каждой из них было свое назначение. Одни дощечки были круглые, другие квадратные, одни большие, другие крошечные. Круглые таблички применялись только для школьных заданий. Самая распространенная форма представляла собой прямоугольник размером с ладонь.
Для того чтобы писать на табличке, мальчик использовал деревянную палочку (как правило, ее делали из тростника). Поскольку этот стиль письма не требовал ни чернил, ни графита, один специалист по клинописи определил его как «письмо тенями». Затем школьник с палочкой в руках учился размечать таблички на колонки и линии, по которым будут идти значки. Колонки не только помогали мальчику делать слова ровными, но и разделяли сообщение на удобные части (сегодня той же цели служат параграфы и страницы). Разметив табличку, ученик начинал наносить значки, вдавливая палочку в глину в нужном направлении и на нужной глубине.
Работать палочкой было сложно. Кончик ее был треугольным; поворачивая ее в разные стороны, можно было получить разные наклоны и направления значков: одни были глубже, чем другие, одни шли вертикально, другие – горизонтально, в нижней части палочки ставились круглые отметки – и у всего был собственный смысл. Писали двумя руками: писец в одной руке держал палочку, в другой – табличку, поворачивал их по ходу работы, и все это требовало практики и обучения у мастера.
Ученики изучали символы, означавшие слова, используя принципы лингвистики и фоники, которые и сегодня берутся за основу обучения письму [4]. Учебников или планов урока не было; вместо этого учителя помнили наизусть задания (вероятно, со времен собственной учебы) и учили детей делать то же самое. Сочинительством никто не занимался: ученики только копировали, а потом делали упражнения для развития памяти и мелкой моторики. Во время одного упражнения преподаватель помогал ученикам выучить значки, нанося их на одну из сторон таблички. Потом он передавал ее ученику, тот ее переворачивал и писал на другой стороне те же слова. Это похоже на то, как сегодня мы работаем с классной доской.
Требовались годы, чтобы выучиться на писца. Такая интенсивность обучения понятна, учитывая, насколько малы были тексты и таблички, как сложны сами значки. Кроме того, клинопись усложнялась по мере развития, добавлялись новые символы – их приходилось запоминать сотнями. Завершив базовое обучение, некоторые переходили к углубленному. Они могли специализироваться в копировании юридических документов или хозяйственной деятельности храма. Самые способные получали право копировать гимны и эпосы.
Интересно, что на табличках все значки выглядят одинаковыми. Одни писцы оставляли маленькие значки под названием «колофоны», чтобы обозначить подлинность написанного и почтить бога Набу, покровителя писцов; однако колофон писался в тексте так, что его не отличить от других слов на табличке. При всей сложности и изяществе клинописи удивляет то, что найдены тысячи табличек, многие в одном и том же месте, – и начертания знаков в них одинаковы. Таким образом, изначально письмо не было персонифицированным. Судя по находкам, писцов воспринимали скорее как живые компьютеры, чем как личности, выражающие свои мысли.
Тем не менее у шумеров был способ отличить писцов друг от друга: даже у тех, кто был неграмотен, имелись личные печати – маленькие цилиндрические куски камня (не глины), на которых были выгравированы, нанесены методом печати или вырезаны слова и символы. В печати были сквозные отверстия, чтобы хозяин или хозяйка могли носить ее на шее. Двух одинаковых печатей не было, как не бывает двух одинаковых отпечатков пальцев.
Клинописные печати выполняли в Шумере ту же функцию, что и добавление подписи с помощью чернил. Для того чтобы засвидетельствовать брак, шумерская женщина прокатывала печатью по сырой табличке; изображение утапливалось глубже основной поверхности, примерно как при штамповке резиновой печатью. Печати играли настолько важную роль в шумерском обществе, что, как выяснили ученые, после смерти человека их нередко уничтожали (примерно так, как в наше время разрезают кредитную карту) или перечеркивали линиями.
Хотя каждая печать делалась из камня, камней в Шумере не было: он находился на пустынной равнине, которую подтапливало во время разлива рек. Печати импортировались – некоторые, как было установлено, издалека, с территорий современных Афганистана и Египта. Как их доставляли, неизвестно.
Для нас подпись неразрывно связана с самосознанием человека. Подписи нельзя повторять, закон запрещает их копировать. Но у шумеров все было наоборот: печать выполняла функции подписи, и воспроизводить ее разрешалось. Всякий раз, когда шумер проводил своей печатью по глине, она выглядела точно так же, как в предыдущий раз, то есть служила аналогом современного штампа. Печати удостоверяли личность владельца примерно как та же кредитная карта: и то и другое снова и снова используется для аналогичных действий, но является уникальным, привязанным к конкретному человеку.
Клинопись как система письменности мертва в том же смысле, в каком мертва латынь: никто с ее помощью не пишет, никто на ней не общается. Но в прошлое она не ушла. Если вы приобретете книгу «Самоучитель вавилонского языка» (Complete Babylonian: A Teach Yourself Guide), написанную Мартином Уортингтоном, то найдете в ней аргументы в пользу того, что клинопись – самая влиятельная система письма в истории человечества. На ее основе развилось пятнадцать языков, в том числе древнеперсидский, аккадский и эламский. Шумерский преподавали как классический язык на протяжении нескольких веков после того, как он перестал быть живым. Ему обучали тех, кто говорил на арамейском и ассирийском, однако читал и переписывал шумерские литературные произведения. К 1600 году до н. э. носителей шумерского языка не осталось, однако его использовали на протяжении еще тысячи лет. Когда какая-то форма письма «умирает», ей нужно невероятно много времени, чтобы исчезнуть окончательно, и даже тогда что-то от нее все равно может остаться.
