– У этого ничего, – произнес Адамберг. – Карвен оказался менее хитроумным, чем я думал. Пойдем к тому, что прямо напротив его дома.

– А что мы ищем? – спросил Вуазне. – Металлического паука?

– Скоро сами увидите, – ответил Адамберг, улыбнувшись. – Не пожалеете, что не посмотрели видео. Значит, вы ничего не знаете о пауках-отшельниках и их укусах?

– На самом деле знаю, я немного в курсе дела, – наконец признался Вуазне, несколько раз обойдя вокруг дерева.

– Более чем в курсе. Почему, Вуазне?

– Давным-давно моего деда укусил в ногу паук-отшельник. Началась гангрена, пришлось ампутировать ногу ниже колена. Он выкарабкался, но остался калекой. Он так любил бегать рано утром, до рассвета, даже когда ему было уже восемьдесят шесть. Я иногда бегал вместе с ним, и он мне говорил: “Слушай, малыш, это час равновесия. Прислушайся к звукам: одни звери засыпают, другие проснулись и поднимаются. Слышишь, как шелестят, закрываясь, головки цветов?”

– Головки цветов?

– Да.

– Они правда издают звуки, когда закрываются?

– Нет. Дед больше не мог бегать, зачах и через девять месяцев умер. Ненавижу пауков-отшельников.

Оба замерли. Металлоискатель издал резкий сигнал.

– Может, это монета, – предположил Вуазне.

– Дайте мне перчатки.

Адамберг внимательно осмотрел примерно четверть круга, где сработал прибор, и указал пальцем на маленький пятачок:

– Нет сухих листьев. Здесь недавно копали.

– Что мы все-таки ищем? – настойчиво повторил Вуазне.

Комиссар осторожно вырыл углубление диаметром десять и глубиной примерно восемь сантиметров. Потом остановился и посмотрел на Вуазне:

– Дубликат ключа от машины – одна из причин того, что мы топчемся на месте. Зачем было его терять?

Он отгреб еще немного земли, его пальцы на что-то наткнулись, и он слегка потянул этот предмет кверху.

– Скажите, дорогой мой Вуазне, что это такое?

– Ключ от машины.

– Сфотографируйте все на месте. Общие планы, на расстоянии, вблизи.

Вуазне сделал снимки, потом Адамберг двумя пальцами вытащил из земли ключ, держа его за кольцо. И потряс им перед лейтенантом.

– Дайте мне пакет, Вуазне. Не стряхивайте землю с ключа, не трогайте его. Сейчас уложим на место решетки, все упакуем. Позвоните нашим, пусть снова вытащат мэтра Карвена из его кабинета. Мы его задерживаем.

Адамберг распрямился, отряхнул брюки на коленях, запустил пальцы в волосы и откинул шевелюру назад, испачкав землей.

– Вуазне, иногда мягкие пассивные натуры, не умеющие говорить “нет”, готовые разбиться в лепешку ради других, могут убить, когда на них внезапно накатывает ощущение своей ущербности. Такое могло случиться с Бузидом.

– Пассивная агрессия.

– Именно так. Но иногда хвастуны, уверенные в себе, опасные, и на самом деле оказываются опасными. Такие, как Карвен. У алчности, как у демона, каждый год отрастает новая голова.

– Я этого не знал.

– Да-да, Вуазне, – проговорил Адамберг, снимая перчатки. – В конце концов он начинает давить все на своем пути. В данном случае давить в прямом смысле слова. А ваша мурена алчная?

Вуазне пожал плечами:

– Она трусливая, все время прячется.

– Как паук-отшельник.

– Какое отношение к вам имеет этот паук?

– А к вам, Вуазне?

– Я уже сказал. А вы?

– Если б я знал, лейтенант.

Смутные слухи о предстоящем задержании Карвена по обвинению в убийстве долетели до комиссариата еще до их возвращения. Вонючая комната бурлила, все повыскакивали из-за столов и бродили вокруг, обсуждали, спорили, размышляли. Как Адамберг до всего этого додумался, не успев покинуть свое туманное убежище? Ногти, он велел показать ногти, говорил один. Нет, он посмотрел запись допросов и прочел все на лицах подозреваемых. А что там было с ветровым стеклом, кто-нибудь понял? Ну да, что он нашел на ветровом стекле внедорожника? А в итоге? В итоге – ничего. Полицейские одновременно радовались успеху и были злы и разочарованы, как будто у них из-под ног неожиданно, без всяких объяснений выдернули ковер, так что они и опомниться не успели. Адамберг приехал только этим утром, даже не удосужился заглянуть в отчет, – это было всем понятно, тут и говорить нечего, – и уже к семи часам вечера, когда все находились в замешательстве и никто не знал ни что говорить, ни что делать, занавес внезапно упал.

Для Данглара и Ретанкур состояние замешательства было невыносимо. Им, главным прагматикам в комиссариате, приверженцам линейной логики и рациональности, не понравилось, как Адамберг в тот день руководил их работой, как непоследовательно, и двух слов им не сказав, вел расследование. Хотя результат, судя по всему, был налицо, они по-прежнему считали, что комиссар блуждает в потемках, а это противоречило их картезианской рассудительности. Но в тот вечер Данглар махнул рукой на все: после просмотра записи допроса он, взбудораженный триумфальной схваткой с Карвеном, принимал от коллег знаки заслуженного почтения. Что касается Ретанкур, то от радости, что комиссар вернулся, а Рёгнвар вырезал ее портрет на весле, она потеряла желание кого-либо критиковать. В голове ее звучал голос рыбака-калеки, который в последний день перед ее отъездом в исландском кабачке говорил, сжимая рукой ее колено: “Послушай меня, Виолетта, послушай меня хорошенько… Ничего не записывай. Не беспокойся, не забудешь…” Рёгнвар, критично настроенный ко всему на свете, Рёгнвар-безумец, Рёгнвар-сумасброд. По крайней мере, в тот миг она любила этого одноногого мужчину с длинными грязными светлыми волосами и морщинистым от морского ветра лицом.

Адамберг с испачканными землей волосами, в грязных брюках, прошел через большую комнату и, не садясь, прислонился к одному из столов. Эсталер машинально повернулся и отправился варить ему кофе. Даже если ты нетороплив, даже если молчалив и рассеян, в такие дни ты устаешь. Молодой человек подумал, что ходить зигзагами и перескакивать с одного на другое куда утомительнее, чем шагать по прямой.

– Сейчас я вам в двух словах изложу самую суть, – начал Адамберг. – В углах ногтей на указательных и больших пальцах осталось немного грязи, что нехарактерно для такого человека. Вы это сами знаете.

– Нет, комиссар, мы не знали, – заметила Ретанкур.

– Знали, лейтенант, – вздохнул Адамберг. – Я не делал из этого тайны. Сказал лейтенанту Фруасси, которая увеличила снимки рук. Нужно обмениваться информацией. Не могу же я вас вызывать по одному и посвящать в каждую деталь. Итак, была там эта самая грязь, вероятнее всего, по моему мнению, земля. Потому что пропал дубликат ключа от машины. Вы знали, Ретанкур, я вам об этом говорил. Вы мне сказали: “Дубликат ключа – одна из причин того, что мы топчемся на месте”. Настолько важный, что его исчезновение выбило нас из колеи, как будто рухнула опорная колонна, а за ней и все здание. Для большинства бросить ключ в реку – невыносимое испытание. Кстати, мэтр Карвен привык принимать душ, а не мокнуть в ванне. Он человек энергичный, стремительный.

– Извините, комиссар!

– Извините за что?

– Вы сказали: душ.

– В душе грязь из-под ногтей вымывается хуже, чем в ванне: там она растворяется. Карвену нужно было спрятать дубликат, чтобы обвинили Бузида. Но зачем их выбрасывать, если можно поступить по-другому? Если можно найти тайник… недосягаемый… Есть такое слово, Данглар? Недосягаемый?

– Да.

– Спасибо. Конечно, он не стал прятать ключ ни у себя дома, ни в офисе. Спрятать – это, по идее, закопать. Идея простая, но блестящая: он зароет их под каштаном напротив своего окна. Подняв решетку под деревом. Это очевидно. Не будь остатков грязи под ногтями, я бы не догадался. Лично я выкинул бы запасной ключ. Ламар, Керноркян, когда привезут Карвена, организуйте изъятие грязи из-под ногтей, мы сравним ее с той, что прилипла к ключу. Ключу повезло больше, чем супруге: ему Карвен сохранил жизнь, жене – нет. Некоторые мужчины отлично умеют делать выбор.