– Иногда это бывает очень жестоко, с применением физической силы.

«Жестоко изнасиловали», – подумал я.

Я знал, что эти два слова часто употребляют вместе. Наверное, я их видел в каком-то отчете о судебном процессе, прочитанном мной в одной из отцовских книг, или в газетной статье, или в дешевом детективчике, который я нашел у дяди Уайти на его самодельной книжной полке.

– Бензин, – сказал я. – Я его учуял. Почему от нее пахло бензином? Она что, ездила на заправку дяди Уайти?

Тетя Клеменс вытаращилась на меня. Бумажная салфетка застыла около ее носа, и ее кожа стала цвета застарелого снега. Она вдруг согнулась и ткнулась головой в свои колени.

– Со мной все хорошо, – произнесла она сквозь бумажную салфетку. Ее голос звучал нормально, даже равнодушно. – Не беспокойся, Джо. Мне показалось, что я вот-вот упаду в обморок. Но все прошло.

Собравшись с силами, она встала и похлопала меня по руке. Больше я ее о бензине не спрашивал.

Я заснул на пластиковой кушетке, и кто-то укрыл меня больничным одеялом. Во сне я вспотел, и, когда проснулся, моя щека и локоть приклеились к пластику. Я с трудом отклеился – этот процесс сопровождался неприятными ощущениями, – и привстал на локте.

В противоположном углу доктор Эгги беседовал с тетей Клеменс. Я сразу понял, что дела идут неплохо, что мама пошла на поправку, что операция прошла успешно, и как бы ужасно ни было то, что случилось, теперь-то хуже не будет. Поэтому я прижал лицо к липкому зеленому пластику кушетки, который уже не вызывал у меня неприятного ощущения, и снова уснул.

В детстве у меня было три друга. С двумя я до сих пор дружу. А от третьего остался белый крест на шоссе у границы штата Монтана. То есть я хочу сказать, там место его физической кончины, а что касается его духа, то я ношу его с собой в виде черного круглого камешка. Он подарил его мне, когда узнал, что произошло с мамой. Его звали Верджил Лафурнэ, или Каппи. Он уверял меня, что нашел этот камешек на земле возле ствола расщепленного молнией дерева и что этот камень – священный. Он называл его яйцом буревестника. Каппи дал его мне в тот день, когда я вернулся в школу. И всякий раз, ловя на себе сочувственный или любопытствующий взгляд одноклассника или учителя, я трогал подарок Каппи.

Прошло пять дней с тех пор, как мы нашли маму в машине на подъездной дорожке. Я отказывался ходить в школу, пока она не вернется из больницы. А она торопилась выписаться и обрадовалась, оказавшись дома. В то утро она попрощалась со мной из кровати в их с отцом спальне на втором этаже.

– Каппи и другие друзья тебя уж заждались, – заметила она.

Мне пришлось снова пойти в школу, хотя до летних каникул оставалось всего две недели с небольшим.

«Когда мне станет получше, – пообещала мама, – я испеку пирог и сделаю вам сэндвичи с мясным фаршем». Ей всегда нравилось нас кормить.

Другими моими школьными друзьями были Зак Пис и Энгус Кэшпо. В те дни мы четверо старались почаще держаться вместе, хотя все знали, что мы с Каппи неразлейвода. Мать Каппи умерла, когда он еще был маленьким, и обрекла его старшего брата Рэндалла и их отца Доу Лафурнэ на новую жизнь, которая быстро превратилась в неуютное существование в холостяцком доме без женского пригляда. Хотя Доу время от времени заводил себе подружек, второй раз он так и не женился. Он работал уборщиком в управлении резервации, иногда выполняя обязанности председателя племени. Когда его первый раз выбрали на эту должность в 1960-х, он стал получать приличное жалованье, что позволило ему продолжать работать уборщиком на полставки. А когда ему надоело быть председателем, он решил не переизбираться и стал подрабатывать еще и ночным сторожем. В семидесятые годы федеральное правительство начало финансировать органы индейского самоуправления, и наше племя самостоятельно занялось организацией повседневной жизни. Доу по-прежнему время от времени выполнял обязанности председателя. То есть люди избирали Доу председателем, когда им надоедал бывший на тот момент председатель. Но как только Доу вступал в должность, начинались дрязги, обмен жалобами, на полную катушку запускалась машина сплетен – словом, вся та неизбежная возня, без которой не обходится политическая жизнь резервации и которая всегда является уделом каждого, кто возносится слишком высоко и привлекает слишком пристальное общественное внимание. Когда Доу от интриг становилось совсем невмоготу, он отказывался баллотироваться на новый срок. Он собирал в офисе председателя личные вещи, включая официальные бланки и конверты, которые он заказывал в типографии за свой счет: Доу Лафурнэ, председатель племени. В течение многих лет в доме у Каппи не переводилась бумага для рисования. Но преемник Доу предсказуемо становился жертвой точно такого же обращения. И, разумеется, рано или поздно, жалобщики и интриганы из числа избирателей Доу обрабатывали его так, что он терял терпение и снова выставлял свою кандидатуру на очередных выборах. В 1988 году Доу как раз находился в добровольной отставке и частенько рыбачил с нами. Мы половину зимы проводили в рыбацкой хижине у Доу, скрываясь от северного ветра и тайком попивая пивко.

В тот год родители Зака Писа расстались во второй раз. Его отец Корвин Пис был музыкантом и вечно пропадал на гастролях. Его мать Карлин Тандер издавала газету племени. А отчим Винс Мэдвезин служил в полиции племени, и именно он опрашивал маму после изнасилования. Зак был почти на десять лет старше своих младших братишки и сестренки, потому что его родители первый раз поженились в совсем юном возрасте, потом развелись, а потом решили предпринять новую попытку создать семью и быстро поняли, что правильно сделали, когда развелись в первый раз. У Зака был музыкальный талант, в этом он пошел в отца, и он нередко приносил в хижину гитару. Он уверял, что знает тысячу песен.

Что до Энгуса, то он родился в той части резервации, где обитали потомственные нищие. Племя получило деньги на финансирование государственного проекта жилищного строительства – это были многоэтажки приятного коричневого цвета на окраине Хупдэнса. Дома были окружены пустырями, сплошь заросшими травой, – ни деревца, ни кустика вокруг. Когда возвели коробки домов, деньги закончились, на входные лестницы средств не осталось, поэтому новоселы были вынуждены пользоваться фанерными настилами, чтобы входить и выходить, или попросту запрыгивали в подъезды с земли и так же выпрыгивали. Стар, тетка Энгуса, перевезла в новую четырехкомнатную квартиру племянника, и его двух братишек, и двух детей своего бойфренда, и целый выводок (чей состав постоянно менялся) вечно беременных сестер и кузин, то беспрерывно пьющих, то бросающих пить. Тетя Стар лихо управляла этим сумасшедшим домом. Помимо отсутствующего крыльца, сам дом был тот еще кошмар и ужас. Подрядчик сэкономил на утеплении стен, так что зимой тете Стар приходилось всю ночь держать духовку включенной, а кухонную дверь – нараспашку, и не открывать кран горячей воды в кухне, иначе вода в трубах отопления замерзла бы на морозе. Зияющие щели между стенами и оконными рамами с сетками приходилось затыкать тряпьем, потому что гипсокартон, на котором держались дешевенькие алюминиевые каркасы рам, рассохся и истончился. Вскоре после заселения окна стали просто выпадать из проемов, кое-как приделанные сетки отлетели. В квартире все разваливалось. Водопроводные краны и трубы текли. Я даже навострился как заправский слесарь заклеивать трубу вечно протекающего унитаза клейкой лентой и воском. Тетя Стар постоянно угощала нас жаренными в масле лепешками, и мы взамен были готовы то сделать какой-то мелкий ремонт в доме, то из помятого колпака от автомобильного колеса смастерить спутниковую антенну для телевизора.

Кстати, когда она закрутила роман с Элвином, любовью всей своей жизни, мы и впрямь наладили спутниковую антенну. У тети Стар был огромный телевизор, который она купила на выигрыш в лото – то было единственный раз в ее жизни, когда ей удалось сорвать солидный куш. Так вот мы с помощью Элвина использовали какое-то старенькое оборудование и поймали телевизионные сигналы из Фарго, Миннеаполиса и даже из Чикаго и Денвера. Спутниковая антенна заработала в сентябре 1987 года – как раз мы успели к началу сезонных премьер телешоу на разных общенациональных каналах. Мы так здорово настроили антенну на прием, что иногда она ловила даже передачи из определенных городов, и нам все время приходилось перенастраивать ее в зависимости от смены погодных условий и магнитного поля Земли. Наша охота на ту или иную передачу не всегда увенчивалась успехом, но зато не пропустили ни одной серии «Звездного пути». Не старого сериала, а нового – «Следующее поколение». Мы обожали «Звездные войны», у нас были там любимые реплики, но жили мы среди героев «Следующего поколения».