Все закивали и принялись осматривать землю вокруг. Каппи поднял голову и поглядел на меня.

– Сделаем! – твердо сказал он. – Да, Суперстар?

– Ладно! – отозвался Энгус. «Суперстаром» его прозвали потому, что его тетку звали Стар. – Посмотрим, что найдется.

Нашли мы только клещей. Наша резервация ими славится. Мы разделили лес на квадраты и прочесали всю территорию от ограды из колючей проволоки, которая тянулась к югу футов на тридцать до самого озера. Весной, если натыкаешься на гнездо клещей – а в этих гнездах они вылупляются огромным выводком, – они тебя всего облепляют. Но двигаются они медленно. Частично их можно смахнуть с себя, но в любом случае от всех не отделаешься. И мы, ползая в кустах, постоянно натыкались на их гнезда.

Зак перепуганно завопил. Он подпрыгнул, и я увидел, как стайка клещей перескочила с него на Энгуса и исчезла в блестящих волосах Каппи.

– Заткнись ты, нюня! – прикрикнул на него Энгус. – Блохи куда хуже клещей!

– Ну да, блохи! – отозвался Зак. – А помнишь, как твоя мать обработала дом средством против блох, забыв, что ты внутри остался?

– Э, приятель, тогда из дома всех повыгоняли и задали блохам жару! – возразил Энгус. Он поднял с травы кусок пластиковой обертки, повертел в руке и выкинул. – Да, забыли, что я сплю в углу, – так и оставили до утра. А блохи, спасаясь от потравы, попрыгали на меня, а мне тогда было всего четыре. Попили моей кровушки последний раз в жизни да и подохли в моей одежде. Мне еще повезло, что меня не высосали досуха.

– Они твой мозг высосали досуха, – сказал Зак. – Посмотри, чем ты в меня бросил.

Он ухватил двумя пальцами сморщенный презерватив и стал раскачивать его вперед-назад, как маятник. Судя по виду, презерватив пролежал в лесу всю зиму. Старшие подростки обычно приходили на берег озера и разводили костры. Я протянул Заку пакет из-под сэндвичей, и он опустил туда засохший презерватив. А потом мы нашли еще с десяток таких же и множество пивных банок, которые Энгус собрал, отнес к большому камню и стал их плющить ногой, чтобы сдать потом в приемный пункт. То, что издали казалось новой порослью кустов с густой листвой, на самом деле скрывало кучу мусора. Сюда были свалены бесчисленные окурки. Пакет из-под сэндвичей быстро наполнился чинариками и презервативами. Еще тут были обертки от конфет и скомканные куски туалетной бумаги. Полицейские либо не сочли нужным искать тут, либо просто устали.

– Как же омерзительно ведут себя люди! – сказал Зак. – Да тут полным-полно улик.

Я присел с пакетом из-под сэндвичей. По мне вовсю ползали клещи. Я сказал, что нам надо поскорее утопить клещей в озере. Мы бросились из леса, добежали до пляжа и разделись догола. Клещи остались главным образом в нашей одежде и в кожу еще не успели впиться – пострадал один только Энгус, которому клещ вцепился в мошонку.

– Эй, Зак, помоги мне его снять!

– Да пошел ты! – огрызнулся Зак.

Каппи захохотал.

– Оставь его там, пока он не набухнет! Тогда тебя все будут звать Три яйца!

– Как старика Низви, – добавил я.

– У него и впрямь было три яичка. Это правда. Моя бабушка точно знает! – уверял Зак.

– Хватит! – прикрикнул Каппи. – Не могу себе представить, что твоя бабуля занималась этим делом с мужиком, у которого три яйца!

Оказавшись в воде, мы стали нырять, плескаться и понарошку топить друг друга. Нам было жарко, мы так вспотели, и кожа у всех так жутко чесалась, что всем было приятно подурачиться в озере. Я запустил руку себе между ног – удостовериться, что клещ не забрался туда же, куда он проник к Энгусу. Потом я нырнул под воду и оставался там, насколько хватило воздуху. Когда я вынырнул, Зак повествовал:

– …Она говорила, что они бились о ее задницу, как три спелые сливы.

– Твоя бабуля вечно что-нибудь выдумывает! – фыркнул Каппи.

– Она мне об этом подробно рассказала! – сказал Зак.

Бывают индейские бабушки, которые близко к сердцу принимают церковное вероучение, а бывают индейские бабушки, которым церковь до лампочки, и к старости они совсем распоясываются и шокируют молодежь своими россказнями. У Зака была вот такая бабушка – второго рода. Бабушка Игнасия Тандер. В детстве она училась в католическом пансионе, но там, по ее словам, она только загрубела – так же, как там огрубевают будущие священники. Она говорила по-индейски и рассказывала о мужских секретах. Отец говорил, что когда бабушка и Мушум садились вместе за стол и начинали вспоминать старые деньки, они произносили такие непристойности, что даже в воздухе разливался скабрезный смрад.

Когда вода охладила и успокоила наши разгоряченные тела, мы вылезли на берег и, глядя на хозяйство друг друга, принялись потешаться над съежившимися петушками.

Зак расхохотался, глядя на меня:

– Не коротковат ли ты для имперского штурмовика?[11]

– Мой рост не имеет значения! Главное – какой он у меня, понял?

У Зака конец был круглый и блестящий, как шлем Дарта Вейдера: как и я, он был обрезанный. У Каппи и Энгуса концы были еще прикрыты крайней плотью, как капюшоном, поэтому они считались «императорами». Мы затеяли спор, какой тип члена лучше – «император», или «Дарт Вейдер», и какой их них предпочитают девчонки. Потом мы развели костер, сели, голые, вокруг него на бревна, сплошь покрытые нацарапанными именами каких-то мальчишек, и стали вытаскивать из одежды клещей, швыряя их в огонь.

– Уорф – явно «император», – сказал Энгус.

– Это точно, – согласился Каппи.

– Не-а, – возразил я. – В любом случае самый крутой у Дейты, ведь ученые снабдили бы андроида таким членом, который больше всего нравится девушкам, так? И это совершенно точно будет «Дарт Вейдер». Я ни о каком другом даже подумать не могу – только «Дарт»!

– Думаю, все на том космическом корабле оснащены «Дартами», – заметил Каппи. – Кроме Уорфа.

– Погоди, но он же клингон, – сказал Зак. – И вроде у него должен быть во-от такой прибор. Но сам вспомни: на его комбинезоне нет бугра в паху.

– Ты сомневаешься в силе клингона? – спросил Каппи, поднимаясь. Он взглянул себе между ног. – Подъем, дружище!

Никакой реакции. Мы начали над ним смеяться. Каппи тоже засмеялся. Через какое-то время нам захотелось покурить, и мы опять проголодались. Энгус пошел отлить. Он вбежал в воду, обогнул проволочную ограду и углубился в лес.

– Ух ты-ы! – раздался его торжествующий крик.

Энгус выбежал из леса, держа в каждой руке по целой связке банок пива «Хэммз». Двенадцать банок! Каппи и Зак завизжали от восторга. Я помчался к Энгусу. До сих пор мы находили в лесу только банки или бутылки из-под пива «Олд-Милл» или «Блатц», которые выпускались в то время в резервации. И невзирая на то, что героем телевизионного рекламного ролика пива «Хэммз» был танцующий и бьющий в барабан индейский медведь в боевом венце из орлиных перьев, мы были верны марке «Блатц».

– Брось! – заорал я. Энгус замер, потом осторожно положил обе связки на землю.

– Думаю, это он оставил, – продолжал я. – Думаю, это улики. На них должны остаться его отпечатки пальцев.

– Э-э-э… – Было видно, что Энгус быстро размышляет о чем-то. Заговорил он тоже быстро. – А разве вода не смывает отпечатки? Я нашел их в открытом кулере. Банки стояли в воде.

– Ты нашел его тайник! – сказал я.

– Так можно я пиво возьму? – спросил Энгус.

– Давай!

– Можно и я одну открою?

Я со вздохом посмотрел на друзей.

– Можно!

Все разом вытянули руки и извлекли банки из пластиковых колец.

– Если отпечатков пальцев нет, то, по крайней мере, главная улика – в том, что он пьет «Хэммз», – размышлял я вслух. – Вот и думай теперь, что хочешь.

Я взял банку пива. Жестянка была мокрая и холодная. Держа ее в ладони, я пошел следом за Энгусом к тому месту, где он нашел пиво. Я предупредил, что нам не стоит подходить к тайнику слишком близко, чтобы не затоптать другие улики, что лучше бы подползти туда и собрать все, что мы там обнаружим.