– Как я благодарен вам, что нашли время заглянуть к опальному градоначальнику, – сказал этот кот Баюн, обеими руками тряся ладонь гостя. Казалось, что в это время для него нет на свете дороже человека, чем руководитель фирмы «ИС».
– Почему опального?– шутливо спросил Истрин.
– Ревнует меня губернатор, – с удовольствием отвечал Балабан, – хочет иметь права первого секретаря обкома КПСС. Области ему мало; хочет рулить и городом. Я бы и не против, если бы деньги давал, а так одни только ценные указания шлет беспрестанно, а их в банк, как известно, не заложишь. Вот и попал в ряды опозиционеров.
Трудно, однако, было видеть человека, более непохожего на оппозиционера, чем товарищ Балабан. Даже «господин» неохотно к нему лепилось.
– Чем могу служить, Герман Петрович?– по– старинному спросил Истрин, начитавшись Гоголя.
– Да подождите вы с делами, – шутливо поморщился мэр. – Давно хотел с вами ближе познакомиться: как-никак, а один из крупнейших градообразующих налогоплательщиков в городе.
–Лидия Андреевна, – громко позвал Балабан, – принесите нам кофе и все такое.
Грудастая, кокетливая секретарша с большими чувственными губами принесла поднос с дымящимся кофе, печеньем, повидлом и бутылкой коньяка, заинтересованно, призывно глянула на Истрина, подвела глазки, поиграла ими и неторопливо вышла, вихляя задом, туго обтянутым короткой юбкой.
– Лида, меня нет уже, – по– домашнему крикнул мэр вдогонку и потом обратился к гостю. – Замучили просители, и все идут к концу дня: непризнанные музыканты, писатели, художники, архитекторы; стоящие на грани закрытия театры, музеи, зооуголки, руководители всяких фондов и ветеранских организаций, школ ну и так далее. Все доказывают свою важность и что если их закроют, то мир и культура погибнет безвозвратно, – он мило улыбнулся своими женственными ямочками и пожал плечами, как будто говоря: ну что поделаешь – приходится терпеть, такая наша участь. И тут же, словно извиняясь за докучные подробности, обратился к гостю товарищеским тоном:– Ударим по коньячку? Рабочий день закончился, можно и расслабиться.
– Спасибо, но мне еще надо возвращаться к своему начальнику; сами понимаете: буду выглядеть нехорошо.
– М– да, это серьезно. Ну, что ж, пейте кофе, Лида его готовит отлично, могу познакомить, если хотите. Печенье вкусное. – Мэр безутешно вздохнул,¬ возвращаясь к своим проблемам. – Так вот, просителей принимаю, морщусь, но приходится и самому быть в таком незавидном положении.
– Да, все мы когда-нибудь бываем в этой не самой выигрышной роли, – подтвердил Истрин, медленно попивая кофе небольшими глотками.
– Как идут дела в вашей фирме?– участливо спросил Балабан, тоже устраиваясь поудобнее и как будто надолго. – Слышал я, вы уже частенько и в Киев наезжаете по служебным делам. Ваше программное обеспечение очень ценится.
– Да, – подтвердил Истрин, – несколько наших специалистов уже работают за границей. Есть наш филиал и в столице. Нам не раз уже предлагали работу в Киеве, но я предпочитаю держаться подальше от начальства.
– Может и стоит согласиться? А чего торчать в провинции, если дело идет вверх?– доверительно сказал мэр.
–Слишком хлопотно в столицах, – ответил Роман Николаевич, – офисы крупнейших кампаний мира часто располагаются в небольших городах. Хотим прославить Днепровск, – сказал он с улыбкой.
– Тоже правильно, – охотно согласился Герман Петрович. – А то как бывает: чуть на вершок поднялся талантик – гоп и он уже в столице, на земляков смотрит через губу. А здесь вы – полные хозяева и уважаемые люди.
Мэр с видимым удовольствием посмаковал кофе, намазал вареньем печенье, небольшими, грациозными кусами неторопливо отправил его в рот. Наконец поставил чашку и сделал серьезное лицо.
– Роман Григорьевич, не буду лукавить, я к вам тоже просителем. В библии говорится: да не оскудеет рука дающего. У нас есть общественная баня – единственная в городе. У многих горожан нет горячей воды, помыться недорого хотя бы раз в неделю можно было только в этой бане. Но она пришла в полный упадок, нужны приличные по меркам города деньги на капитальный ремонт. Поможете?
– Я думаю, поможем, – после некоторого молчания сказал Истрин. – Сам еще недавно ходил по комунальным баням. О какой сумме идет речь?
– Боюсь и называть, – ответил Балабан, явно смущаясь, как стыдливая девица. – За себя никогда бы не просил, но ради города…
– Так сколько же?– настоял Истрин.
– Около миллиона, – с явным усилием выдохнул мэр и полез за платочком, чтобы вытереть пот от неловкости.
– Это многовато, – вздохнув, ответил гость, – но я думаю, что смогу убедить своих раскошелиться на такую замечательную цель.
– Мы представим вам смету; будет все, как положено, чтоб у вас голова не болела насчет истраченных денег, – поспешил добавить градоначальник, чтобы уж полностью снять все опасения.
– У меня она не будет болеть, – улыбнулся Истрин, – а вот если будут финансовые нарушения, то голова будет болеть у вас, и болеть основательно, а может и вовсе повредиться, пока дело не пойдет на лад. Договорились?
– Ну уж вы такое скажете, – шумно замахал руками хозяин кабинета, как будто отгоняя злых духов. – У меня такого сроду не водилось и никогда не заведется. Заметано, будьте спокойны, – радостно, легко заверил Герман Петрович, – я слов на ветер не бросаю– это все знают; отчитаемся, как там, – он поднял палец к небу. – Перед открытием попаримся вместе, если вам дела позволят, – он заговорчески понизил голос, подвинулся к Истрину, моргнул игриво и многозначительно, – И Лиду пригласим…а?
– Это лишнее. Я приду со своим начальником и партнером или только он, если, действительно, дела задержат, – сказал Иcтрин, – а насчет головы не забывайте.
Радушный хозяин кабинета проводил гостя до входных дверей здания и долго благодарно жал руку на прощанье. Даже подождал, пока машина с Иcтриным не отъехала, затем с изменившимся до желчности лицом потер руки, возвратился к себе и некоторое время неподвижно сидел, с удовольствием размышляя, какой он ловкий Гаврила.
– Что за вопрос, конечно, поможем, – сказал Соколан, когда напарник, возвратившись, доложил о ситуации.
Через неделю деньги были исправно перечислены в отдел капитального строительства горисполкома. И работа закипела. Ремонтные работы велись на широкую ногу. Мэр усилий и денег не жалел, щедрой рукой давая разрешения на закупку дорогих материалов, как будто хотел построить в Днепровске баню, которая соперничала бы с римскими банями императора Диоклетиана. Тут был и полированный гранит, и мебель карельской березы, и паркет из благородного мореного дуба, и немецкая сантехника, итальянские обои и многое другое, чего в общественных банях обычно не бывает. Не планировалась такая роскошь и в Днепровске.
Уже перед самым открытием присутственного места Балабан устроил большое совещание с привлечением средств массовой информации, на котором он собирался выступить с большой ораторской речью с использованием средств художественной выразительности, жеста и эмоционального наполнения. Грядели будущие выборы, и мэр намеревался показать всей общественности города всю силу его заботы об общественном благе, всю меру его бескорыстия, ставящего его незримо рядом с Альцестом, Сен-Жюстом и Цюрупой, который, якобы, будучи наркомом продовольствия, падал в голодные обмороки.
И вот когда Балабан Георгий Петрович вышел на трибуну в хорошо отглаженном дорогом костюме, который очень шел к его нежно – алым от легкого приятного волнения щечкам, обрызганным французским одеколоном, весь такой торжественный, праздничный, наполненный общественными чувствами долга и служения высшим идеалам, когда он уже услышал, как дышит жизнью микрофон, готовый передать на весь мир его страстную, зажигательную, исповедальную речь, долженствующую оставить его на служебном посту следующие пять лет; когда мэр был готов произнести хорошо поставленным голосом: « Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий над судьбами нашей отчизны….» – так вот, когда он приготовился уже все это произнести и дальше по строго выверенному тексту с логическими ударениями и многозначительными паузами для бурных рукоплесканий, Георгий Петрович вдруг ни с того ни с сего, самым неожиданным образом, и в первую голову для самого себя, брякнул в микрофон:
