На диван рядом со мной плюхнулся Сэм и быстро плеснул себе вина: его партнерша по танцам ушла, чтобы принести ещё фруктов.
Сэм толкнул меня локтём в бок и зашептал:
— Чего сидишь, как изваяние, Айсберг? Иди, пригласи её! Я же вижу, между вами что-то есть…
Я отвесил Сэму довольно чувствительный подзатыльник.
— Не твоё это дело, — зло прошипел я. — Ты не знаешь, что между нами.
Я, если честно, и сам этого не знал. Последнее время со мной постоянно происходили невероятные события, у меня и в мыслях не было думать о чём-то подобном. Ну вот, Дану я не пригласил, а народ всё равно что-то придумывает… Интересно, а сама Дана хочет, чтобы я пригласил её, или нет? Как всё-таки жалко, что я не умею проникать в чужое сознание и вынужден сидеть здесь в полном неведении.
— Давай, брат, не стесняйся, — прошептал мне Тор, когда Лаувея ушла поправить причёску. — Вот, выпей вина для храбрости. — Он протянул мне бокал.
Я молча вылил вино ему на голову и, убедившись, что Тор на меня не смотрит, взглянул на Дану. Та сказала что-то резкое Кайсе и отошла на несколько шагов. Я не сомневался, что знаю, о чём у них шел разговор. Я испытывал нечто среднее между неловкостью и злостью. Ненавижу попадать в дурацкие положения! И что они, интересно, себе возомнили?! Мы с Даной просто друзья, и не более того. Если ещё раз ко мне подойдет кто-нибудь с советом пригласить её на танец, я просто поднимусь и уйду!
Но вскоре всем танцевать надоело, и мы стали с завязанными глазами рисовать на бумаге Нику и Рэя, а потом дружно смеялись над своими творениями. А талантливая Лаувея сочинила гимн для Звездного Патруля на древнем асгардийском языке, и мы принялись разучивать его. Кроме Лаувеи древнего асгардийского никто не знал, и потому слова ужасно коверкали, а девушка возмущалась такому пренебрежительному отношению к легендарному языку.
Мы веселились до позднего вечера и, когда Кайса, зевая, в десятый раз предложила пойти спать, её послушались.
— Спокойной ночи Тор, Сэм, Кайса, Лаувея, Да… — Едва я начал произносить её имя, девушка пулей вылетела из помещения, так и не попрощавшись со всеми.
Тор и Сэм понимающе переглянулись, и мне снова захотелось ударить их. Но я сдержался, вежливо попрощался с друзьями и неспешно направился в свои покои, очень надеясь на то, что Звездный Патруль сейчас не обсуждает мои отношения с Даной. Несуществующие отношения, конечно же, — быстро поправился я, открывая дверь в свои покои. Интересно, кому первому в голову пришла подобная глупость?
========== Ночной разговор ==========
Но едва я потушил свет и лёг на кровать, мысли о Дане и нашей вечеринке тут же вылетели у меня из головы. Тишина и отсутствие людей оживили во мне все старые переживания, о которых я временно забыл. Меня вновь мучила тревога, и я не мог заснуть, несмотря на то, что моё горло уже не сдавливал обруч из Хельхейма.
Я подошел к окну и увидел, что в ночное время дворец освещается разноцветными прожекторами. Затем я походил немного по комнате и снова лёг, но всё это нисколько не помогло мне расслабиться.
Внезапно на моё лицо упал свет: кто-то открыл дверь, выходящую в ярко освещенный коридор.
— Ты не спишь ещё, Локи? — услышал я голос матери.
— Нет, не могу заснуть, — ответил я.
Фригга прикрыла за собой дверь, включила настольную лампу и присела на край кровати. После всего случившегося мне было крайне непривычно видеть маму не в боевых доспехах и с оружием в руках, а в простом бежевом платье и с распущенными волосами. Её теперешний облик никак не вязался с тем, что я видел на Альфе.
— Я хотела поговорить с тобой. Но прежде, может, ты хочешь мне что-нибудь рассказать, спросить о чём-то?
— Почему ты любишь меня?! — неожиданно для самого себя выпалил я.
Фригга выглядела несколько озадаченной.
— Что, прости? — переспросила она.
— Я имел в виду, почему я так важен для тебя? Я и все остальные: Кайса, Тор, Сэм, Дана… Почему?
— Ну, видишь ли, вы новое поколение. Именно от вас зависит судьба нашей галактики в будущем. Я считаю, что подготовить достойную смену — это одна из важнейших задач каждого человека.
— Но ты не простой человек!
— Ошибаешься, — улыбнулась Фригга. — Я такой же человек, как и все остальные.
— Слушай, притворство и лицемерие это, вроде как, по моей части! — разозлился я. — Не надо мне лгать! Я видел, как ты сражалась с Никой! Тебе подвластны силы, о которых все остальные и мечтать не могут! Ты больше, чем человек! Кто мы все по сравнению с тобой? Пыль! Стоит тебе лишь пожелать, и от всех нас ни единого атома не останется! Но ты почему-то в повседневной жизни притворяешься обычным человеком и делаешь вид, будто бы тебе интересны наши проблемы и переживания.
— Я не притворяюсь, Локи. Я и есть обычный человек.
— Я знаю, тебя Осколок Радуги заставляет, да? — внезапно сообразил я.
Но Фригге, однако, моё предположение показалось забавным.
— Ты думаешь, что я стала бы подчиняться какому-либо артефакту? Думаешь, я позволила бы предмету, наделённому магическими свойствами, диктовать свои условия?
— Стой, но ведь ты говорила, что… — Я был совершенно сбит с толку.
— Ты должен понимать разницу между подчинением и внутренним согласием с какими-то правилами. Когда ты подчиняешься, ты делаешь что-то не по своей воле, тебя заставляют. Тебе неприятно это, но ты делаешь, потому что такова воля сильного. Я стараюсь никогда и никому не подчиняться. Я контролирую свои действия самостоятельно, Локи. Получилось так, что мои убеждения совпадают с теми требованиями, которые предъявляются владельцу Осколка Радуги, вот и всё. Поверь, даже не обладая артефактом, я вела бы себя точно также.
— Но почему тогда тебе не плевать на всех нас? Будь у меня такие силы, я бы относился к окружающим, как к микробам.
— Поэтому давать тебе в руки такие силы и нельзя. Люди, мыслящие как ты, привыкли либо подчиняться, либо подчинять. Такая система чересчур примитивна и совершенно непригодна для современного мира. А для будущего тем более. Неважно, какими силами ты обладаешь, главное всегда оставаться человеком. А для любого человека очень важно помогать своим близким и заботиться о них.
— Выходит, я не человек, — печально вздохнул я, в который раз ощущая острый укол совести. — Когда я улетал с базы, я очень сильно нагрубил Дане, сказал ей, что… нет, не могу! — я сделал глубокий вдох и скороговоркой выпалил: — Я сказал, что надеюсь, что в скором времени она и все остальные умрут. Вернее, тогда я сказал… сдохнут, — помолчав полминуты, добавил я. — А потом, когда я на Альфе был, мне Сэм позвонил, и я тогда тоже повел себя не лучшим образом.
— Это эмоции, Локи, — мягко ответила Фригга. — Ты просто очень сильно перенервничал тогда. Многие люди теряют голову, когда находятся под страхом гибели. Но ведь теперь, когда ты пришел в себя, ты осознаешь, что поступил неправильно, и это самое главное. Я не знаю точно, как повели бы себя твои друзья, оказавшись на твоём месте, но сильно сомневаюсь, что они вели бы себя разумно, хладнокровно и не потеряли бы способность мыслить трезво и объективно.
— Ты бы уж точно не потеряла, — вздохнул я.
После слов матери на душе у меня стало легче.
— Это просто контроль эмоций. Ему нужно учиться. Очень долго и упорно. Если подумать, то все свои ошибки ты совершаешь из-за неумения держать себя в руках и холодно оценивать обстановку, когда тебе больно или страшно. Ты научишься этому со временем, я уверена. Ты уже сейчас делаешь успехи. Ведь даже когда над тобой висел призрак неминуемой гибели, ты нашел в себе силы, чтобы сострадать и помогать другим людям. И именно это помогло тебе выжить. Ты доказал, что ты сильный человек, однако тебе нужно продолжать над собой работать в том же направлении.
Фраза о том, что я помогал другим людям, навела меня на мысль о Лаувее.
— Ты знаешь, что Лаувея… — начал было я, но Фригга не дала мне закончить.
— Да, знаю. Я поняла это еще очень давно, едва ты только немного подрос. Я ведь отлично знала Лаувею, и ты был уменьшенной её копией, причём не только во внешности. То же стремление к знаниям и учёбе, то же неукротимое желание проявить себя, самоутвердиться, показать, что ты лучший. Однако у Лаувеи никогда не было резких перепадов настроения. Она более спокойная, хладнокровная и организованная. Бедная девочка… То, что пришлось пережить ей, воистину ужасно. Боюсь, долгие годы мучительного плена отпечатаются у неё в душе на всю оставшуюся жизнь.
