— Она выдержит, я в неё верю, — отозвался Рэй, глядя куда-то вдаль. — Ведь в глубине души она… всё-таки осталась собой.

— Что-то её очень долго нет, — я поглядел на часы. — Надеюсь, она хоть в обморок не упала…

— Сейчас схожу, гляну, — Рэй уже повернулся лицом к двери, как та вдруг медленно отворилась, и на крыльцо несмелой походкой вышла Фригга.

Нелепый сарафан она сменила на черные брюки и строгий, темно-бордовый жакет, а волосы собрала в аккуратную прическу. Дополняли образ неброский, едва заметный макияж, акцентирующий внимание на глазах, и Осколок Радуги, висевший на цепочке.

— Нормально? — чуть запинаясь, поинтересовалась Фригга, когда мы обратили свои взоры на неё.

— Ты неотразима, — улыбнулся Рэй и вежливо подал ей руку, помогая спуститься.

Женщина тут же схватила руку мужа и больше не отпускала до самого корабля, а я вдруг вспомнил своё сновидение, в котором Фригга и прикоснуться к Рэю брезговала. Всё-таки сильно её изменили…

На борт корабля мама заходила, держась за сердце и быстро-быстро дыша.

— Успокойся, всё будет хорошо, — повторял Рэй, придерживая её за талию. — Ты уже миллион раз летала, просто не помнишь. Локи, заводи двигатели.

Я сел в кресло пилота, а Рэй прижал к себе супругу так, чтобы она ничего не видела, кроме него, и прошептал:

— Не бойся. Просто не смотри в иллюминаторы. Не смотри, и всё. Смотри только на меня.

— Мне страшно, Рэй. Очень.

— Тише, всё хорошо будет, обещаю тебе, — Учёный крепко сжал запястье Фригги своей рукой, а глаза его были полны боли и стыда. Конечно, совесть вовсю мучала его за то, что он довел любимую женщину до такого состояния.

Я постарался взлететь максимально аккуратно, чтобы не пугать Фриггу ещё сильнее, но она всё равно охнула, когда корабль оторвался от земли. Пока мы набирали высоту, она стояла, крепко прижавшись к Рэю и зажмурившись, и лишь когда полет выровнялся, сделала несколько осторожных шагов по салону и заставила себя поглядеть в иллюминатор.

Я наблюдал за ней и видел, как ей страшно. Лицо было цвета бумаги, губы плотно сжаты, равно как и костяшки пальцев, которые аж посинели. И всё равно она стояла и смотрела… в лицо своему страху.

— Ну вот видишь, а ты боялась, — улыбнулся Рэй, когда Фригга села в пассажирское кресло рядом со мной.

— Вы были правы: это не так страшно, как кажется. Мне так стыдно за собственную истерику… Стыдно за саму себя. Представляю, что я буду думать о своём нынешнем поведении, когда вернусь в норму. Просто всё это так… невероятно.

— Нет, ты тут совсем не при чём, — покачал головой Рэй. — Это мне должно быть стыдно. Обещай, что не убьёшь меня, когда станешь собой.

— Разумеется, не убью! — Фригга сама испугалась подобной мысли. — В жизни не возьму в руки оружие! Отнять у кого-то жизнь… это не для меня.

Мы с Рэем обменялись многозначительными взглядами, но решили не разубеждать добрую женщину.

— А куда мы летим? — спросила тем временем мама. — На эту вашу… Арию? В лабораторию?

— Нет, ещё рано, — покачал головой Рэй. — Для начала соберём всех больных и хворых, — Учёный и здесь не смог удержаться от сарказма. — То есть тех, кто так или иначе пострадал от кибернетического произвола Критериона и Ники. И только потом всей этой дружной компанией поедем лечиться.

— А сейчас мы, получается, на Зару, к Сэму? — догадался я.

— К нему самому, — подтвердил Рэй.

— Так ты нашел способ нейтрализовать шпионящую систему, вживленную в его мозг?

— Теоретически, да. По идее, Сэму должно помочь вот это, — Рэй показал небольшой металлический шлем и тут же пояснил: — Пока это ещё только пустышка. Заготовка, можно сказать. Обычный шлем, который если от чего и защитит, то только от удара сковородой или половником, но никак не от распространения информационных волн. Но если с ним как следует поработать, получится неплохая изоляция. Пока мы летели из Долины Жизни, я теоретически всё просчитал. В лаборатории я только собрал все необходимые детали — начать работу над созданием защиты просто не успел. Сейчас время у меня есть, но все же не так много, как хотелось бы, так что попрошу не отвлекать.

С этими словами Рэй действительно сел в пассажирское кресло и начал «колдовать» над шлемом.

Минут пятнадцать мы летели в практически абсолютной тишине, нарушаемой лишь звуком работающего паяльника, а затем Фригга отважилась заговорить:

— Так, получается, ты — мой приемный ребенок, которого я совсем не помню?

— Именно так, — кивнул головой я.

— Можешь рассказать о себе что-нибудь?

— Эм… — этот, казалось бы, вполне естественный и закономерный вопрос поставил меня в тупик. — Вообще, если честно, я знаю о себе немногим больше, чем ты о себе. Мне ведь тоже изменили сознание, я говорил.

— Да чего про него рассказывать? — вмешался вдруг Рэй, не отрываясь от своей работы. — Весь его глубокий разносторонний характер, а также неординарные, зачастую неадекватные и ведущие к различного рода коллизиям поступки можно описать одним ёмким и доходчивым словом. Сует нос куда не следует, лезет, где не просят, нарушает все мыслимые и немыслимые правила, нечаянно ставит галактику под угрозу… Какое слово приходит на ум?

Я почувствовал, что уши у меня начали краснеть. Фригга выжидательно смотрела на Рэя, не понимая намека.

— Трикстер он, в общем, — выдержав паузу, сообщил Учёный.

— Трикстер? Серьезно? — лицо женщины исказилось от страха и удивления. — Я читала о них в книжках, и… Я могу ошибаться, конечно, но мне показалось, что они…

— С головой не дружат? — участливо подсказал Рэй. — Тебе не показалось. Если бы Локи дружил с головой, он бы в жизни на станцию «Черного Квадрата» не сунулся, и всей этой истории просто не было бы. А Ника и Критерион очень ловко использовали его легкомыслие и недальновидность.

— Поверить не могу. Мало того, что у меня есть ребенок, так еще и… трикстер. Интересно, как мы с тобой, Локи, общались до всей этой катавасии?

— Самому интересно, — вздохнул я, с тревогой глядя на свою приемную маму и надеясь, что у нас с ней в прошлом были если не теплые, то, по крайней мере, нормальные взаимоотношения.

— Так и быть, пролью свет на эту великую тайну, — смилостивился вдруг Рэй. — Вы ладили просто великолепно. На мой взгляд, идеальные отношения матери и ребенка. И я, работая на «Черный Квадрат», не гнушался это использовать. Но даже тогда понимал, что, в общем-то, скверно поступаю… А может быть я в какой-то мере завидовал, потому что у меня никогда такого не было, да и быть не могло. А хотелось чего-то светлого. Но с моей историей надеяться на подобное не приходилось. Да меня вся галактика ненавидела. Вот я и решил, что лучшим вариантом будет просто умереть. А потом меня вернули, вытащили назад. И внушили, что есть шанс переписать историю и обрести счастье. Не вышло. Жаль, — в последнее слово мужчина постарался вложить немного шутливости и легкомыслия, чтобы скрыть глубокую печаль.

— Я очень сочувствую тебе, Рэй, — произнесла вдруг Фригга, и её глаза наполнились слезами. — Наверное, это ужасно — жить в вечном холоде, не имея никакой возможности согреться. И когда я обрету свои воспоминания… Обещаю, что бы я о тебе ни узнала, всё равно буду любить.

— Сомневаюсь, — горько усмехнулся Ученый. — Но все равно спасибо.

***

Когда мы подлетали к Заре, я глядел на эту планету во все глаза. Она часто являлась мне во снах, и теперь я сравнивал эти видения с действительностью. Сравнивал и… находил много общего.

Да, воистину великолепная планета, полностью оправдывающая ожидания и надежды, возникающие при упоминании политического центра галактики. Небоскребы удивительных и причудливых форм, огромное количество летательных аппаратов, зеленые скверы и парки, прозрачные чистые реки. Цивилизация здесь никоим образом не нарушала экологию, и это радовало — из курса истории я знал, что в галактике очень мало таких планет, где человек мирно соседствует с природой.

У меня захватывало дух от одной лишь только мысли, что было время, когда я здесь жил. Причем не где-нибудь, а во дворце. Жаль, у меня не осталось об этом никаких воспоминаний, не считая запутанных снов. Впрочем, если план Рэя все же сработает, в скором времени все изменится.