– Хейден, она опасна, – добавил Кит.
– Между прочим, я тоже здесь стою, – оборвала я его.
Сама не знаю, как это у меня вырвалось. Но мне осточертело, когда обо мне говорили так, словно меня не было рядом. Ко мне тут же повернулись три пары сердито сверкающих глаз. Мои глаза отвечали им таким же блеском. Все молчали, пока не заговорил Хейден.
– Я не собираюсь ее убивать, – спокойно произнес он, отвечая на ультиматум Кита.
– Прекрасно, – сказал Барроу и вдруг встал. – Тогда это сделаю я.
Я попятилась, ударившись спиной о хлипкие перила лестницы. Барроу выхватил пистолет и прицелился в меня. Я плотно стиснула зубы, решив не выказывать страха. Но дуло пистолета тут же исчезло из моего поля зрения. Хейден встал между Барроу и мной. Барроу сразу опустил пистолет, сердито глядя на Хейдена.
– Я не собираюсь ее убивать и никому не позволю, – четко пояснил Хейден.
Его широкая спина почти скрывала от меня лица Кита и Барроу.
– Похоже, у нас начинают появляться пленники, – сказал Кит, глядя то на Хейдена, то на меня. – Ну и потеха.
– Смотря для кого, – язвительно пробормотал Хейден. – Не буду мешать вашему дежурству.
Он резко повернулся ко мне и, не сообразив, что я стою совсем рядом, едва не налетел на меня. Он дал задний ход, снова схватил меня за плечо и потащил к лестнице. Я дерзко вырвалась из его хватки. Надоело, когда с тобой обращаются как с непослушным ребенком. Уж если и пытаться бежать, то не с вершины башни, где полным-полно оружия, а пальцы неуравновешенных мужчин замерли на спусковых крючках.
Хейден нахмурился, пощипал нижнюю губу, что у него служило признаком сосредоточенности.
– Идем.
Я без возражений последовала за ним, с радостью покидая площадку башни. Спускались мы молча. Движения Хейдена были угловатыми и неестественными, будто он молчаливо сражался с собой. Едва спустившись, он затопал к дому. Земля так и летела у него из-под кроссовок. Он настежь распахнул дверь хижины, затем с силой захлопнул. Жилище содрогнулось, безропотно принимая удар.
Я вернулась на кушетку, но не легла, а села, продолжая наблюдать за Хейденом. Он торопливо сбросил кроссовки. С лица не сходила досада. Пожалуй, он даже был разъярен.
– Хейден… – решилась окликнуть его я.
– Чего тебе? – огрызнулся он, угрюмо посмотрев на меня.
– Почему ты никого не застрелил? – спросила я, не менее угрюмо глядя на него.
Мой вопрос застал его, когда он снимал рубашку, и опять через голову. Руки Хейдена замерли, но буквально через мгновение задвигались снова. Меня озадачило его поведение на башне. Парень, командующий всем Блэкуингом, вдруг отказывается от возможности легко и без напряжения застрелить нескольких налетчиков. В Грейстоуне почти каждый обеими руками уцепился бы за такую возможность. У моих солагерников глаза сверкали бы от радости. Ухлопать врагов, не подвергаясь опасности. А вот Хейдена это не радовало.
– Кит и Барроу справились без меня, – ответил он.
Но в его невыразительном голосе я уловила обман. Он врал.
– Но ты мог бы им помочь, – не унималась я.
Хейден молча улегся. На сей раз он не зажигал свечей, довольствуясь скудным предутренним светом, льющимся из щелей вокруг двери и заплесневелого окна. Молчание затянулось, и я решила, что он вообще не намерен отвечать.
– Спокойной ночи, Грейс, – пробормотал он, игнорируя мой вопрос.
Гнева в голосе уже не было. Только усталость.
– Спокойной ночи, Хейден, – вздохнула я.
Утром, едва я проснулась, первым ощущением была сильная боль в спине. Через мгновение к ней добавилось пульсирующее жжение в раненой ноге. Затем мой слух уловил шум текущей воды. Звук раздавался из-за второй двери. Должно быть, там находилось что-то вроде ванной. Но этот звук меня удивил.
Дверь оказалась закрытой не до конца. Оставалась щель шириной в дюйм. В ней мелькала широкая спина Хейдена – голая и мокрая. Он стоял под самодельным душем. Я вытянула шею. Щеки у меня покраснели, хотя он и не замечал, что я его вижу.
Интересно, неужели этот парень совсем не стесняется? Он ведь и дальше будет раздеваться у меня на глазах, не думая, чтó при этом испытываю я. Я уж не говорю про это зрелище… Ему трудно было закрыть дверь?
Когда шум льющейся воды стих, я даже подпрыгнула. Что теперь делать? Мною овладела паника. Не придумав ничего лучше, я снова разлеглась на кушетке и притворилась спящей. Правда, я все же успела увидеть, как Хейден вышел из ванной с полотенцем, обмотанным вокруг талии. Другой одежды на нем не было.
Боже милостивый!
– Дерьмово это у тебя получается, – с явным изумлением сказал Хейден.
Мои глаза непроизвольно открылись. Хейден стоял и ухмылялся.
– Что именно? – хмуро спросила я.
– Притворяться спящей. Поза неестественная, как у деревянной куклы.
Он не делал попыток чем-нибудь прикрыть свое тело. Мне сразу бросилось в глаза обилие капелек, делавшее его мышцы еще рельефнее.
– Э-э… – все, что ответила я.
К утру у него явно улучшилось настроение. И то хорошо. Я старалась не смотреть, как Хейден надевает красную клетчатую рубашку прямо на мокрое тело. Когда же он взялся за полотенце, я заставила себя отвести глаза. Щеки у меня снова вспыхнули.
Удивительно, что я так обостренно воспринимала его наготу. Обычно я относилась к этому спокойно. Голые дети, голые взрослые. Мое отношение к обнаженному телу было медицинским. Чтобы помочь раненым, многих из них, естественно, вначале требовалось раздеть. Моим основным занятием в Грейстоуне был уход за больными и ранеными, и потому голые тела я видела достаточно часто.
Но я попала в совершенно иные условия, к которым не была готова. Услышав тихое потрескивание молнии на его джинсах, я облегченно вздохнула. Наконец-то Хейден полностью оделся и уже не так будоражил мое внимание. Меж тем этот душ и одевание напомнили мне, что я давно не мылась и не меняла белье. Наверное, от меня воняло, как от мертвеца.
Тишину хижины нарушило громкое урчание моего желудка. Хейден успел надеть ботинки.
– Проголодалась? – спросил он, удивившись этой «музыке».
– Жутко, – честно призналась я.
Переодеваться мне было не во что. Сунуть ноги в ботинки – и я готова к выходу.
– Пошли, отведу тебя на кухню, – сообщил Хейден.
Его настроение действительно улучшилось. Моя ненависть к нему растворилась. Наедине со мной он был гораздо дружелюбнее, чем под бдительными взорами солагерников.
Я обрадовалась яркому солнцу. Сама не знаю почему, я ожидала туч, дождя, ветра и других погодных пакостей. Может, потому, что они больше соответствовали холодности и угрюмости, с какой меня встретили в лагере. Хейден вел меня тем же путем, что и вчера. При утреннем свете было видно, как в хижинах копошатся люди.
Мое внимание привлекла женщина, что играла на лужайке с двумя маленькими детьми. Зрелище мне понравилось. В Грейстоуне такое было бы немыслимо.
– Итак… – произнес Хейден, отвлекая меня от играющей матери.
– Итак, – спокойно повторила я.
– Если ты намерена остаться здесь…
– Правильнее сказать: поскольку я нахожусь здесь в плену… – перебила я.
Хейден стиснул зубы и продолжал:
– Если ты намерена остаться здесь, тебе нужно знать, как все организовано.
В его голосе улавливалось опасение. Казалось, Хейден сомневался, следует ли давать мне более подробные сведения.
– Слушаю, – сказала я, убеждая его говорить дальше.
– Еду у нас готовят на общей кухне. С нею в одном здании находится и столовая. Скоро сама увидишь. Отхожие места и душевые находятся в другой части лагеря, но ты можешь пользоваться моей ванной. Подходить к штурм-центру и хранилищу боеприпасов только вместе со мной, иначе… догадываешься. Если тебе понадобится пойти еще куда-нибудь, я тебя отведу.
Я и не ожидала, что мне позволят разгуливать вблизи стратегически важных объектов лагеря, поэтому слова Хейдена меня не удивили.
– Понятно, – согласилась я.