Между тем, второй мужчина закончил приготовления к трапезе, принеся глиняный кувшин, над которым вился пар. Поставив его на стол, разлил по мискам похлебку, потом налил в кружки горячий отвар, и, сделав какой-то знак, пробормотал несколько слов.

– Ешь, – Ричард взял ложку. – Потом будем собираться в дорогу.

Девушка зачерпнула ложкой кашу и осторожно попробовала. Судя по выражению ее лица, она явно ожидала чего-то иного. Но чего – мужчины определить так и не смогли. Потом она стала аккуратно есть, стараясь не обжечься и не испачкаться, и изредка бросала на мужчин настороженные взгляды.

Наталья.

– Просыпайся, – кто-то тряс меня за плечо.

И чего они ко мне прицепились. Даже умереть не дадут. Ведь было так хорошо, тепло. Я, наконец, смогла забыть о боли, особенно в потерянных ногах и руке. Наконец была спокойна за родителей. Данное мне слово они не смогут нарушить. И родят еще одного ребенка. А, может, и не одного. А эти… коновалы они. Я же слышала, что они родителям говорили. Травмы слишком тяжелые. Еще бы. Ребра в щепки, одно легкое в клочья, повреждение диафрагмы, проблемы с внутренними органами. Да тут и с половиной набора долго не протягивают. Спасибо тому идиоту с мигалкой, который на встречку вырулил. Что б ему первый столб последним препятствием в жизни стал.

Внезапно замерла и прислушалась. Что-то было не так. Не сразу поняла, что ничего не болит. То есть, авария, и все, что после нее было, мне приснилось? Мы уже получили медали, но еще не выехали домой? Как иначе объяснить, что нет ни писка приборов, ни отупляющей боли, от которой хочется кричать, ни запаха хлорки и чего-то еще, присущего медицинским заведениям. Но нет, слишком все было явным, чтобы оказаться сном. Тогда в чем дело? Я все-таки умерла? Или произошло чудо?

Села. Ничего не болит. Но страшно. Кто бы знал как. Где-то я окажусь? Открыла глаза.

– Вставай. Еда на столе, потом поговорим, – передо мной стоял мужчина в странной одежде.

Я кивнула. Нет, все-таки я умерла. Последнее, что помню – белый потолок больничной палаты и противный писк приборов. А здесь серые каменные стены, потолок деревянный, но цвет непонятный. Мебель – как в музеях, причем европейских. Ну, или в наших, которые сохранились от допетровских времен. И, что порадовало, нет той кучи аппаратуры, что поддерживала мою жизнь. Несколько фраз, которые не дали мне никакой информации, кроме имени это человека. Да, глупо спрашивать, где я нахожусь. И так ясно, что не дома. Ведь в аварию мы попали уже в городе. Чуть ли не рядом с больницей, почему я столько и прожила, а не скончалась на месте от полученных травм. И, хотя в школе я была не частой гостьей – соревнования и тренировки отнимали много времени – географию знала прекрасно и ни о каких Келурии и Ватлорнесе не слышала. А, судя по тому, как произнес названия Ричард, это явно не маленькие городки. Ватлорнес, похоже, вообще страна.

Положение моего собеседника тоже радости мне не добавило. Ну да, мужчина интересный. Но первый рыцарь, да еще и принцессы. Утри слюни, Наташенька. Тебе тут не светит ничего вообще, от слова совсем. И не сказать, что красавец, но что-то в нем есть. Темно-русые волосы чуть ниже плеч, живые серые глаза, нос с горбинкой, немного кривоват, со следом старого перелома. Аккуратные усы и бородка. Черты лица на первый взгляд излишне тонкие, аристократические, но чувствуется за всем этим внутренняя сила. Ему бы в Голливуд, играть фентезийных героев и средневековых персонажей. Или эльфов. Нос быстро сделают, а в остальном Орландо Блум с Бредом Питом от зависти удавятся. Вон как в эти декорации вписался. И почему я раньше таких мужчин не встречала. Тьфу ты, заговариваться, то есть задумываться начала. Спокойно, Наташенька, это, скорее всего сон. Видимо, тебе в капельницу что-то добавили, и ты спишь спокойно. Потому что где ты и где такой красавчик. Вот перестанет действовать лекарство, и ты обо всех мужчинах забудешь.

– Вставай, – он протянул руку.

Стала выбираться из одеяла и увидела свою руку. Целую и невредимую. Пальцы слушаются, запястье изгибается. А может это не сон? Может, я умерла? Даже не знаю, чему бы я обрадовалась больше. Так, если вернулась моя рука, значит и ноги на месте? Отдернула одеяло и действительно обнаружила там не перетянутые бинтами обрубки, а вполне себе целые конечности. Худые, но целые. Ладно, вопрос с габаритами я еще обдумаю. Потому что с такой комплекцией меня тренер вместо тренировок в столовой запрет. Я же саблю не удержу, когда на меня полную экипировку наденут. Самой бы устоять.

И вообще, чего это мой сон на меня так смотрит странно? Ну да, девушка в пижаме. Так радоваться надо, что в одежде. В больнице я вообще без всего под простынкой лежала. Даже памперсов не одевали, потому что один большой шов для удобства хирургов. И вообще, это моя любимая пижама с медвежонком. Я ее только дома ношу, чтобы не забыть нигде. Так что нечего.

Встать на пол мне не дали. Ричард почти сразу подхватил на руки и перенес на скамейку у стола. Нет, я не то, чтобы против такого способа перемещения, но как-то настораживает. Ах ты ж! Пол-то холодный. По такому даже два шага сделать, потом полчаса ноги отогревать и три дня простуду лечить. Ну, тогда понятно. А, судя по накрытому столу, меня будут кормить. Кормить – это хорошо. А еда тут съедобная, или как? Если это сон, то должно быть вкусно, а если на самом деле? Мы ж того этого, привыкли за годы тренировок к полезной и здоровой пище. Нет, нарушаем, не без этого. Ну какой подросток от сладкого откажется? Или от чипсов и газировки? Но, в основном, коктейли белковые, коктейли витаминные, овощи, фрукты, отварное, паровое, тушеное, хлеба минимум, макароны не желательны. Не гимнасты, но фигура тоже многое значит – гибкость и скорость никто не отменял.

Каша? Спокойно, Натик, спокойно. Сначала попробуй осторожненько. А то учитель по истории в свое время рассказывал, как золой солили, а то и вовсе без всего, да еще пригорало, и ели все равно. А ничего, вкусно даже. На молоке и с медом, если не ошибаюсь. А дерево настоящее, я чуть занозу не посадила. Ошкурено-то плохо. Впрочем, что с них взять, живут же в условиях средневековья и не слышали даже про банальную шкурку, не говоря про все остальные химические навороты. Ой, мамочки, тут же ни ванной, ни туалета. Как же я тут жить-то буду? Тоже что ли руки и лицо из тазика, а все остальное – летом в речке?

А может, я все-таки сплю? Причем в номере. Сейчас проснусь, а на соседней кровати Танька читает с фонариком под одеялом, чтобы тренер не засек. Надо себя ущипнуть, тогда и пойму. Больно – не сплю, не больно – сплю. Больно. И не помогло. Ладно, с этим разберусь потом. Главное, ноги и рука целы, и ничего не болит. А сон это, или жестокая реальность, разберусь. Тем более что просыпаться совсем не хочется, особенно, если проснусь в больнице под писк приборов.

Ричард присматривался к непонятной девушке. Внешность самая обычная, мало примечательная. Темно-русые волосы, едва достающие до плеч спереди и до лопаток сзади, чуть курносый носик, разве что глаза синие-синие, как небо на закате. Вот только поведение ее ничуть не соответствовало грядущему предназначению. А из глаз не уходит удивление и что-то еще, чему не подобрать определения. Неужели боги ошиблись? Не могли они так поступить с теми, кто все силы положил на защиту их последнего храма? Хотя, это боги, кто знает, что у них на уме.

Между тем жрец покосился за окно. Солнце начало опускаться. Еще немного, и оно скроется за горами. Ричард поднялся из-за стола и подошел к одному и сундуков.

– Что искать собрался? – остановил его жрец.

– Девочке одежду подобрать надо, – игнорируя взгляд Наташи, спокойно произнес рыцарь. – Не тащить же ее в замок в таком виде.

– Да, еще не лето, – вздохнул жрец. – Кой какие вещи тут были, но, сам понимаешь, крестьяне приносили, вид у них… – он не договорил, лишь махнул рукой.