– Любопытное предложение. Вызовет оживленные споры, – заметила она, подразумевая: «Вижу, ты подкинула совету очередную работенку».

– Необходимо, чтобы совет участвовал в принятии серьезных решений, – ответила Драммер, подразумевая: «Переживете». Эмили хихикнула, и Драммер, наполовину против воли, улыбнулась ей. Но улыбка сразу пропала.

Она перетерпела неизбежную светскую болтовню и любезности, начинавшие и оканчивавшие совещания, и при первой возможности сбежала к себе в кабинет. Воган или кто-то из его службы оставил ей тарелку соевой пасты с грибами и стакан вина. Драммер начала с вина.

Она вывела на свой дисплей систему Сол целиком. Планеты, космические города, станции. Астероиды вели сложный танец по орбитам, держась в островках стабильности, созданных гравитацией и географией системы. Все это походило на земной снегопад. Драммер никогда не видела снега и не знала, насколько точно это сравнение.

Она срезала бо́льшую часть информации, оставив столько, чтобы человеческому глазу под силу было разобраться. Вот «Дом народа» – на орбите Марса, но поодаль от планеты. А вот, ближе к Кольцу, Независимость. В ответ на запрос высветился «Малаклипс» – одинокий желтый огонек, сидевший как бы прямо на макушке Дома народа. Как будто и не взлетал.

Это от мелкого масштаба. Два огонька на дисплее в реальности разделяли уже сотни тысяч километров. Вдвое больше окружности Земли, и с каждой секундой расстояние увеличивалось. Просто этот непреодолимый разрыв между ней и Сабой был ничем в сравнении с великой пустотой вокруг. Здесь, в системе, и там, во всех системах за вратами.

Даже ее, рожденную в космосе, это ошеломляло. А все как будто ждали, что она управится за них. Возьмет все на себя, чтобы они чувствовали: кто-то как-то за все отвечает.

Вслух Драммер никогда об этом не говорила, но в душе таила тоску по положению дел в ее юности. Когда Пояс был АВП, Земля и Марс – врагами. В те времена казалось, это непомерно много. Но в свете событий последних лет давняя ситуация выглядела маленькой, управляемой. Драммер тосковала по эпохе, выковавшей ее такой, какая она есть. Научившей ее всему необходимому, а потом перебросившей на место, где она через раз чувствовала себя самозванкой.

До «Росинанта» оставалось несколько световых часов через врата. Традиционными дорогами расстояние измерялось бы в световых веках. Она представила Холдена напротив себя за столом. Глубоко вздохнула, медленно выпустила воздух и только тогда включила запись.

– Капитан Холден. Я получила ваш рапорт о ситуации на Фригольде. Выражаясь вежливо, предложенное вами решение не пройдет…

– Выражаясь вежливо, – сказала с экрана Драммер, – предложенное вами решение не пройдет. Ваш образ действий потребовал бы фундаментальных изменений в Союзе. Мы не сажаем в тюрьму. Мы перевозчики, а не политики. У нас нет тюрем. Нет заключенных. Нет судей. У нас – контракты. Если кто-то нарушает условия контракта, мы выражаем протест. Затем выставляем штрафы и санкции. А затем, если они по-прежнему не выполняют обещанного, прекращаем с ними игру. Но арестовывать мы никого не арестовываем.

– Звучит злобно, – заметил Алекс.

Холден поставил запись на паузу. В рубке было темновато, как любил пилот. Пощелкивала вентиляция, гудел в костях корабля двигатель – звуки, привычные, как тишина.

– Да, – согласился Холден, – этот голос довольным не назовешь.

Алекс поскреб в бороде и сочувственно пожал плечами.

– Не хочешь досмотреть наедине с собой?

– Едва ли от этого станет легче.

Он прервал паузу, и Драммер снова задвигалась.

– А еще мы не допускаем, чтобы кто-то из капитанов зарегистрированных у нас кораблей определял политику всего Союза. Ваши действия на Фригольде не должны были создавать прецедента, после которого мне придется тем же образом поступать со всеми нарушителями во всех системах. Вы должны были передать сообщение. Не торговаться. Не заключать сделок. Вас выбрали для того, чтобы все наблюдавшие за происходящим – а наблюдали все – увидели, что происходит с нарушителями контракта Союза перевозчиков.

– Стало быть, предполагался в первую очередь театр, а уж затем казнь, – обратился к экрану Холден. Хоть она и не слышала его слов. Однако Драммер помолчала, опустив взгляд и собираясь с духом, словно услышала.

– Теперь мне предстоит решать, – снова заговорила она, – как с минимальным ущербом восстановить сломанное вами. Я проконсультируюсь с советом и нашими юристами и сообщу вам, когда мы примем решение. И вы его исполните. Искренне надеюсь, что выражаюсь достаточно ясно для вас.

– Мне начинает казаться, что она меня немножко недолюбливает, – промолвил Холден.

– Чуточку завелась, – успокоил Алекс. – Не принимай за личную обиду.

– А пока, – продолжала Драммер, – возвращайтесь к Медине с губернатором Хьюстоном. Пошлю кого-нибудь встретить вас на причале. Вам придется зачитать составленное для вас заявление. Возможно, это будет извинение. Или разъяснение правил Союза. Как бы то ни было, вам его доставят тотчас по прибытии. И вы воспроизведете его дословно. Вселенная, Холден, не станет такой, как вам нравится, по одному вашему слову. В ней живут и другие люди. В следующий раз уважайте их мнение.

Запись кончилась. Алекс медленно, протяжно выдохнул.

– А вот это, пожалуй, уже личный выпад, – сказал он, когда Холден закрыл сообщение. Экран переключился на прокрутку рапортов системы. Выход двигателя, стабильность среды, расход тепла. «Росинант» делал то, что умел лучше всего. Чем всегда занимался. Внутренности тихо стягивались в узел. Холден не знал, от гнева, разочарования или еще чего.

Алекс хрустнул костяшками пальцев.

– Вид у тебя…

– Нет у меня никакого вида, – огрызнулся Холден.

– Она по-своему права. Колоний до черта, если мы с каждой начнем тягать плохих парней… ну, работы будет по горло. Объяснить, что, если не соблюдают правил, их не допустят к игре? Это жестко, но не меняет сути Союза, так?

– Так удобнее, – резче, чем хотел, отозвался Холден. – Верно. Да, я понимаю. Понимаю, что проще вести Союз при условии, что любой нарушитель контракта лишается его услуг и… и через десяток-другой лет, когда все колонии выйдут на самообеспечение, разрыв торговых отношений будет вроде шлепка по рукам. Но прямо сейчас? Это смертный приговор.

– Возможно, – сказал Алекс. – Хотя я слыхал, что комплекс Бара Гаон и Оберон уже…

– Речь не о комплексе и не об Обероне. Речь о Фригольде. Отрезанная на три года колония не продержится, они все перемрут с голоду. Так что прямо сейчас она приказала нам их убить. Только сформулировала так, что это выглядит результатом их выбора, а не нашего.

– Ну, это да, – начал Алекс, но Холден еще не все сказал. Слова так и рвались из него.

– Они не голосовали за Драммер, – напомнил он, с силой стукнув по экрану. – Они не имеют возможности оспорить ее решение, а она держит в руках их жизнь и смерть. Она обязана руководствоваться высшими стандартами, чем «так будет удобнее». И – в любой армии любых времен, если командир отдавал преступный приказ, долгом солдата было его ослушаться.

– Так-таки в любой армии?

– В любой хорошей.

– Пусть будет так. – Помолчав, Алекс заметил: – Нас они тоже не выбирали.

– Именно! О чем я и говорю!

– И то верно.

– Стало быть, мы с тобой согласны.

– Да. И все-таки похоже, что предстоит драка.

– Похоже. – Холден откинулся на спинку амортизатора. Шарниры, проворачиваясь, зашипели. Узел в животе от этого не распустился – а он так надеялся. – Дерьмо!

– Думаешь, она все же их закроет? Восстановит карантин?

– Не знаю, – ответил Холден. – Только если она так решит, то должна будет отправить нас везти Хьюстона обратно, умирать вместе со своими. А в политическом цирке не так уж красиво выглядит, когда капитан одного из прирученных тобой крейсеров отказывается выполнять твой приказ. Ей придется это учитывать.