– По-моему, ты заслуживаешь лучшего, – говорю я.

– Куда лучшего, – добавляет Джонатан.

– Эх, думаете, я этого не знаю? Он жуткий. Они все жуткие. Все свободные.

– Должен же быть в мире кто-то не отстойный. Ты с ним встретишься, обещаю.

Звучало бы свежее и убедительнее, если б я не произносила это уже миллион раз.

– Да идите вы оба в жопу, – срывается Кэролайн. – Вы не знаете, каково это быть одинокой и быть все время одной.

Она хватает зажигалку, лежащую на ограждении крыши, закуривает сигарету и дуется. Джонатан отмахивается от дыма.

– Как я превратилась в какого-то бездушного киборга с Тиндера? – ноет Кэролайн. – Я встречалась со столькими парнями и не смогла себя заставить – мне никто не нравится. Как будто со мной что-то не так.

– Нет, ты просто выбираешь парней, которые тебя не заслуживают.

– Я понимаю, это как в «Чем хорошо быть никому не нужной»: мы принимаем любовь, которой мы, по нашему мнению, достойны. И я знаю, что я офигенная, так почему я встречаюсь с такими идиотами?

Я слушаю, киваю и успокаиваю ее еще несколько минут, пока Джонатан не смотрит на меня Тем Самым взглядом, означающим, что нам пора. Мы едем в центр, а Кэролайн на север, так что смысла брать одно такси на всех нет. Я прошу у Кэролайн прощения, что ухожу.

– Да ладно, – отвечает она.

Она затягивается, и у нее обозначаются острые скулы. Дым она выдувает длинной струей прямо в небо.

Джонатан тянется взять меня за руку, но я невольно шагаю к Кэролайн.

– Хочешь, я останусь с тобой? – спрашиваю я.

Знаю, что хочет. Когда мы учились на первом и втором курсах, мы дожидались, пока вечеринка не угаснет, а потом падали в ближайшей закусочной и жрали омлет. Но это было давно. Сегодня я просто хочу отрешиться от шума вечеринки и забраться с Джонатаном в постель. Это неписаное правило: когда у тебя появляется парень, он становится твоим главным человеком, а лучшая подруга… не то что не так важна, но просто это другая важность. Они занимают в твоей жизни разные места. У Кэролайн никогда не было парня всерьез, поэтому она не понимает.

Она вздыхает.

– Нет, ты хочешь уйти. Иди. Пока.

Мне не по себе от того, что я ухожу и оставляю ее одну, но от каблуков болят ноги, и я знаю, что у Джонатана был длинный день. Пора идти. В такси по дороге к Джонатану я сползаю на сиденье и кладу голову ему на грудь. Слушаю, как бьется его сердце. Веки тяжелеют, я чувствую, как проваливаюсь в спокойный сон. Все – наконец-то – как надо.

Когда я в понедельник утром просыпаюсь в постели Джонатана, в Тиндере меня ждет сообщение от Адама. Джонатан перекатывается, чтобы отключить будильник, и мычит невнятное: «Мрррффф». По утрам он никакой. Обычно он засыпает еще пару раз, но сегодня, наверное, важное совещание, потому что он действительно выбирается из постели и бредет в душ.

Его квартира в Вест-Виллидж с одной спальней и видом на Всемирный торговый центр. К двери скотчем приклеена карта парижского метро – на память о нашем семестре за границей. Высокотехнологичный шведский матрас накрыт сбившимся темно-синим одеялом. Диплом стоит в книжном шкафу, забитом учебниками по экономике и старыми комиксами. Голубой флакон морского одеколона, золотые часы, доставшиеся от дедушки, рабочие бумаги и личные телефоны разбросаны по тумбочке.

Я ненавижу утро не так сильно, как Джонатан, но я тоже не привыкла начинать рабочий день в 6.45 – по-моему, переписка с Адамом в Тиндере сойдет за начало трудового дня.

Смешная штука эта потеря головы – может приключиться, даже когда лежишь в постели. В постели своего парня. Это просто безобидный рабочий флирт. Адам считал отсылку к «No Scrubs» для мужчины это довольно продвинуто. Что до «что еще я должен знать», я, наверное, должна сказать, что я матчмейкер, но просто не соображу, как вставить это в разговор. Он-то мне ой как нужен для Минди, и я не хочу его спугнуть.

Я делаю скриншот сообщения и отсылаю Кэролайн, прося помощи, но она не встанет еще часа три-четыре. Сегодня встреча со всеми матчмейкерми в «Блаженстве», так что я смогу попросить у них совета, как поступить с Адамом. Мне надо как-то убить время, пока Джонатан в душе, так что я захожу в Инстаграм девушки, которую знаю по университету; она проводит лето между Ибицей и Женевой, работает нянькой в европейской королевской семье. Выглядит загорелой. Я завидую.

Тут я и слышу щелчок двери ванной. На плечах Джонатана капли воды, которые стекают к белому полотенцу, завязанному на тонкой талии. Я прижимаю телефон экраном к груди и сажусь в постели.

– Угадай, что случилось, пока ты был в душе?

– Что?

– Мне написал парень, которого я приметила для Минди!

– Ух ты, отлично!

Он вынимает из шкафа темно-синий костюм и одну из восьми одинаковых белых сорочек – тех, что не нужно гладить, потому что мама за него это больше не делает, – и кладет все на постель. Снимает полотенце. Выглядит он, конечно, по-прежнему потрясающе, но целый год работы допоздна, когда нет времени на зал, и корпоративные излишества слегка округлили суховатую фигуру.

– Знаешь, это даже заводит: представлять, как другие мужики на тебя слюной капают в Интернете.

Он качает головой и ухмыляется.

Я не знаю, что ответить, но мне не нравится выражение его глаз.

– Сглазишь.

– Хочу поглядеть, кто пристает к моей девочке в Тиндере, – говорит он, делая движение к моему телефону.

Я протягиваю ему мобильник, закусив губу. Он смотрит на мой скудный список совпадений и переходит в профиль Адама, склонив голову набок.

– Э. Вот про этого не уверен. В смысле бабушка у него вроде милая.

– А что с ним не так? Для тридцати трех лет милашка.

– Ну он такой… человек искусства?

Я скрещиваю руки на груди и закатываю глаза.

– Что ты знаешь о том, как снимать мужиков-натуралов?

– Ну, может, ты и права, – он поднимает угольно-серый полосатый галстук и гладкий синий. – Какой тебе больше нравится?

Я выбираю серый. Меня немножко раздражает, что Джонатану не понравился Адам. Я и так уже нервничаю из-за встречи с Марком и совещания в «Блаженстве»; а из-за того, что Джонатан не в восторге от Адама, мне только хуже.

Я привожу себя в порядок, чищу зубы щеткой, которую держу у Джонатана, впрыгиваю в джинсы и топ, завязываю волосы в хвостик. Джонатан надевает пиджак, раскладывает по карманам личный айфон, корпоративный блэкберри и бумажник. Хлопает себя по карманам, чтобы удостовериться, что ничего не забыл.

– Алекса, гаси свет, – велит он голосовому помощнику и выбегает из квартиры. – Саша, идем, – зовет он меня тем же тоном.

Мы спускаемся на лифте в вестибюль. Снаружи тротуары забиты медленной туристической толпой. Джонатан хватает меня за руку и быстро тащит через толпу; ноги у него ненамного длиннее моих, но мне всегда приходится почти бежать, чтобы угнаться за ним. Ему терпения не хватает ни на кого, кто движется медленнее нескольких световых лет в секунду.

Когда мы добираемся до метро, я желаю ему удачно увернуться от того, чтобы управляющий директор срывал на нем злость: развод – жуткая штука. Он желает мне удачи с Марком.

Джонатан занимает положение у подножия тотемного столба «Голдман Сакс», которое означает, что его внимания требует Очень Важная Работа – с той минуты, как он проснулся, до той, когда свалится после полуночи. Технически он просто занимается таблицами в «Эксель» и составляет подробные презентации в «ПауэрПойнт», но настоящая работа – выглядеть как можно более занятым и напряженным, когда он у босса на глазах, что из-за того, как спланирован офис, бывает постоянно. То есть он приходит рано, остается допоздна и никогда ни за что ни с кем не переписывается. Ужасно, я целый день не могу с ним поговорить. Даже когда мы видимся, он пишет боссу имейлы из постели. Иногда я пытаюсь с ним разговаривать, но его отсутствующий взгляд сообщает, что голова у него занята работой, а не мной. Роман с банкиром – это не для всех, но я бы и не стала встречаться просто с банкиром. Когда Джонатан может выйти из рабочего режима и стать собой – ботаном, в которого я влюбилась, – все жертвы оказываются оправданны.