— Благодарить, за что? За то, что он охраняет вас от самой себя? — продолжил Мерц в той же манере скрытого неодобрения. — Здесь нет врагов. Основателей почитают, как богов. Этот мужчина — это ваша преграда к свободе. Смотрите на вещи в том свете, в коем они есть, иначе сгинете. Здесь нет места для слабых. Я не позволю принцу постоянно вас оберегать. Сейчас вы его делаете слабым! Сколько проблем вы ещё ему доставите, прежде чем поймёте? — подошёл он к Юи настолько близко, что она вновь почувствовала его горьковатый запах. Пахло дымом от свечей, травами и лекарствами. С одной стороны, этот привкус талого воска навевал тёплые воспоминания о доме, а с другой, страх. В его голосе Юи услышала ненависть, и причём не она одна. Стоило Мерцу сократить дистанцию между ними до двух шагов, как сверкающее золотым светом копьё, упёрлось ему в горло.

Азариас обнажил оружие против советника будущего короля в один миг.

— Ты что забыл с чьих рук ешь? — перевёл Мерц свою злобу на мужчину в белом плаще. — Как смеешь ты угрожать второму человеку после короля?

— Пожалуйста, — схватила его Юи за руку. Мышцы воина напрягались, поэтому она быстро поняла, что он не шутит, и тот острый взгляд, что светится из-под остроклювого шлема — это взгляд того, кто готов убивать. — Азариас, пожалуйста, опусти копьё. Он советник Кино и его дядя, он не причинит мне вреда… — говорила она, веря в светлое и хорошее в людях, вот только она вечно забывала, что вампиры — не люди.

Страж опустил копьё и отошёл от Юи на один шаг. Он вновь ударил себя в грудь и поклонился.

— Не извиняйся, — замахала она рукой. — Это твоя работа меня защищать. Я знаю, что ты не можешь ослушаться приказа Кино, — заговорила Юи, и тогда мужчина смог подняться с земли. — Вам же тоже это известно, — переключилась она на Мерца. — Вы знаете, что он часть личной стражи короля. Они исполняют только его приказы. Не подходите ко мне так близко, и тогда Азариас не расценит это как угрозу. Думаю, в этом мире должны быть нормы, в которых говорится, какое расстояние разделяет мужчину и женщину, будучи при дворе. Я мало пока об этом знаю, но верю своему стражу, если он так поступил, то вы были неправы.

— Хотите, чтобы я извинился? — с иронией спросил Мерц, желая потереть своё горло, однако делать этого не стал, гордость не позволяла показать слабость.

— Это решать вам, — ответила ему Юи. — Кино сам решает, как ему поступить. Когда вас нет рядом, то он поступает самостоятельно. Делается он слабым или самим собой, вам виднее. Но я не могу оттолкнуть его руки, если он протягивает её. Он уже моя кровь, а вскоре станет опорой. Что произойдёт, если жена отвернётся от мужа? Разве он станет от этого сильнее?

— Он ещё мальчишка! А вы рассуждаете, как человеческая девчонка! Задача ваша проста — родить мужу наследников и дать ему власть. Такова роль королевы, а лезть в дела управления — чревато последствиями. Запомните мои слова, иначе я сам вас приструню, — сказал он, а в ответ получил ветер с песком.

Азариас распахнул крылья и утащил Юи в сад на крыше. Ему следовало оберегать её и не важно, кто при этом встанет у него на пути, таков был приказ его правителя.

“Лети и молись, — посмотрел Мерц в небо, видя удаляющегося демона с девушкой в руке. — Завтра ночью я скреплю ваши руки, а потом ты умрёшь первой! Яд гремучей змеи убивает мужчину в считаные минуты. Из тебя же моя змея высосет жизнь, и кровь основателей не поможет!” — взмахнул он зелёным плащом, ожидая темноты.

***

“Что же ты делаешь? — зажмурилась Юи в полёте. — Он тебя погубит за такую дерзость… — жалела она своего безмолвного друга, замечая, что они уже на земле. Мужчина спрятал крылья под белым плащом, зажал копьё левой рукой и, присев на землю, поклонился. — Боже мой, это моя вина!” — загорелась Комори от стыда. — Не надо! Встань скорее! Я… я виновата, прости меня! Встань же! — задёргала его Юи за кромки металлической амуниции, что заканчивалась на плечах, но её страж не сдвинулся с места. — Ничего не выходит… — отступила Юи, зная эту привычку просить прощения за дерзость и выказывать своё повиновение. — Я виновата, не нужно было говорить все эти слова Мерцу. Я потеряла над собой контроль. Вдруг стало так обидно за Кино и остальных… Иногда у меня случаются такие всплески настроения. Наверно, это из-за моего сердца. Видишь ли, оно не совсем моё. Оно принадлежит моей сестре, а она и я — это разные личности. Порой мне кажется, что оно такое же чёрное, какой была она. Дома мне всегда доставалось из-за этих выходок. Язык — враг мой… — наивно улыбнулась она, сдерживая поток слёз. Она вспомнила Руки и дом Муками, свой дом. Так ругаться она могла только с ним, за что расплачивалась собственной шеей, но мириться, мириться с ним она никогда не уставала. — Прости меня… — задрожала она в голосе и упала на выложенную камнем дорожку. — Прости… я так немного посижу… — закрыла Юи скорее лицо ладонями, всхлипывая от тяжести, которая засела в её груди.

Будущей королеве не полагается сидеть на земле и плакать в одиночестве — так сказал бы ей любой житель этого замка.

Так сказал и Азариас. Он не мог сказать словом, но говорил делом.

Комори упала на колени, а он поднялся. Она поняла это, только когда увидела на земле, куда временами устремлялся её взгляд, носки от его обуви. Он закрыл собой солнце, и настала благодатная тень.

Позднее Юи услышала приятные взмахи расправленных крыльев и, очутившись в коконе из перьев, она благодарно прикрыла глаза.

— Спасибо, — схватилась она пальцами за края белого плаща, чувствуя, как со спины её обнимают коричневые крылья, — я так посижу… совсем чуть-чуть… я тебе обещаю, что скоро успокоюсь… очень скоро… — продолжала рыдать она, стараясь остановить этот поток из солёной воды, мало понимая, из-за чего вдруг ей так стало одиноко и почему столь невыносимо хочется плакать.

***

— Ева… — прозвучал голос в голове Руки. Он звучал на протяжении всей недели, но вампир упорно не выходил из своего дома. Муками знал, что на улице бродит Карлхайнц и над чем-то улыбается.

— Сегодня первая ночь полнолуния… — тихо сказал он, глядя на небо. В его доме томилась тоска. Никого не было рядом, только старая мебель и картины. Этот особняк построил его дед, а потом во времена банкротства поместье сгорело. Карлхайнц отворил врата в мир между мирами, здесь никого не было кроме них двоих. Туман, старые воспоминания и яблоня, которую он видел во сне. — Время пришло… — устало произнёс Руки и вышел на улицу.

Влажный, но совершенно пустой воздух подул, когда вампир отворил дверь, и белая пелена, что заполняла в этом мире всё, приняла его как родного.

— Решил, наконец, выйти, — насмешливо сказал Того, когда услышал приближение сына. — Знаешь, мне нравится твой старый дом. Я решил, что здесь ему будет самое место. Это так волнительно, вспоминать то, что позабыл.

— Я никогда не забуду тот день, как и многие другие из моей жизни, — ответил ему Руки и остановился возле каменной чаши с водой. Она располагалась под яблоней, туда иногда падали её махровые листья, а Того довольно вынимая их, смотрел на расходящиеся круги. — Отец, почему ты не ушёл? Я был уверен, что пронзил твоё сердце…

— А ты и пронзил, — иронично сказал тот. — Знаешь, мне даже показалось, что это больно. Больнее, чем жар обычного огня. Вы, дети, многого не знаете, поэтому обмануть вас не составило труда. За этот год я часто за вами наблюдал, думал и наслаждался тишиной. Моя дочь сошлась с основателями, и я подумал, что Карла объединит наши миры, но, кажется, всё идёт к тому, что грядёт новый раскол, война и множество зря погубленных жизней. Иногда воины необходимы — они разгоняют скуку. Здесь я могу понять Карлу. Однако я повидал на своём веку не одну такую войну, поэтому сейчас хочу увидеть плоды моих долгих трудов. Мне было дано видение, — вздохнул он и заходил по кругу, захватывая в него и подозрительного Руки. — Тогда я понял, что Юи не то дитя, которого я так жду. Мне нужен её ребёнок. Девочка… Ты же отдашь мне её, когда придёт время?