— Знаешь, — заговорил с ним Шин, хотя сам уже смотрел в потолок, на котором играли солнечный зайчики, — мы никогда не распространялись о том, что случилось там, в мире демонов. До вчерашней ночи сомневались, кто выпустил нас из той темницы, но для меня до сих пор загадка, почему Карлхайнц засадил нас в эту тюрьму и закрыл глаза, когда мы сбежали?

— А я и сейчас неуверен, что это был он… — ответил Карла, но к брату не повернулся. Он смотрел на раздвижные двери и вспоминал — гнев, печаль, панику и безысходность, что охватывали его изнутри, когда они были заточены в подземелье старого замка владыки мира демонов. — Ты очень много болтал, — вспомнил основатель и незаметно для себя искривил губы в улыбке. — Не удивительно, что мальчишка лишённый родительского внимания нашёл тебя занятным. Тогда я и подумал, что возможно однажды твой длинный язык послужит нашему освобождению, — сказал Карла, несколько восхищаясь собой. — А потом стал появляться этот Мерц и сейчас уже сложно сказать, почему одним утром наша дверь оказалась открытой. Но одно я знаю точно — этот мерзавец Того был игроком и его блеф словно искусство. Он обвёл вокруг пальцев всех и даже меня… — вспомнил Карла и невольно заскрипел зубами от злости.

— Интересно какие настанут времена, когда королём станешь ты? — замечтался Шин. — Небось, будешь таким же безумным, как наш старик. Наделаешь кучу детишек, а потом они устроят кровавое месиво за твою железную табуретку, — издевался рыжеволосый, находя хоть какую-то забаву.

— Нет… — бесстрастно ответил Карла и посмотрел на брата вполоборота. Шин не смотрел на брата, он играл с солнечными лучами, просвечивая свои бледные руки, которые в ярком солнечном свете казались невероятно могущественными, словно весь свет подчинялся его вескому слову. — В моём распоряжении скоро окажется всё, но нет того, о чём ты говоришь, — сказал Тсукинами так расплывчато, а на самом деле понимал, что продолжить род основателей просто-напросто не с кем. — Шин…

— Да… — отозвался парень. Он чувствовал себя намного лучше, а после разговора с братом готов был поспорить, что его распирает от лишней энергии, но из-за несовершенства тела, которое не в состоянии восстановиться так же быстро, как и его духовный мир, был вынужден валяться здесь.

— Карлхайнц никогда не боялся нас, он всегда с нами играл, как с неразумными детьми, — начал говорить Карла. — И то, что мы оказались в темнице — есть моя вина.

— Ты чего? — удивился Шин и запрокинул голову. Старший брат стоял в двух шагах от его изголовья и сухо смотрел. Он часто был молчаливым и холодным, но тут было что-то другое, скорее Карла думал говорить или в очередной раз промолчать?

— Он это сделал в назидание мне, — сказал основатель и встал ещё ровнее, чем прежде. Его высокое тело в длинной синей юкате вдруг стало горделивее, говоря каждым своим движением, что он всегда знал причины их томления, просто признавать перед другими этого не хотел. — Это я убил нашего отца, — громко сказал Карла, и у Шина перехватило дыхание от таких заявлений.

— Да о чём ты таком говоришь?! — выкрикнул одноглазый юноша и сквозь ноющую боль, заскоблился на мягких постелях. Он волоком перевернулся набок и всё же присел. Смотреть брату в глаза прямо — вот чего он сейчас так сильно хотел. — Его убил Карлхайнц! Ты это сам видел! — прокричал Шин, хотя и знал, что это доставит ему очередную боль.

— Нет, — бесстрастно ответил Карла и продолжил возвышаться над младшим братом.

— Да как же так… — прошептал Шин, придерживая руку на забинтованной груди. Он лежал в лёгкой юкате и бинты лишь частично выглядывали из затянутого на талии хлопкового халата.

— Я уничтожил его задолго до того, как Карлхайнц реализовал свой план. В день моей помолвки, когда я отравил его нашей болезнью, я подписал ему приговор. Этот узурпатор Сакамаки нашёптывал мне, что это моя вина, я убил нашего отца, ведь не приложи я к этому руку, и Того никогда бы не подступился к нашему отцу.

— Для чего ты мне всё это говоришь сейчас? — в ужасе спросил Шин и посмотрел на старшего брата стеклянным от шока глазом.

— Ты ведь и так это знал… Ты презирал меня за то, что я сделал. Но потом изменил своё мнение…

— Да, верно! — перебил его Шин. — Я был глуп и поплатился за это своим глазом, твоей честью и даже надеждой… — вспомнил он, как потерял глаз и как Карла встал ради него на колени, а его единственная любовь перестала существовать даже в тени надежды.

— Всего лишь благодарность… — сказал Карла, не робея и на долю секунды. — Больше ты мне ничем не обязан. Нас осталось лишь двое… Я знаю свой путь, а тебе пора выйти из моей тени и найти свой.

— Карла, чего ты несёшь? — разозлился Шин на то, что брат его даже не слушает. Он сказал всё что хотел и пошёл. Это бесило юношу больше всего. Сейчас он не мог встать и взять того за шиворот, чтобы вытряхнуть всю эту дурь из его набитого льдом тела, а ползти за ним значило бы, что всего его слова чистая правда. — Чёрт, тебя возьми! Карла! — кричал он ему, но всё это не имело значения. Если этот основатель что-то решил, то только очевидные факты могли переубедить его.

***

— Шин, я принесла тебе чай, — сказала Комори перед тем, как посмотреть на брата, который пытался подняться на ноги. Карла покинул его покои минуты две назад и всё это время основатель старался найти в себе силы, чтобы встать, но заканчивалось всё тем, что его колени дрожали и в самый ответственный момент подгибались.

— Вот чёрт! — ненавистно выкрикнул он, когда вновь упал на свой футон.

— Шин… — увидела его страданию Юи. — Что происходит? Для чего ты… — пыталась с ним говорить она, одновременно следуя к его постели.

— А ты не видишь? — злобно зыркнул в её сторону Шин. — Встать пытаюсь! — взбеленил он так сильно, что даже чёрная повязка на его левом глазу перекривилась.

— Наверно, тебе стоит ещё чуть-чуть полежать, — тихонько сказала Юи и согнула колени рядом с мягкими постелями основателя. Она поправила повязку брата, протёрла его очки и осторожно вернула на законное место.

— Чуть-чуть говоришь… — прищурился Шин.

— Да… — сказала Юи сквозь улыбку и отвернулась в сторону белого чайника с заваренным чаем. — Шин? — похолодела Комори, когда рука вампира вдруг обвила её талию и маленькая чашечка, что секунду назад дребезжала в её худых пальцах, покатилась по шершавым татами.

— Ты сама это сказала! — заявил вампир и потянул Юи за красные оби. Этот предательский пояс уже дважды за один день заставил её чувствовать себя неловко. Комори упала на постели основателя и широко распахнула свои алые глаза. Она напугалась ещё тогда, когда Шин коснулся её, а сейчас её сердце было готово выпрыгнуть из груди. — Расслабься, мне нужна только кровь, — сказал он вполне спокойно, словно отныне давать ему кровь было её обязанностью. — Она поможет мне восстановить силы, — тихо сказал вампир, когда наклонялся над шеей блондинки.

— М-н! — закусила Юи губу. Шин не стал церемониться с ней, а тут же прокусил её вену на шее. — Шин… — сквозь тяжёлое дыхание сказала Комори, думая, что её голос усмирит вампира, но звуки её тонкого отчаявшегося голоса лишь воспламеняли его.

— Кровь… — довольно улыбнулся Тсукинами и приподнялся от маленького тела, что вдруг оказалось под ним. — Она изменилась… — сообщил он и надавил на прокусанную шею Юи, чтобы очередные капли крови застыли в рубиновых сладостях. — Практически идеальная, — восхищался он, забывая о брате и прочих мелочах. Он не пил такой крови уже несколько тысяч лет. Это что-то такое запретное и одновременно сладкое, такое от чего он не мог отказаться. — Как долго мы ждали этого дня, — сказал Шин и закатил свой золотой глаз, дерзко припадая к кровоточащей шее блондинки.

— Шин, мне больно! — зажмурилась Юи и вцепилась в рыжие волосы брата. — Хватит… — ослабевала она, но основатель не слушал. Его пленил вкус и собственно запах, тем более сейчас, когда его тело жадно требовало питания для регенерации повреждённых тканей.

— Спасибо тебе за этот божественный вкус… — блаженно выдохнул Тсукинами и поцеловал похолодевшую ладонь Юи. — Засыпаешь? — хитро улыбнулся он. Блондинка едва видела свет его золотого глаза не то, что очертания ухмыляющегося лица. — Только этим днём будем спать вместе, — решил он не торопиться и улёгся на грудь блондинки, используя её тело, как обычную жёсткую, но такую аппетитную подушку.