Там внизу раскинулась широкая река. Её воды искрились чище бирюзы, а серые скалы преграждали путь любому, кто пожелал бы окунуться в прохладную негу реки.

— Пришло время искупаться, — сверкнул Тсукинами золотыми глазами, и Комори поняла, что боится.

— Шин, подожди… — попыталась всё исправить она, не учтя, что порой бывает поздно чинить то, что уже сломано.

— Ждал! — безнадёжно вырвалось у него, и девушка двух секунд не просидела у того на руке.

— Я не умею плавать! — выкрикнула из последних сил Юи, но было поздно. Основатель сбросил её прямиком в ущелье.

— О таких вещах нужно говорить сразу, — покачал головой Шин и усмехнулся. — Что с тобой делать… — бросился он следом без раздумий и сожалений.

Комори не успела даже помолиться, как оказалась в руках парня, хватаясь за его тёмно-зелёную майку, как за спасательный жилет. Ей не пришлось думать о дыхании или крике. Всё тело оцепенело от страха, а дыхание перехватило. Всё произошло так быстро, что единственное чувство — это сырость и прохлада.

Вода приняла в свои объятия без лишних церемоний и споров. Едва сцепившиеся тела коснулись её поверхности, как раздался громкий всплеск и одни из последних основателей пошли ко дну.

Шин вынырнул с захлёбывающейся от пережитого потрясения Юи секунд через тридцать. Её тело трясло от адреналина и частых глотков воздуха, которыми она не могла насытиться.

— И чего ты этим добился? — обессилено ударила она в грудь вампира, как только тот ступил на твёрдую землю.

Комори так напугалась, что не заметила всей красоты того места, куда привёл её старший брат. Неглубокое ущелье и светящаяся при свете дня лазурная река. Более того, парень нашёл грот, куда водой прибило белый песок. Место, где он мог спокойно поговорить и окончательно положить конец своим сомнениям.

— Шин! — выкрикнула она его имя от обиды и боли. Парень толкнул её на песок и навис над ней. — Шин… — смотрела она в лицо неприятностям, которые светились золотом.

— Хочу знать, — признался основатель, приближаясь к мокрому лицу Юи. Тсукинами склонялся над губами Комори, желая украсть её поцелуй, но девушка вдруг закрыла рот бледной ладонью и уставилась огромными от пережитого потрясения глазами. — Вот ты и ответила, — разочаровался бессмертный, касаясь губами холодной ладони Юи.

Непрямой поцелуй… Сколько в нём одном чувств, таких, что Комори не могла их понять.

— Ты не она, — улыбнулся Шин и упал на спину, греясь о тёплый песок. — Знаешь, Мене бы непременно позволила себя поцеловать, но осталась бы холодной и гордой, такой, чтобы меня грызла совесть до конца дней моих. А, падая в реку, она бы не испугалась. Она бы обязательно отругала меня, но вскоре стала бы весела и радовалась бы этому месту вместе со мной.

— Мама? Не понимаю… Какое отношение она имеет к этим безумным прыжкам… И, естественно, я не она, — поджала колени Юи и уставилась на основателя, который успокоился и только не таял на солнце, как сливочное масло.

— Было время, когда я любил твою мать всей душой, — признался Шин и не сказать, что этот ответ порадовал Комори. Лёгкое чувство усталости и разочарования одолевало её. В последнее время все чего-то ждали и подстраивали её под себя. Мало кто спрашивал, чего хочет она, и видел, какая она… — Не переживай, — прикрыл глаза он, — Мене не отвечала мне взаимностью, а над моей пылкостью смеялась. Для неё я всегда был мальчишкой, от которого можно ожидать чего угодно. Она любила нас как племянников, выгораживала и защищала. Но в то же время была строга и проступки, которым нет прощения, не забывала. Я же тебе говорил, что она так и не простила Карлу. И это отделило нас навсегда.

«Так, Карла меня об этом предупреждал…» — вспомнила Юи, и парень оживился.

— Он тебе рассказал! — заулыбался он. — Что же ты молчала? А что он ещё сказал? — забросал вопросами Шин, испытывая непреодолимое любопытство.

— Он не говорил… — покраснела Комори на секунду представляя, что об этом ей сказал бы Карла. — Мне было велено не провоцировать тебя. А ещё он сказал, что ты не посмеешь оставить семью во второй раз. Правда, он не ответил, когда был первый раз и в чём причина.

— Да ты спровоцировала меня, — ухмыльнулся рыжеволосый и потёр лицо. — Давненько мне никто пощёчин не давал, — посмеялся он. — Женщина так тем более… На такое безумие разве что твоя мать могла пойти, — размечтался Тсукинами. — Эээ? — опомнился он. — Как это? Ты забыла, о чём я тебе рассказывал? Я же говорил, что потерял глаз у лорда демонов…

— Тогда… — отвернулась Комори. — Я сидела у вас в темнице, страшно замёрзла и переживала совсем о другом, — вспомнила Юи и затихла. Вспомнился Руки и вся его шумная семья. «Хочется домой…» — загрустила Комори, не обращая внимания на проделки Шина.

— Уже скоро, — развернул её голову основатель. — Нам пора возвращаться, я слегка перестарался, пытаясь тебя впечатлить, — почесал затылок он. — Может быть, ещё успеем до прихода Карлы, тогда всё обойдётся, — широко улыбнулся вампир в своё оправдание.

Беззаботность — это так заразительно. Улыбка — поглощает и смущает. Для Юи злость не имела значения. Обижаться на проделки Шина невозможно. Осталось опасение, ведь Карлу такими дешёвыми трюками не проймёшь.

***

«Чёрт! Я же уже извинился!» — злился Шин, судорожно сжимая пальцы на коленях.

Они не успели. Карла ждал их дома и ждал уже давно. Те детские проделки, которыми хвастался младший Тсукинами, с треском провалились. Старший брат не кричал, более того, он и голоса не повысил. Основатель смотрел с таким упрёком, что ладони начинали потеть.

Глупая улыбка, с которой надеялся всё уладить Шин, не дала результатов. А уж виновато опущенная голова Юи, только подтверждала правильность вынесенного приговора.

Весь оставшийся день Шин вычищал комнату старшего брата, а Юи закрыли в комнате и велели ожидать своего часа.

Солнце село, и оба виновника склонили спины в комнате старшего брата.

По такому случаю переоделись в юкаты. Шин насколько мог за полчаса обучил Комори как правильно ходить и присаживаться в традиционной одежде. Он потратил столько сил, а брат не смилостивился даже на какой-то крохотный грамм.

Прошло уже минут десять. Карла продолжал обрезать концы стеблей у собранных девушкой цветов, формируя икебану. Точное движение руки и звук кованого металла, наточенного до остроты бритвы.

Юи вздрагивала каждый раз, когда тот просовывал между лезвий стебель и безжалостно срезал его часть.

— Карла! — не выдержал Шин и подскочил. — Вина моя! Я несу ответственность, пусть девушка идёт к себе! — слегка повысил тон рыжеволосый, надеясь спровоцировать брата и направить весь его скрытый гнев на него одного.

Тсукинами соизволил хладнокровно взглянуть, и у младшего брата перехватило дыхание. В глазах основателя исчез весь понимающий свет, проблеск и тот захоронился где-то от страха перед истиной натурой бессмертного.

— Прости, — опустился на колени Шин и склонил голову. — Я поступил опрометчиво. Меня могли увидеть, и я подверг опасности нашу сестру, — серьёзно сказал он, касаясь носом татами.

— Говоришь, готов взять ответственность… — соизволил говорить Карла, продолжая свою сложную композицию, которая била по глазам жёлтыми хризантемами, сучковатой высушенной до серого цвета веткой, ядовито-зелёными ветками пихты, оттеняясь разве что почти прозрачными космеями. — Ранее тебе было неведомо это слово. Не припомню, чтобы ты брал на себя больше, чем можешь унести.

— Не забираю сказанных слов, — выпрямился Шин и уверенно посмотрел на старшего брата.

— Раз так, — гордо поднялся из-за стола Карла и с ножницами в руке направился в сторону провинившихся подопечных, — то я прощаю тебя. Но ответственность ты примешь, и она же послужит тебе наказанием, — сообщил о своём решении он и сделал шаг в сторону Юи.

— Я же сказал, что сделаю, так как ты пожелаешь, — развернулся он в сторону брата, слегка нервничая, ведь Карла остановился рядом с Комори и прискорбно смотрел на её согнувшееся тело. А эти чёрные ножницы с изогнутыми ручками, что изредка лязгали — пытка.