— Чего? Я не ослышался? Ты собираешь поухаживать за девушкой? — еле сдерживая смех, спросил настоящий покоритель женских сердец. — Да тебя она и на километр к себе не подпустит, — отмахнулся рыжеволосый, намекая на не искренность и холодность брата.
— У этой глупышки есть слабость, — проговорил он, стоя уже в дверях. — Ей-то, я и воспользуюсь, — признался Карла, захлопывая за собой дверь, оставляя Шина во тьме.
«Да у неё их целый комплект», — усмехнулся юноша над словами брата. «Нет! Слабость лишь одна — жалость, вот её дар и порок, она не видит границ», — понял Шин и лёгкий озноб прошёл по его телу. От одной мысли, что Карла собирается использовать Юи, так же как когда-то Руки использовал Камико, в голове всё переворачивалось. Чувство потерянности, которое уже охватило его однажды в плену, терзало с виду безразличную душу. Но даже оно не переубедило бы старшего брата изменить своим планам, он это видел по безумным глазам, игравшим во время странного приступа смеха — радости и отчаяния.
Кони сменили свои масти, короли изменили отчизне, променяв белое на чёрное, а чёрное поле боя на белое и всё ради одной единственной королевы, оказавшейся в самом центре этого сражения. И пока ум не затуманится, хитрость не иссякнет и рука не дрогнет, бессмертные сердца будут кровоточить от пронизывающих красотой шипов алых роз.
***
Сладкий и слегка резкий запах эфирных масел разносился по ванной комнате, расслабляя своими восточными ароматами, измученное тело и душу.
Горячая вода обволакивала бледное тело основателя, скрывая под своей гладью яркие кровоподтёки, оставшиеся после встречи с заклятым врагом. Мышцы изнывали от боли, в глазах всё плыло и отрывки из прошлого мелькали, словно безумный сон.
Запах крови и дым костров стоял в горле, но Карла не мог вспомнить ни места, ни времени, всё было в тумане. Завеса, как сети окутала историю их семьи и порой, когда мысли покидали это бренное тело, в памяти мелькали стены их старого дома, расположенного где-то в горах, хриплые звуки мужского голоса и тихий женский смех.
Облокотившись на холодные стенки ванны, Карла раскинул свои локти, глубоко вдыхая пряный аромат сандала, откидывая белокурую голову. Кончики волос, окрашенные кровавыми каплями, погружались в воду, впитывая её тяжесть, пока мысли о прошлом заглушали боль настоящего.
«Я помню этот голос, это был мой дед. После свадьбы мать с отцом несколько лет жили в горах с родителями, пока отец не отвоевал землю у этих бестолковых людишек», — вспоминал Тсукинами, прикрыв глаза, незаметно улыбаясь от этих мыслей. «Верно, безумный король», — усмехнулся он, вспоминая о величии. «Но безумным его прозвали не за последние годы правления, а за то, что он вознёс наш род до небывалых небес. Имея великую силу, наши предки скрывались в ночи, обходя людей стороной, а он разрушил все иллюзии и показал кто здесь добыча, а кто владыка. И резиденция, когда-то скрытая пиками гор, вознеслась над Киото, затмив своим светом жалкого императора мира людей», — подумал Карла, гордясь в такие моменты своим прошлым, но последующее правление Гайсбаха раздражало юношу, заставляя зубы сжиматься от злости, перемешанной с обидой.
— Мирная жизнь похоронила твоё величие, отец, оставив за плечами безумие, — сказал он вслух, скатываясь по влажной чаше под воду, как странные звуки чужого присутствия донеслись до вампира.
Блестящие на свету капли взмыли в воздух, обнажая покрытое шрамами тело бессмертного. Деревянная ширма с резными окошками зашаталась на кафельном полу, раскрывая непрошенную гостью.
— Ты здесь чего делаешь? — выкрикнул Карла, видя перед собой напуганную до неузнаваемости Юи. — Я спрашиваю, как ты здесь оказалась? — повторил он, выхватывая из грязного сюртука сверкающий нож. — Отвечай или я тебе башку отрежу, потом назад не приклеишь, — пригрозил Тсукинами, хватая девушку за руку, как вместо слёз и оправданий раздался смех. Перед глазами всё поплыло и, отшатнувшись в сторону, Карла врезался в ледяные края белоснежной раковины, повиснув на ней. Острый, как бритва нож выскользнул из рук, со звоном встречаясь с чёрно-белой плиткой выложенной шахматным полем. И золотые глаза сквозь пелену стали различать знакомую ухмылку.
— Точно спятил! — еле сдерживая смех, заявил Шин, видя потерянный взгляд брата. — И как ты собрался произвести впечатление на девушку? — с умным видом спросил рыжеволосый, поднимая с пола нож. — Думаешь, если кинуться на неё в чём мама родила, то путь к её сердцу будет открыт? — продолжил издеваться он, бросая брату белое полотенце. — Это, мой друг, называется — эксбиционизм, а это, позволь сказать, совсем не романтично, и даже не эротично, — заявил Шин, покручивая нож в своих руках, пропуская толстое лезвие между длинных пальцев.
— Плевать я хотел на её сердце, — пробурчал Карла себе под нос, глядя, как капли уже остывшей воды, стекают с белокурых волос, образую лужу на гладком полу, отражая его покрытое испариной лицо. — Ужин при свечах явно ей готовить не планирую, — добавил он, злобно сверкая глазами.
— Это твоё безумие, брат, то есть я хотел сказать величие, — прокашлявшись сквозь смех, поправился Шин, — не доведёт тебя до добра.
— Твоя наглость и любопытство сведёт тебя в могилу, — возразил Карла на насмешливый тон родственника. — Сколько веков прошло, а ты так и не научился стучать, прежде чем зайти, — возмутился основатель на бестактность младшего брата, которой он всегда так отличался.
— У всех свои пороки, — развёл руки он, давая понять, что эта привычка его совсем не тяготит, а скорее наоборот — воодушевляет.
— Вот и иди в другое место со своими пороками, — начал выгонять его Карла, не желая ничего объяснять из произошедшего, но этого было и не нужно, Шин уже всё давно понял.
— Подожди, — затормозил ногами юноша, не желая пока уходить, — это ведь твоя болезнь, она прогрессирует, почему ты скрываешь это от меня? — обеспокоено спросил он, посматривая на брата через плечо.
— Тебе показалось, оставь меня, — делаясь совсем безразличным, попросил Тсукинами, вновь погружаясь в ванну.
— Нет, мне не показалось, — огорчённо произнёс Шин, наклоняясь над старшим братом. — Поэтому твои раны так плохи и вдобавок галлюцинации затуманивают рассудок.
— Молодец, поставил диагноз, — ехидно произнёс Карла, поднимая свою гордую голову, — только жаль ты не врач, а то белый халат был бы тебе к лицу.
— Думаешь? — посмеялся рыжеволосый, распахивая серый жакет.
— Подлецу всё к лицу, — почти незаметно усмехнулся вампир, прикрывая от усталости глаза.
— Даже так, — посмеялся Шин, — но не нужно быть врачом, чтобы заметить твоё плохое самочувствие, — вдруг серьёзно заговорил юноша, закатывая манжеты. — Тебе стоит начать пить человеческую кровь, — посоветовал он, делая глубокий надрез на запястье, и взяв прозрачный бокал с камина, наполнил его до самых краёв. — Знаю, на вкус она не лучше золы, но всё же силы даёт, — признался бессмертный, вспоминая вкус крови обычных людей, передавая брату чистой, не запятнанной веками крови.
— Спасибо, — проглотив язвительный тон, проговорил Карла, принимая бокал. — Пока ты столь щедр, мне нет необходимости прикасаться к этой мерзости, — сморщился он, отпивая ещё тёплого напитка, который понёсся по его иссушенным венам бурным потоком, орошая потрескавшиеся стенки сосудов, заживляя раны и придавая жизненных сил.
— Порой мне кажется, что ты прародитель баранов, а не вампиров, они явно унаследовали твоё упорство, — вполне серьёзно подшутил Шин, заставляя брата поперхнуться от услышанного. — Ладно, восстанавливайся, только смотри, чтобы рога не выросли, — съехидничал рыжеволосый, зализывая свою рану, закрывающуюся с каждой секундой, оставляя на месте пореза лишь розовый след. — Я ушёл, и в следующий раз прикрывай свой срам, — поиздевался он, довольно выглядывая из-за двери, тут же захлопывая её, ведь в него летел тот самый нож, сверкая золотой окантовкой, вонзаясь в дубовую дверь.
— Исчезни! — приказал он, испытывая недовольство от наглого поведения брата. — Я покончу с Карлхайнцом и найду лекарство, — пообещал Тсукинами, понимая, что Шин стоит за дверью и на самом деле переживает за него. — Умирать я не собираюсь, может наша жизнь жалкая, но так будет не всегда, — добавил он, слыша, как брат посмеивается и качает головой, но всё же оставляет его.
