Джефф хитро улыбнулся.
– Ладно. Но ты все равно будешь наказана за неуважение к Самому Лучшему Управляющему Фермы.
Он подхватил Элис и посадил себе на плечо. Она взвизгнула и засмеялась, цепляясь за его руки. Джефф пробежал по проходу и осторожно опустил жену на ступень лестницы, уходящей под крышу. Элис шутливо шлепнула мужа по руке.
– Я иду разогревать ужин, зови мальчишек.
Джефф с улыбкой подал ей бумаги.
– Разве твое место на кухне?
– Если я люблю готовить, почему нет? – подмигнула Элис и вышла.
С улицы донеслись крики и смех. В хлев заглянул Чак, на земляной пол упала полоска закатного солнца.
– Таня, иди к нам! Эрроу не верит, что я тебя в прошлый раз через плечо бросил!
Та усмехнулась, и вынув наушники, провела широкой ладонью по волосам.
– Скажи, пусть подождет. Я тут еще не закончила.
Джефф повесил лестницу на крюк, захлопнул дверь кладовки, и спросил сына:
– Мешки перетащил?
– Они в сарае.
– Опять на сене дурачитесь?
– Мы все уберем, обещаю.
Створка захлопнулась. Через секунду послышался визг младших мальчишек, Джефф фыркнул в усы.
– Что делает с человеком мечта! – он повернулся к Тане. – Пообещал ему пикап отдать в конце лета, если будет вкалывать как следует. До каникул еще три дня, а он, гляди, уже старается.
– Пойдет на пользу, – кивнула работница, – в семнадцать лет у них внутри вечный двигатель. Чем больше его нагружаешь, тем лучше работает. Не то, что у нас.
Джефф расхохотался и хлопнул ее по плечу.
– Кто бы говорил! Знаешь, как тебя Чак недавно окрестил? Русским Хоганом*!
Таня оскалилась и, шагнув к двери, выглянула во двор.
– Эй, сопляк! Сейчас ты у меня получишь! Назвать меня именем какого-то усатого деда!
Она сбросила обувь и выскочила на улицу.
– Ну?!
Джефф зашел за угол и, сев на ящик у стены, стал с улыбкой наблюдать за возней во дворе.
Таня тигриной походкой приближалась к низкой ограде открытого сеновала. Дэвид и
Эрроу, обы чумазые, как чертята, вынырнули из за пухлых цилиндров прошлогоднего
сена, и с визгом пронеслись мимо нее. Джефф поймал и посадил Дэвида к себе на колени, тринадцатилетний Эрроу взобрался на лестницу у крыши хлева и устроился там, как на насесте.
Последние красные лучи проходили между балками крыши и бросали на стены ломаные тени.
Женщина тихо кралась между стогов. Раздался шорох, Таня хищно прищурилась. Чак упал на нее сверху, но она ловко перекатилась вперед и оставила его лежать на куче сухой травы.
– Что, съел?
Парень молниеносно вскочил и бросился на нее. Таня легко уклонилась от его руки, подставив колено. Чак потерял равновесие, пальцы противницы ловко поймали и запрокинули ему голову, схватив за узел густых волос на затылке.
– Хочешь бороться всерьез, придется постричься! Этак тебя всякий за лохмы поймает.
Чак извернулся и ребром ладони надавил ей на шею. Таня выпустила его. Улыбки белели в синеве вечернего воздуха.
Джефф, смеясь, покачал головой.
– Она права, Чак. Или красота, или практичность.
Потом посерьезнел и спустил младшего с колен.
– Ну-ка иди сюда. Мы с тобой работали над этим приемом. Что, память за неделю отшибло? С какого перепугу ты пытался достать ее левой рукой?!
Чак встал в стойку напротив отца. На третий раз у него получилось, Джефф поднялся с земли, вытряхивая из волос травинки.
– Другое дело. На тебя одного Таня да еще я. Совесть имей, не позорься.
Таня сверкнула улыбкой:
– Не робей. Талант есть, у меня глаз наметан. Только спеси бы поменьше, глядишь, и перестанешь так попадаться. И дружка уму-разуму научишь, – подмигнула она.
Джефф вопросительно поднял бровь. Чак махнул рукой.
– Да это она про того придурка, Сайхема.
– Джереми? Он что, тебя задирает?
Чак сплюнул прилипшую травинку.
– Да нет. Просто за ним все ходят, в рот ему смотрят…
– А тебя бесит, что не за тобой ходят? – поинтересовался Джефф.
– Девчонки в классе говорят, он похож на эльфийского принца, – вклинился Эрроу.
Чак метнул в него яростный взгляд.
– Сайхем заставляет их делать всякие глупости. Вчера рюкзак одному семикласснику закинул на дуб возле школы. Вроде, проверка на храбрость. Ну тот и полез. Добрался до середины, висит, руки дрожат, эти идиоты внизу ржут.
– А ты что?
– Что я? Ну снял его, и сумку палкой сбил. Но я же не могу поспеть всюду.
– И не должен. Мы не можем быть в ответе за все на свете. Что касается Джереми… дурь в голове обычно проходит годам к двадцати. Ну а если нет, то жизнь ему потом сама вправит мозги. Тебе не обязательно этим заниматься.
На небо высыпали первые звезды. Крыши построек медленно остывали, с гор наползал вечерний туман. Окна дома зажглись, раздался голос Элис.
– Ужинать! – хлопнул в ладоши Джефф, – а ну, кто быстрей до крыльца?
Чак подхватил Дэвида на спину, и они с Эрроу помчались наперегонки к светящемуся проему входной двери.
***
Свет падал призрачной колонной через круглое окно церковной башни. В неподвижном воздухе медленно оседали светлые волокна дыма. Потушенные свечи роняли блеклые капли.
– В чем ты согрешила, дитя мое?
Голос священника был так же тускл и невыразителен, как потертая серая стена исповедальни. На лицо Маргариты падала клетчатая тень ширмы.
– В делах и в мыслях, отец Пирс.
Старый священник вздохнул и поправил очки.
– О чем ты хочешь рассказать Господу?
– В прачечной я случайно дала миссис Гольд шесть долларов сдачи вместо восьми, а потом поленилась бежать за ней в такую непогоду. Правда, она и не заметила.
– Это все? – отец Пирс потер лоб.
Кружевная тень на бледной щеке шевельнулась.
– Мой сын Джереми… меня беспокоит, что он становится таким… взрослым.
– Разве это грех? Дети растут на радость родителям.
Женщина смущенно кашлянула.
– Молитесь, чтоб Господь дал вам мудрость, – продолжал священник, – взросление это сложный период.
Он сотворил крестное знамение над склоненной головой, и откинул тяжелую занавеску.
– Всего доброго, мисс Сайхем.
Тяжелая дверь глухо бухнула, и в церкви наконец настала благословенная тишина.
***
Маргарита достала из сумки связку ключей и открыла дверь. Солнце заливало пестро обставленную комнату. Черный питбультерьер, лежащий на ковре, поднял угловатую голову и глухо зарычал. В окно кухни влетел мотылек и запутался в желтоватом тюле.
– Лежи, Даггер, это всего лишь я.
Женщина подошла к зеркалу и придирчиво оглядела себя, со вздохом достала помаду и накрасила губы. Розовый ядовитым пятном осветил увядающее лицо. Меж темных прядей сверкнула позолота длинной сережки. Марго расстегнула верхнюю пуговицу блузки, еще раз бросила взгляд в зеркало и спустилась в прачечную. Пора было приниматься за работу.
Дом, в котором она жила вместе с сыном, стоял на главной деревенской улице. Два помещения наверху предназначались для сдачи туристам в летний сезон. Здешние живописные места пользовались неизменной популярностью у любителей рыбной ловли и прогулок на природе. Остальная часть строения делилась на жилые комнаты и прачечную на первом этаже. Там Маргарита и проводила основную часть времени, сортируя чужое бельё и слушая радио с песнями шестидесятых.
Жар поднимался от гладильной доски, на которой исходила паром полосатая сорочка. Марго потянулась за содовой, стоявшей на столе. Бутылка была пуста. Выключив утюг, женщина поднялась по лестнице и прошла в тесную кухню.
Входная дверь с треском распахнулась, по плиткам пола проехала школьная сумка, Даггер залаял и побежал навстречу хозяину.
– Привет, дорогой! – Маргарита, сладко улыбаясь, вышла в коридор и протянула руки к сыну.
Джереми бросил на нее косой взгляд из-под густых ресниц. Даггер ласкался к нему, рыча и поскуливая. Длинные пальцы лениво потрепали собачье ухо.
– Как школа?
– Как всегда, – бросил Джереми, проходя мимо матери.