– Сергей Александрович, мы друг друга ещё с университетских времён знаем… Кто ещё может быть в курсе дела о том, что говорилось в радиограмме чехов? Немцы? Союзники? Если вы что-то недоговариваете, это…

Лейтенант вздохнул, потом встал и направился к выходу. Уже на пороге он повернулся к капитану:

– Чем конкретно нас обстреляли? Химия… Вы не анализировали?

Николаев подошёл к окну. Сумерки наползали на форт от лесной чащи. Не поворачиваясь, глухо сказал:

– Знаете, Пётр, а ведь я вас не помню среди своих студентов. – И добавил после короткого молчания: – Адамсит. Или другая какая-то дрянь на основе мышьяка. Бойцы Лютенко продегазировали форт… Вы трое точно в рубашках родились, как сказал Штильман. Доза-то, похоже, была убойная, даром что ветер в другую сторону дул.

Шпагин молча вышел из барака.

Утром, после завтрака, Пётр спустился на четвёртый уровень. Николаев уже был там. О вчерашнем разговоре не вспоминали. Оба химика методично осматривали бесконечную, казалось бы, вереницу лабораторий, вспомогательных помещений, вентиляционных установок и невероятной сложности систему технологических коммуникаций, состоящую из труб всевозможного диаметра и назначения, воздуховодов, насосов, фильтров, башен перегонки, реакторов… Не зная, как конкретно выглядит ящик, что именно он хранит, они практически искали иголку в стоге сена. И всё же оба надеялись на логику учёных; они ставили себя на место чехов, пытаясь хотя бы примерно определиться с частью огромного комплекса, в котором те могли спрятать материалы. Другого выбора не было.

За обедом Юлия понукала Крюкова и Малинникова, наседая на них с просьбами поскорее закончить разминирование пятого уровня. Оба сапёра суеверно открещивались от девушки, обещая, что к вечеру дадут ей возможность обследовать по крайней мере начальный участок уровня, вокруг входа.

После еды наступил «мёртвый час»: сапёры начинали свой четырёхчасовой отрезок работы. По их требованию, спецы не должны были находиться в бункере в то время, пока они работали внизу.

Врач и трое учёных собрались вместе в столовой. Разговор не клеился. Начался монотонный, осенней занудности, дождь. Брюквенное поле с мрачным скелетом сгоревшего «Штуга», развороченное гусеницами и покрытое оспинами воронок, не поднимало настроения, да и лес потерял привлекательность, нацепив дождевой маскхалат.

Стало немного веселее, когда к ним присоединились Лютенко и старлей Южаков, комвзвода танков. Южаков принёс аккордеон; оказалось, он неплохо играл («для танкиста», поддел его Лютенко), и Юлия первой предложила потанцевать.

Время подошло к ужину.

Сапёры, устало отдуваясь, вернулись из бункера.

– Ещё смену, ну, может, две. Если подлянки не будет никакой, – сказал Крюков в ответ на немой вопрос Асмоловой.

– Пётр, давай перекусим побыстрее, и… – Капитан внезапно поперхнулся. Изо рта у него хлынула кровь.

Шпагин не сразу понял, что случилось.

Ему показалось, что взрыв прогремел позже, после того, как Николаев стал наваливаться на него. У капитана была пробита грудь.

Оглушённый Пётр не смог удержать его, упал под тяжестью обмякшего тела.

Он пытался встать, но ноги скользили по крови на полу. Фотографически чётко он видел, как Штильман с окровавленным лицом рухнул рядом с обезображенным, иссечённым осколками Малинниковым… как страшно дёргался Крюков, по-неживому, конвульсивно…

– …Южаков! Южаков! – кричал Лютенко, зажимая рану на щеке. – К танкам! Немцы! Живее, помоги же, твою дивизию…

Танкист подхватил Лютенко. Сквозь дверной проём Шпагин видел, как они бежали к стенам форта; бойцы Лютенко уже занимали оборону.

– Юлия! Ты где? – Шпагин озирался, мотая головой, пытаясь вытрясти противную глушь из ушей.

Девушки не было.

Взрывы на территории форта раздавались один за другим.

Шпагин сполз по стене спиной, оставляя кровавый след, и уселся на полу. Подмога не успеет, механически подумал он. Немцы будут здесь раньше.

Пора.

Лейтенант встал и, шатаясь, направился к бункеру.

Звуки боя не проникали на такую глубину, лишь едва ощутимые содрогания пола под ногами говорили об интенсивности схватки на поверхности.

Шпагин повернул рубильник освещения.

Собственно, он изучил командный пункт досконально, мог бы при необходимости работать и в темноте. Он неделями практиковался в том, что намерен был сделать в следующие мгновения.

Подойдя к щиту управления, лейтенант уверенно защёлкал переключателями и тумблерами, приводя в готовность соленоиды цистерн третьего уровня. Оставалось последнее – маховик открытия шлюзов. Меньше чем через минуту тонны воды хлынут с третьего уровня, затапливая всё, что находилось под ним. Н-штофф взорвётся при контакте с водой, уничтожит подземелье…

Включая документацию, оставленную чехами-сопротивленцами.

– Не спеши, Пётр…

Он вздрогнул и обернулся.

Тяжёлый «токарь» нелепо смотрелся в маленькой женской руке. «Тендитной», сказал бы Лютенко.

– Как ты догадалась?

Не спуская глаз с лейтенанта, Юлия по-кошачьи переместилась от двери к основному пульту в центре КП. Теперь, если бы ей нужно было выстрелить в Шпагина, щитовая не попадала на линию огня. Умно, отметил он.

– Нельзя быть таким опрометчивым, товарищ лейтенант, – она сделала упор на слове «товарищ». – Если ты рассказываешь об окислителях, которые известны науке настоящего времени, старайся использовать сведения, известные только науке настоящего времени…

Что-то было слишком очевидным в этом её высказывании, но Шпагин не вдавался в подробности. Время поджимало.

– Это ты о чём? – Он мысленно прикидывал: если она всадит в него пару пуль, сумеет ли он всё-таки провернуть маховик хоть на два-три оборота? А что это изменит? Нелепо…

– Трифторид окиси азота будет открыт только четверть века спустя. Как видишь, я не догадалась. Я знала.

Пол дрогнул под ногами Шпагина. На этот раз он не был уверен, что от взрыва.

– Я в какой-то степени даже подчищала твои помарки… Зачем ты приволок сюда журнал? И зачем нужно было смущать беднягу Штильмана, применяя антидот, которого ещё нет на вооружении РККА? – Юлия вынула из кармана разовый пакет-иглу и подбросила её на ладони.

– Если бы не антидот, мы бы сейчас не разговаривали, – хрипло ответил Шпагин.

Девушка смято улыбнулась, словно бы он сказал нелепицу.

– То, чем нас травили, твоим антидотом не вытащишь… – Она снова нырнула в карман и достала на этот раз плоский синий кругляш, который самостоятельно и довольно шустро перебрался ей на тыльную часть ладони. – Я же сказала: подчищала помарки.

Она не наслаждалась эффектом и не проявляла участие, она полностью контролировала ситуацию. Это совсем не нравилось Шпагину.

– Дело в том, что ты пока не знаешь, кто я и что тут делаю, а вот я знаю о тебе всё, – продолжила Юлия. – Давай так: ты дашь мне пять минут, и, уверяю тебя, они у нас… у тебя… есть. Ты пока просто постоишь, а я покажу тебе расклад, которого ты не знаешь. Идёт?

«Как будто у меня есть выбор», – зло подумал Шпагин. Немигающий зрачок ствола «ТТ» здорово помогал в принятии решения.

Он кивнул головой. Юлия села за пульт, опёршись магазином пистолета на стол.

– Тяжёлая штука… – пожаловалась она. – Я буду говорить, а ты считай себя в полном праве перебивать и поправлять меня, если я ошибаюсь. Согласен? Значит, так. Ты действительно Пётр Шпагин, и по должности ты в самом деле лейтенант, но служишь ты в Межвременной Службе Химбезопасности и находишься здесь для того, чтобы помешать тем… наверху… захватить материалы чехов-подпольщиков. Пока всё верно?

Шпагин кивнул, сделав при этом едва заметный шаг вперёд.

– Ц-ц-ц, лейтенант, не надо горячиться… – Ствол пистолета качнулся, указывая Шпагину на прежнее место. – Поскольку ты не смог найти материалы, а «те наверху» наседают, и вполне возможно, что они прорвутся и завладеют документами, ты, судя по всему, решил перейти к плану «Б», так? То есть залить всё к хренам, в надежде, что оставшийся Н-штофф уничтожит документы?