За терроризмом и миграцией следует третий страх европейцев – экономические неурядицы и социальное неравенство. Экономика Евросоюза с 2012 г. показывает медленный рост, но это модель низкого роста. Инвестиции в ЕС находятся на уровне ниже исторически среднего, то есть порядка 22 % ВВП. Не решена проблема «плохих», невозвратных кредитов, хотя признаки нормализации имеются. В целом удалось справиться с задачей сокращения бюджетных дефицитов, но масштабные меры по спасению государствами своих финансовых институтов в 2008–2009 гг. привели к кризису суверенной задолженности, к резкому росту государственного долга, который в еврозоне в среднем превысил 90 % ВВП[2]. Сегодня недостижимой мечтой является целевой показатель Пакта стабильности и роста, вступившего в силу в 1999 г., согласно которому государственный долг не должен превышать 60 % национального ВВП. Многие страны ЕС продолжают жить не по средствам. Общепринятым стало мнение о невозможности Греции когда-либо выплатить свой госдолг, который приблизился к 180 % ВВП. Экономика страны подключена к аппарату искусственного дыхания в виде внешних заимствований.
Остаются нерешенными, более того, усугубляются другие проблемы. Выступая 8 июня 2017 г. на заседании Совета управляющих Европейского центрального банка в Таллине, Марио Драги заявил, что социальное неравенство в ЕС является фактором сильной дестабилизации. Неравенство в доходах населения стран – членов еврозоны выросло со времени глобального финансового кризиса. Кроме того, наблюдается увеличение дивергенции между более богатыми и менее богатыми участниками еврозоны. Именно растущее социальное расслоение и обеднение широких слоев среднего класса – причина феномена «нового популизма» и в Европе, и в США. Он же сыграл видную роль в таких явлениях, как «брекзит» и избрание Д. Трампа.
Данные Евростата свидетельствуют, что в наибольшей степени проблема неравенства проявилась на «периферии» ЕС – в Греции, Испании, Португалии. Оно увеличилось и в таких государствах, как Франция и Германия[3]. По абсолютным показателям неравенства в доходах в наибольшей зоне риска (доходы верхних 20 % населения превышают доходы нижних 20 % более чем в 6–8 раз) находится значительная группа стран, включающая, по нарастанию неравенства: Эстонию, Латвию, Грецию, Испанию, Болгарию, Литву и Румынию[4].
Неизменный спутник перечисленных проблем – еще одно из «величайших зол» У. Бевериджа – безработица. В мае 2017 г. в ЕС-28 работу не имели более 19 млн человек (9,3 % трудоспособного населения)[5]. Этот показатель намного лучше антирекорда 2013 г. – 11 %, но цифры по странам сильно различались. В самом тяжелом положении находились Греция (22,5 % безработных) и Испания (17,7 %). В категории до 25 лет положение было особенно бедственным – безработица достигла 18,9 % в еврозоне (16,9 % в ЕС-28). Ее пиковые страновые значения зарегистрированы в Греции (46,6 %), Испании (38,6 %), Италии (37 %). По общим показателям безработицы ситуация не выглядела из ряда вон выходящей. Так, в конце 2004 г. в ЕС безработица составляла 9,2 %. Но современная ее структура, отсутствие перспектив найти стабильную работу, стагнация заработной платы или ее абсолютное снижение скрывают за этими схожими цифрами намного больший протестный потенциал. Не случайно, что именно радикально настроенная молодежь со всей Европы внесла основной «вклад» в массовые беспорядки во время проведения саммита «большой двадцатки» в Гамбурге в июле 2017 г.
Невзгоды, обрушившиеся на Евросоюз с 2005 г., со времени конституционного кризиса, усилили разбалансировку управленческих механизмов в Евросоюзе. Она дает о себе знать и по сути, и по форме. В очередной раз очевидность этого проявилась 4 июля 2017 г. на пленарном заседании Европарламента в Страсбурге, на котором с докладом о результатах председательства Мальты в Европейском совете выступил ее премьер-министр Джозеф Мускат. На заседание явились порядка 30 евродепутатов из 751. Президент Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер, по традиции участвовавший в мероприятиях такого формата, резко высказался по этому поводу, назвав Европарламент посмешищем и обещав больше не приходить на такие заседания. Его возмутило пренебрежение, которое евродепутаты продемонстрировали в отношении «малой страны» ЕС. Не менее резко ему ответил президент Европарламента Антонио Таяни, указавший на то, что это ЕК подотчетна ЕП, а не наоборот. На следующий день Юнкер передал Таяни письмо с извинениями.
Перепалка между руководителями двух ветвей власти в ЕС не выглядела бы так сюрреалистично, если бы отражала личные, а не институциональные проблемы в функционировании организации. Позже, комментируя эту стычку, ряд евродепутатов в оправдание провального заседания приводили аргументы в пользу того, что в порядке вещей слабое внимание к председательству малой страны ЕС. Аргумент, который лишний раз подчеркивает очевидность случившегося. Казалось бы, частный эпизод, но в действительности он говорит о разрыве между декларациями о способах принятия решений в ЕС и реалиями: в центре этого процесса стоят вес и влияние крупнейших государств-членов.
Конфигурации лидерства
С учетом раскручивающегося маховика «брекзита», ближайшее будущее Евросоюза будет зависеть от действий или бездействия, инициатив и политического лидерства в первую очередь остающейся в ЕС «большой четверки»: Германии, Франции, Италии и Испании. Именно в таком составе, получившем название «версальский формат» по месту проведения совещания, руководители этих государств встретились в марте 2017 г. «Четверка» могла бы вырасти до «пятерки», однако отношения Брюсселя и Варшавы испорчены как никогда, и теперь не только в связи с критикой в том, что Польша отходит от верховенства закона и свободы слова. Особенно недобрую память о себе оставила после себя попытка Варшавы заблокировать на саммите ЕС в марте 2017 г. продление мандата поляка Д. Туска в качестве председателя Европейского совета. Кроме того, именно Польша вместе с прибалтийскими государствами делает все возможное для торпедирования строительства новой ветки газопровода «Северный поток – 2», который принес бы Германии и другим странам бесспорные экономические выгоды. Игнорировала Польша и протесты Берлина и Вены в отношении намерений законодателей США использовать экстерриториальное применение закона для лоббирования в Европе интересов американских компаний – производителей сжиженного газа за счет поставок из России. Во время визита Д. Трампа в Польшу в июле 2017 г. власти страны громко приветствовали планы по превращению своей территории в хаб для поставок СПГ из-за океана.
Несколько важных процессов оказываются в Евросоюзе в режиме сталкивающихся друг с другом тенденций. Избрание президентом США Д. Трампа обозначило линию на дальнейшее ослабление внимания Вашингтона к европейскому «театру политических действий». Одновременно грядущий выход Британии из интеграционного объединения еще больше ослабляет влияние англо-саксонского фактора на развитие ЕС. В результате в сложной ситуации оказывается ряд стран – «младоевропейцев», вступивших в организацию в 2004 г. и позже и рассматривавших в первую очередь США и Британию как своих покровителей. Теперь же им надо либо переориентироваться на других грандов ЕС, либо продолжать полагаться на стратегическую поддержку американцев и англичан. Однако ни Вашингтон, ни Лондон в новых исторических условиях не будут уделять им столько же внимания, как в период до «брекзита» и до Трампа.
Что касается переориентации, то встает вопрос – на кого? Германия продолжает набирать вес в Евросоюзе, что станет особенно очевидным в свете вступления А. Меркель в четвертый раз в должность канцлера Германии после парламентских выборов в сентябре 2017 г. Но это не то государство, под сенью которого прибалтийские страны или Польша чувствуют себя комфортно, тем более что по ряду экономических вопросов их интересы прямо противоположны.